Социализм. Экономический и социологический анализ

Недавно были сделаны попытки привлечь на помощь методы экспериментальной психологии и физиологии, и многие ожидают от этого в высшей степени важных для социализма результатов. Нет сомнения, что при социализме нечто подобное медицинскому обследованию армейских призывников должно бы использоваться, но только в большем масштабе и с использованием более утонченных методов. Придется исследовать симулянтов, которые надеются под предлогом физических недостатков избежать тяжелой и неприятной работы, так же как и тех, кто претендует на неподходящую для их данных работу. Но самые горячие защитники таких методов едва ли могут претендовать на что-то большее, чем на минимальную корректировку одного из тяжелейших последствий бюрократизма. Для всех тех видов работ, которые требуют чего-то иного, кроме мышечной силы и хорошего развития органов чувств, эти методы вообще бесполезны.

Социалистическое общество -- общество должностных лиц. Этим определяются как господствующий стиль жизни, так и мышление членов общества. В последние десятилетия по всей Европе расширялся слой людей, которые всегда ждут продвижения и зависят от "начальника", которые живут на фиксированное жалованье и потому не понимают зависимости между производством благ и удовлетворением собственных потребностей. Люди такого типа особенно распространены в Германии. Ими и определяется социально-психологический облик нашего времени.

Социализм не знает свободы выбора профессии. Каждый должен делать, что ему сказано, и отправляться, куда ведено. Все иное просто немыслимо. Позднее и в связи с иными вопросами мы обсудим, как это должно сказываться на производительности труда. Здесь нам следует обсудить положение при таких условиях искусства и науки, литературы и прессы.

При большевиках в России и в Венгрии художники, писатели и ученые, признанные специально для этого созданными инстанциями, освобождались от общей трудовой повинности и получали определенное жалованье. [157] Всех остальных принуждали к труду на общих основаниях, и они не получали никакой поддержки своей художественной или научной деятельности. Пресса была национализирована.

Таково простейшее решение проблемы, которое к тому же гармонирует с общей структурой социалистического общества. Бюрократизм распространился на сферу духа. Кто не нравится людям власти, не получает разрешения рисовать, лепить скульптуры или дирижировать оркестром. Его работы не публикуются и не исполняются. И даже в случае, когда решение не зависит напрямую от произвольного суждения хозяйственного руководства, а основывается на мнениях экспертных советов, суть дела не меняется. Напротив, экспертные советы, неизбежно заполненные пожилыми, хорошо устроенными специалистами, еще менее способны помогать росту молодых талантов, отличающихся своеобразием и, возможно, большим мастерством, чем члены советов. Даже если в выборе участвует весь народ, это не облегчит рост тех, кто имеет смелость отказаться от традиционной техники и принятых мнений. Такие методы отбора только плодят эпигонов.

В "Икарии" Кабе [158] публикуются только такие книги, которые нравятся республике (les ouvrages preferes) [159]. Писания досоциалистических времен подлежат рассмотрению: частично полезные будут переработаны, а те, что сочтены опасными или бесполезными, сожжены. Возражение, что это будет то же, что сделал Омар, сжегши Александрийскую библиотеку, Кабе считает несостоятельным. [160] Ибо, говорит он, "nous faisons en faveur de l'humanite ce que ces oppresseurs faisaient contre elle. Nous avons fait du feu pour bruler les mechants livres, tandis que des brigands ou des fanatiques allumaient les buchers pour bruler d'innocents heretiques" <"Мы делаем в пользу человечества то, что угнетатели делали ему во вред. Мы развели костры, чтобы сжечь дурные книги, тогда как разбойники или фанатики зажигали костры, чтобы сжечь невинных еретиков"> [173*]. При таком подходе невозможно решить проблему терпимости. За исключением чистых оппортунистов, каждый убежден в истинности своего мнения. Но если бы такое убеждение само по себе оправдывало нетерпимость, каждый имел бы право притеснять и преследовать любого, думающего иначе. [174*] В этих обстоятельствах призыв к терпимости исходил бы исключительно от слабых. Сила" влекла бы к проявлению нетерпимости. Между людьми должна быть постоянная война и вражда. Мирное сотрудничество делается невозможным. Либерализм требует терпимости к любому мнению именно потому, что он желает мира.

При капитализме перед художником и ученым открыты многие пути. Богатые люди могут следовать своим склонностям, небогатые -- искать богатых покровителей, или работать в государственных учреждениях, или же попробовать жить продажей своих работ. Каждый из путей имеет свои опасности, в особенности два последних. Вполне может случиться так, что тот, кто несет или мог бы нести человечеству новые ценности, будет страдать от нужды и бедности. Но нет способов эффективно предотвратить такую возможность. Творческий дух -- это дух новаторства. Он должен стремиться вперед, разрушать старое и заменять его новым. Невозможно облегчить ему тяжесть этой задачи; если бы удалось, он перестал бы быть первопроходцем. Прогресс нельзя организовать. [175*] Нетрудно увенчать лаврами гения, завершившего свои труды, с почестями захоронить его останки и в память его воздвигнуть монументы. Но невозможно сгладить гению путь к исполнению своего предназначения. Общество ничем не может помочь прогрессу. Если оно не обременило индивидуума цепями, если не поставило перед ним непреодолимых препятствий, оно сделало все, что можно ожидать от общества. Гений найдет путь для реализации своей свободы.

Национализация интеллектуальной жизни, неизбежная при социализме, должна сделать невозможным всякий интеллектуальный прогресс. Можно обмануться тем, что в России вошло в моду современное искусство. [162] Но эти новаторы начали работать еще до того, как Советы встали у руля. Будучи непризнанными ранее, они стали сотрудничать с Советами в надежде на признание со стороны нового режима. Большой вопрос, однако, смогут ли будущие новаторы сдвинуть их с завоеванных ныне позиций. [163]

В утопии Бебеля общество признает только физический труд. Искусству и наукам отведены только часы досуга. Благодаря этому, мыслит Бебель, общество будущего "будет располагать учеными и художниками всякого рода в неисчислимом множестве". В соответствии с личными склонностями они станут посвящать свой досуг исследованиям и художественному творчеству [176*]. Бебель позволил себе поддаться филистерскому недоброжелательству работников физического труда ко всем тем, кто не рубит лес и не носит воду. Для него все виды интеллектуального труда суть простые шалости. Это выясняется из того, что он ставит их в один ряд с "товарищеским общением". [177*] И все-таки нужно исследовать, мыслимо ли в этих условиях предоставить духовному труду ту свободу, без которой он не может существовать.

Очевидно, что все работы в области науки и искусства, которые требуют времени, путешествий, приобретения технического образования и значительных материальных расходов, будут исключены. Но мы предположим, что можно посвятить себя литературе или музыке после окончания дневных трудов. Далее мы предположим, что такая деятельность будет защищена от зловредного вмешательства со стороны хозяйственных руководителей, которые могли бы, например, переводить непопулярных авторов в отдаленные места, и что с помощью преданных друзей литератор или композитор может наскрести денег, чтобы заплатить государственной типографии за публикацию небольшого тиража. Таким способом он может даже преуспеть в издании небольшого периодического органа, а может быть даже в организации небольшого театра. [178*] Но все эти начинания должны будут выдерживать тяжелую конкуренцию с официальным субсидируемым искусством, а к тому же хозяйственные власти могут в любой момент прикрыть все дело. Не следует забывать, что во власти хозяйственных руководителей будет установление условий издания. Никакой цензор, император иди папа Римский никогда не обладали такой властью для подавления интеллектуальной свободы, как социалистическое общество.