Змееносец. Сожженный путь(СИ)

- Хорошие ребята, улыбнулся Лысый. Ты тоже теперь , наша подруга.

- Ты о Вацлаве, вдруг вспомнила она, закусив губу.

- Ну да, усмехнулся Лысый. Что, забыла?

- Нет, прошептала она, покачав головой. Мы здесь вчера были, спросила она шепотом

- Да, хриплым голосом, ответил Лысый. Пиво есть?

- Может в холодильнике осталось, задумчиво ответила Илза, успокоившись.

- Пойду поищу, сказал Лысый, сползая с кровати.

- Лысый, а чем вы занимаетесь? тихо спросила Илза, взглянув на помятое лицо парня.

- Ты же знаешь, мы за народ, удивился Лысый, посмотрев на Илзу.Или забыла?

- А что, народу без вас плохо? удивилась она, глядя перед собой.

- Да, кивнул Лысый, плохо.

- На верфи бастуют понятно, а вы то что, удивленно промолвила Илза. Из вас никто не работает, что вам народ ?

- Не говори глупостей красотка, усмехнулся Лысый, и пошел в кухню.

- По моему вы просто компания пьяниц, которая занимается иногда мелкими кражами, сама удивляюсь, как я с вами связалась? пожала плечами Илза.

- А кто тебя в бар на работу устроил, а? послышался недовольный голос из кухни. Забыла? А пива нет, протяжно произнес Лысый. - Воду пей, недовольно сказала она, поднявшись с кровати. И вообще, иди давай, мне убирать надо.

- Глупая ты, вернулся в комнату Лысый, с кружкой в руке. Кушать в стране нечего, хорошие продукты в цене, "советы" давят на нас. Командуют суки, нами! А ты устроена в жизни, все у тебя есть. А кто тебе это дал?

- Не ты, фыркнула Илза.

- Правильно, это Вацлав, мой товарищ. А сколько разного, хорошего товара, ты продаешь? Денег не хватает? злорадствовал Лысый, надевая джинсы. Или тебе напомнить, сколько лет дают за такую торговлю? А? усмехнулся Лысый.

- Надоел, крикнула она из кухни, гремя посудой. Сама знаю, и напоминать не надо!

- Конечно, скривился Лысый, надев рубашку.

- Мстители народные, тихо сказала она, и открыв кран, принялась мыть посуду.

Лысый оделся, зашел в кухню, и тоскливо посмотрев на пустой стол, сказал:

- Жалко пиво немецкое выпили. У тебя в баре, есть еще?

- Есть, не оборачиваясь, ответила Илза.

- Тогда я вечером зайду, улыбнулся Лысый, повернулся и пошел.- До вечера, крикнул он из прихожей. Хлопнула входная дверь, и в наступившей тишине, было слышно, как ругаются соседи за стеной.

- Патриоты, прошептала Илза, закрыв кран. " Если ГБ, поймает, посадят надолго, подумала она. А с другой стороны, при такой тяжелой жизни, и терять нечего, разве что жизнь, и то, тошная она. Связалась с мстителями народными, занесло, покачала головой Илза. Зачем? Жила бы себе спокойно... О чем замечталась, спохватилась Илза." Она достала из шкафчика пачку сигарет, и поставив чайник на плиту, закурила. В памяти всплыл, будто из облака, тот самый, тяжелый день, в ее жизни.

Варшава. Районное отделение милиции. январь 1989 года.

В комнате, с темно зелеными стенами, за столом, сидит молчаливая и помятая Илза, а напротив, два работника милиции. Под потолком, маленькое зарешеченное окно, с потолка, тусклыми лучами, падает на стол, желтый свет...

- Ты будешь говорить сучка!!! Орал, брызгая слюной, толстый мужик, с одутловатым лицом, в мышиного цвета, костюме. Молчишь, хлопнул ладонью об стол, и смачно плюнув ей в лицо, толстяк, довольно улыбнулся, и достав из кармана пачку сигарет, вздохнул. И что с ней делать, недовольно покрутил он головой, глядя на длинного напарника. Может выкинуть ее? У нас на нее ничего нет, просто сучка, никакого криминала.

- А кольцо, вскинув брови, на узком лошадином лице, недовольно промолвил длинный. Кольцо на пальце было, да?

- Это правильно согласно кивнул толстяк. Он повернулся к Илзе, и глядя в упор, громко сказал, словно "бахнул из пушки":

- За кольцо, десять лет! Заложник, плюс кража, убийство, и угон автомобиля, кричал толстяк. Ты думаешь, своей жопой, или у тебя есть мозг!

Илза молчала, и смотрела в одну точку. Ей было наплевать на себя, совсем. " Лучше сразу в пекло, думала она, чем нюхать "гавно" понемногу. Только скоты, позволяют себе издеваться над слабыми,- гады! А Васи нет, я уже сердцем чувствую, умер он. Пустота, не слышу его, молчит сердце. А что со мной? спросила она себя. Я буду сидеть, и наверно очень долго, надо готовиться только к худшему. Боль не главное, нет солнца над головой, можно вытерпеть, толстые стены, и вонь, тоже,- его не вернуть, подкосило... Прямо в сердце ударили суки, больно, но я терплю... Он такой ранимый , совсем молодой, и улыбаться красиво, очень. Улыбался, прикрыв глаза, вспоминала Илза. Мне было хорошо и спокойно с ним, тепло."

- Как зовут тебя, нервничал толстяк, расхаживая по комнате. Если хочешь, мы не будем спрашивать тебя, зачем, остановился он посередине, напротив стола. Мы тебя немножко убьем, усмехнулся он, и ты нам все расскажешь, а потом и подпишешь. Правильно, спросил он длинного. - Я думаю, вам лучше рассказать все самой, нахмурился длинный. Он был в черном свитере, и потертых джинсах. Сидя на стуле, он смотрел на Илзу изучающе, как под микроскопом. Скоро будет готова экспертиза, спокойно говорил он, и тогда вы нам абсолютно не нужны, вот такая, перспектива, пожал он плечами. Вас устраивает?

Илза молчала. Глядя на стол перед собой, она мучилась от боли. Наручники сильно передавили запястья.

- Больно, произнес в наступившей тишине длинный. Только назовите себя, расскажите, как вы убивали и грабили, и мы снимем наручники, и отправим вас отдыхать. Только ваша добрая воля, усмехнулся длинный.

- Не надо с ней по-доброму, громко сказал толстяк, докурив сигарету. Ее надо в карцер, и водой холодной, а когда от холода, трясти начнет, поговорим, усмехался толстяк. - Вы не полька, покачал головой длинный, это нам понятно. Мы установим вас, без проблем. Зачем вы делаете себе хуже? Экспертиза покажет, что вы были в той самой машине, в ювелирном салоне, и после, когда ваш дружок, беглый русский, захватил в заложники гражданку Польши, нам не надо доказывать, мы знаем, ехидно улыбнулся длинный. Если вы добровольно признаетесь, суд зачтет это.

- Знаешь Любомир, мне это надоело, тяжело вздохнул толстый, взглянув на часы. Давай ее в камеру, до завтра, а то дел очень много, скривился толстяк. А завтра...

- А завтра, перебил его Любомир, ты уверен, что пани во всем признается да? усмехнулся длинный.

- А мы ее в мужскую камеру закроем, рассмеялся толстяк. Там такие голодные волки, загрызут, довольный собой, ухмылялся толстый. Все расскажет, еще и напишет.

- Не думаю, покачал головой Любомир. Хорошо, давай в одиночку, кивнул он.

- Согласен, щелкнул пальцами толстяк. Думай до утра, сучка! сказал он, и открыв дверь, позвал милиционера.

Такое холодное, тусклое солнце, будто кусочек фольги, матовый и "скрипучий", бледно мерцает, где то там, высоко в небе. А она здесь, на земле, в холодной и пустой камере, без теплой одежды, совсем холодно.

- Подари мне тепло, прошептала Илза, подставляя израненные руки, бледному лучу солнца. Ты огромное, ты можешь, такая малость, для тебя, а мне, жизнь... "Сколько раз говорила себе, остановись, не впутывайся, живи нормально, вернись домой, там старенькие родители, а сама? Бежала за счастьем, да споткнулась по дороге. Хотела жить красиво, мечтала, и грезила. Теперь камера, мужа нет, Васи тоже, со мной все кончено. Ради этого я стремилась уехать из дома? Никогда не станет чужбина родной, даже если очень захотеть, не станет. Холодно, а на душе спокойно, она греет изнутри, и пусть тело дрожит, а мысли ясные, думала Илза, сидя на корточках в углу камеры. Все что останется для меня, лишь память, яркие обрывки воспоминаний, улыбки, слезы, радость, как то непривычно, и жалостливо, ноет внутри. Я беспомощная, и никому не нужная, одинокая, и совсем маленькая, кто сможет помочь,- никто. Ничего не измениться от моих слов, знаю, если они захотели посадить меня, сделают это. И ни один человек на земле, не вспомнит обо мне, потому что я просто букашка. По делам моим вспомнят все, и за радость и улыбки, за все, надо платить, приходит время, стучится в дверь. Ты позабудешь солнца свет, ты станешь словно ветер, и наплевать на всех, и на себя, все кончено... Как грустно , знать что жизнь прошла, надежда и не снится, была любовь, была судьба, осталась только птица... Я отпускаю ее через решетки в небо, как свою душу не уберегла, и пусть летит она, высоко в небо, свободна и чиста..."