Неправда. Разум над душой(СИ)

- О, - я сделала умиленное лицо, но не решилась как-либо к нему притронуться.

Кажется, при родителях это было бы слишком. Да и прикасаться к нему как-то желание не горит, если честно.

Верочка излучала столько затаенной обиды, сколько даже я не успела скопить за полтора десятка лет, и поэтому сейчас вилка в ее руке угрожающе впилась в кусок картошки. Папа сидел в прострации, время от времени прерываясь на заполненную до краев тарелку и бросая на меня обеспокоенные взгляды, а на Федора угрожающие. Во-от, даже ему понятно, что что-то с этим чуваком не чисто. Мама...

Мама - это совсем другая опера. Я видела, как она вся напрягалась каждый раз, когда Раневский совершал любое телодвижение. И опять же, я видела, как она сгорает от нетерпения, чтобы расспросить меня обо всем настолько досконально, насколько это возможно.

И именно поэтому я нервничала больше всего, ведь соврать все до мельчайших деталей - не в моей компетенции. Я больше по масштабным лже-событиям спец, или по внутричерепным галлюцинациям, но никак не по бытовухе и ежедневном "как посмотрел" и "что сделал". Сбежать бы от этого расспроса далеко-далеко, только бы не врать еще больше. Кажется, в последнее время ложь - единственное, что спасает меня от жутко неприятных ситуаций. И она же меня в них загоняет. Нечаянно, ненамеренно я вылезаю из одной ямы и с бОльшим упорством заползаю в другую, - лишь бы не такую как первая. И так по кругу - десятки, сотни раз.

Персональные американские горки. И я знаю, кто виной всему этому дурдому, который происходит в моей жизни.

Я медленно повернула голову в сторону Раневского, который как раз забросил в рот парочку черри и с довольным видом начал их пережевывать. Мазнула уставшим и хмурым взглядом по его лицу и плечам - что случилось и почему он здесь? Как я к этому дошла?

Он меня обзывал, да. Он меня унижал - да. Он меня преследовал? Да! И все равно, Федор сейчас сидит здесь, за одним столом с моими родителями, которые даже не подозревают, что он тот самый, с кем их любимое чадо грызлось с начала осени и даже сцепилось в неравной схватке на суде. А если вдруг узнают - то не поверят в любом случае. Слишком уж качественно Раневский, в роли моего парня, играл мистера Идеальность.

Ну что это за человек! Я его не понимаю, совсем. Какой ему с этого интерес, если он решил, что больше на меня не посмотрит, как на девушку? Неужели, и правда, в нем взыграло чувство вины? Как так получилось, что теперь этот парень горит желанием помочь мне в любой ситуации? И когда уже наступит тот момент, когда Раневский решит, что замолил все свои грешки и отстанет от меня, в конце-то концов?!

- Что? - парень повернулся ко мне, почувствовав долгий колючий взгляд.

Я подняла брови:

- Ничего, - и добавила: - Любуюсь.

Он посмотрел на меня испытывающе, словно не зная, что от меня можно ожидать, а после повернулся к своей тарелке и принялся медленно есть, искоса бросая на меня настороженные взгляды.

- Людмила?

- Да? - я повернулась на оклик противно-знакомого голоса, отрываясь от созерцания птенца-жрона*. (*Жрон - вымышленное божество, которое жрет все подряд).

Боковым зрением заметила, как тот облегченно вздохнул.

- Я хотела спросить... - Верочка сладко улыбнулась, будто готовясь к страшному разоблачению.

Я насторожилась и навострила уши - а вдруг она все поняла по нашему поведению и теперь решила опозорить меня перед родителями?..

- Спросить, как ты сдала все экзамены, - и так тягуче, так противно она это произносила, что у меня невольно дернулось лицо, искажаясь в противной гримасе.

- Что такое, - спохватилась мама. - Тебе плохо?

- Н-нет, нет! - что ж придумать-то?.. - Просто... перчик попался! Горошек.

Я довольно вздохнула и посмотрела на Верку, стараясь максимально контролировать выражение своего лица.

- Хорошо сдала, не переживай, - успокоила я ее.

У девушки напротив гневно сверкнули глаза.

- Молодец.

Она-то на заочке доучивается, на какого-то менеджера. И, скорее всего, Верке теперь практически не в чем меня упрекнуть перед родителями. Учусь я хорошо, не гуляю, с плохими компаниями не связываюсь, нашла себе типа-парня (она-то не знает, что он типа), и притом не простого, а практически золотого (как бы в такое-то "золото" на улице ненароком не вступить). Сидит теперь напротив, глазами охреневшими смотрит, почти не мигает. Зависть внутри алой змейкой вьется-вьется, да так и не решается выползти через рот, когда родители рядом. Бесится, как черт.

- А вот Максимка, - начинает она, - недавно купил нам в НАШУ квартиру огромную картину какого-то известного польского художника... Как его? - она толкнула мужа в бок, и тот вздрогнул от неожиданности.

Как же я ему не завидую... Но, сам виноват.

- Генрик Стажевский, - проговорил тихо, морщась и потирая бок.

- Да! Такая замечательная картина. Прямо глаз не оторвать!

- Генрик Стажевский? - вдруг включился в разговор Раневский, откладывая вилку в сторону. - Геометризм, кубизм и авангард? В нашей галерее есть его картина, - парень повернулся ко мне. - В этом году мамина подруга подарила маме на день рождения картину с названием "Композиция". Я по телефону узнал об этом и заинтригованный попросил ее скинуть мне фотку. Могу даже сейчас показать, - он полез доставать телефон, а неуютно поежилась - все взгляды направлялись на нас.

- Вот.

Парень развернул приличный дисплей к нам и мы смогли увидеть нечто... Нечто... Нечто разноцветное.

- Я подумал, что мама пошутила, и отправил в ответ: "Ты издеваешься?"

- Это "Композиция"? - произнесла я недоверчиво, тыкая в экран пальцем.

- Именно. Мама дулась две недели, а потом сказала, что эта картина стоит больше двадцати штук зеленых.

- Что? - вдруг заговорил папа, щурясь, чтобы лучше разглядеть. - А-ну дай сюда! - большая ладонь потянулась через весь стол и Федор бесстрашно передал яблочный аппарат моему родителю, который несколько мгновений пытался найти в этом творении современного искусства что-то, что стоило бы двадцати тысяч.

Расстроенно подняв голову, он посмотрел на маму:

- Я таких за полдня нарисую штук пятьдесят! Почему мы с тобой еще не живем в Париже?

- Потому что куры сами себя не покормят! - вдруг вскочила мама. - Я же за них забыла совсем. За гостями и хозяйство забросила!

Она еще что-то тарахтела, подхватывая на ходу небольшое пластиковое ведерко и одевая тапки, а после вихрем выбежала на улицу, взметнув за собой занавески и хлопнув дверью. Я несколько секунд не отрывала взгляд от двери, закрывшейся мгновение назад, а потом хмыкнула и взялась за вилку - на тарелке еще лежало немного вкусняшек, от которых я не собиралась отказываться.

В бок противно кольнуло, и я недовольно зыркнула на Раневского:

- Что?

Парень все еще выглядел удивленным или даже озадаченным.

- Она всегда такая гипперактивная? - прошептал он мне на ухо.

Я пожала плечами - для меня это привычное дело.

Папа улыбнулся с выражением "ну, как-то так" и, последовав моему примеру, тоже принялся за еду. Вера прочистила горло и посмотрела на Федора, мило улыбаясь.

- А кем у тебя родители работают? - елейный голосок ядовито впился мне в уши.

Я не выдержала и громко цокнула вилкой по тарелке - да что ж тебе, зараза, молча не сидиться?..

- Мама домохозяйка, - ответил парень дожевав картофель, на что Верка довольно улыбнулась.

Я ухмыльнулась на ее откровенную радость.

- А отец есть?

- Конечно, куда же ему деться, - немного раздражения в голосе ясно давали понять, что Раневский тоже засомневался в адекватности родственницы. - Работает в госсовете.

- Секретарем? - с надеждой произнесла моя "сестричка".

Парень хмыкнул:

- Ты видела где-то, чтобы секретарь заработал на машину своему сыну, - он кивнул за окно, где стоял его Порш, - несколько миллионов?