н2

- Да он просто самого объемного увидал, понял что наестся! - расхохотались кто-то из слушателей.

- Или самого страшного! - поддержал кто-то еще. - Кабаны человечиной то брезгуют, зато рожи терпеть не могут!

- Да типун на тебя! Все они жрут! Да еще как!

- Да где ж то все?..

- А ну тихо! - гаркнул рассказчик, и вновь дополняя речь активной жестикуляцией, продолжил. - Жрут - не жрут! Какая разница если на клыки насадить успеют? Вот то-то же! Но, слава Свету, ноги мои быстры были. Успел я добежать до какого-то дерева и заскочить на самую низкую ветку. И, значится, только ноги подтянул, как слышу "Бабах!" и дерево крениться начинает! Смотрю под ноги, а там этот кабанище по уши дерево пробил и застрял, выбраться не может! Дерево видать уже помирало, али еще чего, но бивни его в нем хорошо увязли. И смотрю я, четыре ноги землю елозят да глухой визг откуда-то из-за него слышится, а эту клыкастую бестию из себя дерево не пускает. Так что вот!

- И чего? - спросил кто-то из слушателей.

- А ничего, - усмехнулся в ответ рассказчик, довольно откидываясь. - Я себя знаком Птицы Света осенил, благодарность небу вознес да и прибил его, чтоб не мучился. Мясо его было, ммм... - он с наслаждением прикрыл глаза.

- Да брешишь ты все! - хмыкнул кто-то с другой стороны стола. - Это чтоб ты при таких телесах на ветку запрыгнул, так там все дерево бы моментально осело!

- Да я тогда был строен и могуч! В юности ж моей происходило неуч!

- Да ты кого неучем назвал! Да чтоб ты знал я вон пару лет назад...

Байки рассказывали все, кто мог. Много, повторяясь, но с задором и кучей эмоций. Это было местным телевизором, интернетом и футболом одновременно. Если бы не это, то кроме как пить совсем ничего бы и не осталось. Мы, как люди приезжие, тоже были вовлечены в это буйство историй, и тоже немного рассказали о своем путешествии с караваном. О бешеных горцах севера, о снегах и тишине в горах зимой, о ярмарках в прошлых городах, о нападении крестьян. Последнее особенно зацепило местных, учитывая, что дело происходило всего в неделе пути от сюда. Нет, чувства солидарности местных к "тем несчастным крестьянам, что были вынуждены на нас напасть", ни у кого не возникло. Вышли на дорогу с топорами - сами себе подписали повинную. Городские крестьяне были в этом далеки от селян, слишком многое для них зависело от различных торговцев и приезжих из окрестностей селян, чтобы одобрять хоть какой бы то ни было разбой на дорогах. Печально, но плохо!

К середине вечера что я, что девушки, наговорившись с местными мужиками, были в небольшом шоке. Обычные крестьяне, не злые, не добрые. Самые, что ни на есть обычные, простого городские. Городу же кто-то пропитание тоже должен добывать? На одних грядках, коих здесь внутри стен не много, с десяток другой тысяч местных целый год не прокормить. Другое дело, обрабатывая поля вокруг внешних стен, в центральной части Тюдора войны то не было уже весьма давно - растет, только и собирай. Но вот почему Мифал так сурово высказался, что здесь сплошные лжецы и воры, оставалось не понятно.

- А ты сам как думаешь? - хмыкнул Корал, когда я его "на ушко" спросил об этом. - Посмотри вокруг. Похож этот трактир на примерную городскую клоаку, обычно творящуюся у самых стен?

Мне оставалось только покачать головой.

- Вот то-то и оно! - он наставительно поднял палец и с важным видом закусил кусочком сыра.

- Корал, не сдержусь ведь, - демонстративно размял пальцы я.

- Ладно-ладно! - дал на попятную мой товарищ. - В темноте видно не было, но дома здесь не самые бедные, скорее даже пусть и простые, но весьма ухоженные. Я еще днем смотался разведывать что где и как вокруг. - Я хмыкнул, вспоминая строгий запрет в отлучке из лагеря самостоятельно, но про себя подумал, что скорее это я идиот, надо было самому разузнать, что за район и чего в нем ждать. Отмечу на будущее. - Так вот этот и еще два вокруг - кварталы селян и рыбаков. Они не зажиточны, но практически все выходцы из деревень в том или ином поколении. А крестьяне, как известно, народ упертый. Как жили отцы, так живут и дети. Сторонних людей, начинающих жить меж ними по другим правилам они не любят. От того и юстаньская шваль их и не трогает, ножи против вил еще поспорят, но вот покупка зерна у своих гораздо дешевле, чем у чужих. Так что вот так. - С самым важным видом он поднял кружку и сделал большой глоток. Мне оставалось лишь хмыкнуть. Из всего этого основным выходило только одно, местные крестьяне продавали еду дешевле и больше. Они были полностью городскими и скорее всего весьма зажиточными, раз жили в пределах стен. Да и, вроде как, домов вне стен я не видел...

Веселье продолжалось. Местные, приняв на грудь долю достаточную для выказывания вселенской храбрости, но еще слишком малую для мирового сна в тарелке, организовали музыкантов и небольшой хор. После пошли танцы и пляски. Некоторые даже порывались влезть на стол, но те, у кого там стояли кружки или снедь, быстро воспротивились, спустив народ под их намеченную сцену. В центре внимания практически сразу оказались две красавицы, одинаково красны лицом. На грудь принимали не только мужики, однако. По залу продолжил разноситься женский заливистый смех и подбадривющие выкрики. А в центре, слегка раздвинув столы, была организована площадка, на которой две сестренки что-то выплясывали вместе с Коралом и Ботлби. Позже к ним присоединился кто-то еще из местных, и пляски стало уже не остановить. Ни дать ни взять южные люди.

- А девки-то хороши! - раздался надо мной голос. - Беречь тебе их стоит паря.

Слева от меня приземлился уже не молодой по меркам этого мира смуглый парень. Его кудрявые черные волосы были завязаны в небольшой, пол ладони, хвостик, а в темно карих раскосых глазах плескался не очень трезвый озорной огонек. У нас этот парень сошел бы за грека или итальянца, возможно и с не малой примесью турецких кровей. Проследить же возможную генеалогию в этом мире было непосильной задачей.

- Хороши, не то слово, - улыбнулся я, приветственно поднимая кружку. Кто бы это ни был и с каким бы он мыслями не подходил, лучше всегда быть добродушным. Сперва. - А беречь их надо, если лишь им самим что в тягость становится. Да только того почти и не случается.

В этот момент раздался громкий стук, вскрик и одобрительный хохот. Одного налакавшегося мужика, не вовремя решившего агрессивно поухаживать, весьма сноровисто катнули в ближайшую стенку, прямо рядом со стойкой трактирщика. А тот мужик спокойный, не отрываясь от работы, припечатал страдальца кружкой по лбу. Массивной, керамической. Теперь ухажер спал. Хорошее устранение конфликта.

- Вон, видишь? - только и оставалось хмыкнуть мне, кивком указывая на беднягу.

Парень пораженно прицокнул, одобрительно покачивая головой. Кора же, исполнив сей номер, поправила не вовремя выпавшую светлую прядь и кинулась обратно танцевать. Лишь в последний момент она кинула на нас взгляд и весело улыбнулась.

- Ха! Твоя правда! - он расхохотался. Громко, заливисто и открыто. Прямо впору обстановке трактира. А когда успокоился, продолжил. - Твоя правда, однако ж. Вот я насмешил! А девы то все-таки хороши. Не часто увидишь такое успокоение, да еще и так исполненное. Можно сказать, снимаю шляпу! Я Даламар, работаю на побегушках у наемников.

- Рюрик. Тоже на побегушках, но у караванщиков, - улыбнулся я. Не похож ни он, ни я на мальчиков на побегушках. Комплекция не та. Да и взгляд явно иной. - А эти девушки мои сестры Кора и Мара. - Я решил не отходить от легенды, проблем меньше.

- Ох ты! - он картинно хлопнул себя по лбу. - Так вот почему они с тобой не танцуют! Ох и глупый же я человек! Значит зря и я к тебе пошел с такой просьбой. А так хотелось с девами познакомиться, да вином, что получше угостить! Но теперь нет! Смел спросить у брата из северных народов! Теперь я точно вынужден буду с извинениями откланиваться...

Как я и говорил, южные люди. Тонны слов и эмоций. И все они истинные. И все они ложные. Вот такая подсознательная система в них заложена. Импульсивность, эмоциональность, яркость. Нельзя не признать это очарование, но и тяжесть в общении с ними еще та. Я же, полностью соответствуя образу добродушного и спокойного северного человека, пропускал его рулады мимо ушей еще несколько минут, успев наслушаться и о его глупости, и о моем милосердии и сострадании, и о красоте сестренок, и так далее, и так далее. Виновницы же этих моих мучений продолжали от души веселиться и плясать, не обращая на нас внимания.