Тройная игра афериста (СИ)

Таксист подъезжает к подъезду, ехидно поворачивается к Хоркину.

-Это, конечно, не мое дело, но растление малолетних уголовно наказуемо.

-Сколько?-спрашивает Хоркин бесстрастно.

-Сто баксов.

-Получи...

Рука Хоркина касается виска таксиста. Тот оседает, тело зависает между рулем и сидением. Девчонка смотрит на происходящее с ужасом.

По дороге к подъезду (Хоркин остановил машину за три дома до своего) она делает попытку убежать. Хоркин не бежит за ней, он достает из кармана странное приспособление- два костяных шарика, связанные тонким шнуром- и кидает ей вслед. Шарики на шнуре спутывают ей ноги, она падает. Когда она встает, Хоркин уже возвышается над ней. И девчонка покорно идет с ним, приговаривая:

-Не надо. Ну, пожалуйста, я умоляю, не надо...

***

Квартира Хоркина. По комнате валяются разбросанные вещи девчонки. Хоркин курит, прихлебывает коньяк из горлышка. Его заметно тянет к компьютеру, но он сдерживает себя. Берет листы распечатки, проглядывает. Мимолетными картинами вспыхивают на экране эпизоды:

-медведь, прыгающий на капот грузовика за человеком в строгом костюме,

-слон, выламывающий дверь пивного ларька,

-тюремные нары с грудой тел дистрофиков,

-лицо Бабы Яги с единственным зубом,

-сам Хоркин, подвешенный на наручниках и совершенно голый,

-Ангел, стоящий одной ногой на воде, другой - на земле, с книгой в руках

Хоркин изо всех сил бьет недопитой бутылкой по столу. Коньяк, как бурая кровь, разливается по листам рукописи.

***

Хоркин с девчонкой в цирке. Девчонка одета очень изящно: на ней легкая юбочка с плессировкой, блузка, замшевые туфельки. В руках замшевая сумочка под свет обуви. Лицо ее опять стало нормальным лицом ребенка. Она с наивным уважением смотрит, как Хоркин здоровается с цирковыми. Хоркин почти трезвый, только небольшая гиперемия напоминает о прошлом. Они заходят к Никулину и после ритуальных объятий и представлений садятся пить чай.

***

Киносъемочная лихорадка. Обычный, рабочий момент. Слониха в пятый раз проламывает декоративную дверь пивного ларька и запускает хобот в бочку. Чечен, действие происходит в Грозном, прячется за прилавком и орет:

-Эй, дарагой, кто за пиво платить будэт?

-Отставить,-кричит в мегафон режиссер.-Еще один дубль.

-Какой, к черту, дубль?-кричит Корнилов.-Чита сейчас на операторов нападать станет!

Рабочие труппы с трудом оттягивают слониху от бочки, крючья впиваются ей в уши, она сопротивляется. Кто-то несет запасную стенку с дверью ларька.

Хоркин с девчонкой сидят в сторонке и смотрят на происходящее. Лицо Хоркина выражает боль.

Глава 10

Опять ясно и четко вспомнилась зона, втиснувшаяся на территорию бывшего немецкого монастыря: серое влажное пространство без единой травинки, деревца - бетон, асфальт, железо, крашенное серой краской. Удивительно мерзкое место.

Еще удивительней был мой барак. Туда обычно селили инвалидов, поэтому вечером он представлял колоритное зрелище: зэки отстегивали руки, ноги, пристраивали к тумбочкам костыли, вынимали челюсти. Ночью эти инвалиды издавали кошмарные звуки, похожие одновременно и на скрежет металла по стеклу, и на рожковые вопли автомобильных сигналов. Меня сунули в этот барак, чтоб быстрей окочурился, (одна из форм пресса). И такая возможность могла представиться мне быстро: большая часть инвалидов болела туберкулезом, частично залеченным в тюремной больничке.

Бараком назывался полуподвал монастыря. Раньше это был настоящий глубочайший подвал, где монастырские обитатели хранили припасы. Потом его перекрыли досками, приподняв таким образом метра на три, и устроили там лежбище для осужденных калек.

Старая канализация не справлялась с нагрузкой, под полом постоянно плескалась вода, по стенам ползали мокрицы, все вещи мгновенно покрывались плесенью. Иногда канализация отказывала окончательно и вода поднималась над полом. Просыпаешься, а у самого лица пенится и о чем-то бормочет тухлая жидкость, по которой весело плавают ботинки, отчаянные крысы и нечистоты.

В дни наводнений здоровая часть отряда передвигалась по бараку на манер кенгуру по расставленным во всю длину коридора табуреткам. Зэкам с ограниченным числом конечностей приходилось трудней. Отряд состоял из 104 осужденных, две трети которых имели вторую или первую группу инвалидности, одноногих и одноруких было больше половины...

И опять пробуждение было тяжелым, будто я выныривал из заброшенного колодца с тухлой жижей собственных воспоминаний. Слишком часто в последнее время сниться мне зона - недобрый знак.

Южное солнце еще не выглядывало из-за гор, воздух был свеж, гигантская туша моря сопела и вздыхала, вселяя в мою душу успокоение. Джинка, спящая рядом с Машей, приоткрыла один глаз, посмотрела на меня неодобрительно - что, мол, вскочил ни свет, ни заря, - и вновь зажмурилась. Я тихонько вышел во двор, попутно поставив чайник с водой на газовую плиту летней кухни, уселся под грушей и закурил первую сигарету, обдумывая совет Пахана о срочном бегстве из этого благодатного места.

- Верт, - окликнули меня, - доброе утро.

Филин, как всегда, появился рядом со мной неожиданно и бесшумно. Он достал из кармана шорт фляжку, вопросительно посмотрел на меня, усмехнулся, сделал смачный глоток, завинтил крыжечку и сунул флягу обратно.

- Не пьешь с утра, здоровье бережешь? Похвально. Тут тебе посыляка от Пахана. - Он достал из другого кармана пухлый пакет и положил на лавочку. - Бабки, билет. Самолет сегодня в 14-20. Мои люди тебя прикроют. Но у меня лично к тебе небольшая просьба. Из-за твоей персоны Пахан может крупно поссориться с серыми ангелами. А нам сейчас дополнительные разборки совсем ни к чему. Не мог бы ты оказать нам ответную любезность?

- Что ты подразумеваешь под любезностью? - спросил я. - И когда ты научился так многосложно выражаться?

- Верт. Ты считаешь себя умудренным и всезнающим зеком. А на самом деле ты только верхушки схватил из нашей жизни. Лицезрел, так сказать, наши шутовские маски. Маска Злодея - мясник, маска Справедливого - Пахан, маска беспредельщика - Толстый. Но под масками живые лица и они вовсе не такие однозначные, как тебе кажется. Ты когда-нибудь задумывался почему в общей массе воров законных всего человек пятьдесят, а коронованных и того меньше? И, если ты думаешь, что управлять всей воровской кодлой бывшего СССР могут люди малограмотные, примитивные, то жестоко ошибаешься.

Я растерялся.

- Филин, не обижайся, - сказал я, - но мне действительно казалось... Впрочем, не будем об этом. Ответь только, чем это я заслужил такое хорошее отношение с вашей стороны?