Чёрное и Белое (СИ)

Так в молчаливом напряжении молодые люди и сидели на потрёпанных стульях в узком коридоре казённого здания у кабинета под номером сто пятьдесят шесть, пока из него не вышел молоденький дежурный полицейский и не пригласил войти Горохова Олега Владимировича.

Небольшой кабинет, стол у окна с решёткой, несколько стульев и два больших шкафа с кипами бумаг и папок. Терпеливо ожидающий ремонта интерьер выдержан в серо-бежевых тонах. На столе тихо жужжал процессор, за окном шёл дождь. Сидевший за столом полноватый неопределённого возраста мужчина закрыл лежащую перед ним папку, поправил свой клетчатый пиджак и поднял на вошедшего внимательные карие глаза.

- Проходите, садитесь, - пригласил не очень вежливый густой бас. - Я Куприянов Олег Михайлович, следователь, и вызвал вас в качестве свидетеля для официального допроса по делу об изнасиловании несовершеннолетнего Серебрякова Виктора. Предупреждаю вас, что весь наш разговор будет записан, а всё, что вы скажете, может быть использовано против вас.

Олег занял место на стуле напротив своего тёски. Он ещё ни разу не бывал в подобных заведениях, пока Бог уберегал. Внешне парень старался сохранять хладнокровие и невозмутимость, однако, внутри сердце истерично билось о грудную клетку, а в голове боль безжалостно вгрызалась в мозг.

- Мне нечего вам сказать по этому делу.

- Вот, посмотрите.

Следователь протянул Олегу фотокарточку. Парень принял, взглянул. Да, это тот пацан, пианист, только здесь у него закрыты глаза, вывален язык изо рта, а в шею врезалась бельевая верёвка. От вида смерти сердце замерло, и вдруг стало холодно, очень холодно.

- Бедняжка, - выдохнул Олег, возвращая фотографию.

- Вы очень побледнели, - заметил следователь. - Вам нехорошо?

- А вам хорошо, когда вы смотрите на убитого ребёнка?

- Плохо. Поэтому я и стараюсь защитить детей от таких подонков, как вы.

Нападение тут же разбудило защитную реакцию. Разум встрепенулся, мозг послал гневный разряд в сердце, приказав ему более не поддаваться на провокацию чувств и немедленно вернуться к нормальной работе. Церемонии закончились, началась война. Нечего нюни распускать, раз наступил момент решающей битвы! Приказ был принят, ритм сердца восстановлен. Теперь сохранять маску невозмутимости стало значительно легче.

- Какая благородная миссия. - Олег даже позволил себе более расслабленную позу. - У вас подонкам позволено курить?

- Кури.

- Благодарю. - Достав из кармана брюк сигареты и зажигалку, Олег закурил.

- Итак, - следователь заглянул в монитор компьютера. - Горохов Олег Владимирович, двадцать четыре года, родился в Тюмени, имеет специальность повара. Правильно? Почему уехал из своего города?

- Мне там надоело.

- А зачем прибыл именно сюда?

- В тот момент, когда я пришёл на вокзал, ближайший поезд отправлялся именно в этот город.

- И по прибытии сразу занялся проституцией?

- Мне нужны были деньги и героин.

- Ладно. - Следователь ещё раз внимательно оглядел собеседника, произвёл какой-то короткий мысленный процесс, и начал допрос. - Как давно ты знаком с Леонидом Поклеевым?

- С июля.

- А когда переехал жить в его квартиру?

- Да со дня знакомства и переехал.

- Почему он именно тебя пригласил к себе?

Олег удивлённо пожал плечами:

- Почём мне знать? Я ему понравился, вот и пригласил.

- И ты вот так сразу пошёл?

- А что? Парень видный, свободный.

- Поклеев тебе говорил, кто он, чем занимается по жизни?

- Нет.

- И ты не спрашивал?

- А зачем? Мне сытно, тепло, так какая разница, откуда у него деньги?

- То есть ты при Поклееве был в роли комнатной собачки?

- Ну, типа того.

- Но всё-таки в компанию свою он тебя ввёл.

- Ну как ввёл... Просто познакомил со всеми.

- И там тоже никто ничего про него не рассказывал?

- Господин следователь, парни собирались, чтоб выпить, покурить, расслабиться... О делах на посиделках не говорят. А мне, повторяю, по фигу, кто, что да как. Главное, чтоб весело было.

- И откуда в доме неиссякаемые запасы наркотиков, тебя тоже не интересовало?

- Нет.

- А может, ты просто боишься, что тебе станут мстить за предательство?

- Вот чтоб этого не бояться, я ни во что и не вмешиваюсь.

- Ладно. Что случилось двадцать первого октября? По какой причине ты поссорился с Поклеевым?

- Какая разница?

- И всё же?

- Обычные семейные разборки.

- Довольно туманное объяснение.

- Потому что нечего объяснять. У меня просто сорвались нервы.

- А может, ссора произошла не в понедельник, не двадцать первого? Почему ты уверен в этой дате?

- Не знаю! У меня была спокойная ленивая жизнь без проблем, я не следил ни за временем, ни за календарём. О том, что это был понедельник и двадцать первое я узнал от вашего инспектора.

- Дело в том, что некоторые из "игроков" не слишком уверены, что тебя с ними не было в тот вечер.

- Что ж, тогда докажите это и засадите меня за решётку. На то вы и следователь.

- Хм. Ладно.

Как ни странно, но чем пристальнее врезался взгляд следователя, тем увереннее чувствовал себя Олег. Может, крепло противостояние, может, успокаивала убеждённость, что никаких доказательств у полиции нет, и следователь ничего, кроме как брызгать слюной презрения, не может.

И единственным, кто по-настоящему переживал в эти минуты, оставался Павел. Он смиренно сидел в коридоре, но на душе у него было неспокойно. За себя он особо не волновался. Уж в крайнем случае, можно защититься тем, что ничего об Олеге и его делах не знал, а солгал в порыве защиты больного одинокого паренька. Конечно, это плохое оправдание при укрытии преступника, но была надежда на то, что безупречная характеристика и праведная жизнь помогут Павлу избежать тюремных оков.

В коридоре раздались шаги. Павел отвлёкся от размышлений и поднял голову, - под конвоем двух охранников шёл высокий молодой человек. Походка тяжёлая, руки заложены за спину, широкие плечи ссутулены, и лишь зелёные глаза бросали на окружающий мир искры бессильной ненависти. Конвой остановился у кабинета, и один из солдат приказал арестанту встать лицом к стене. Павел молча наблюдал за сценой, которую раньше видел только в кино да в криминальных передачах. Арестант угрюмо повернулся к стене. В мятой несвежей одежде, со стянутыми чёрными наручниками запястьями, с жатыми в кулаки пальцами парень напоминал хищного дикого зверя, вынужденного подчиниться поймавшим его охотникам. Вынужденного подчиниться, но отнюдь не сдавшегося.

Почувствовав на себе взгляд, арестант покосился на сидевшего на стуле молодого мужчину.

- Чего зыришь? - рявкнул он.

Павел тут же отвёл глаза. Он не испугался, но от рычания раненого зверя повеяло опасностью.

Дверь кабинета открылась и дежурный полицейский распорядился:

- Введите Поклеева.

Павел вновь взглянул на арестанта. Так значит, это и есть тот самый Леонид? Да уж, если бы он пришёл за Олегом, то противостоять его силе и ярости было бы сложно. Олег не преувеличивал, когда стращал им, словно волкодавом.

Арестанта провели в кабинет и закрыли за ним дверь. Олег обернулся. Непривычно было видеть Леонида в качестве пленного, да ещё и в столь плачевном состоянии. Сердце вновь споткнулось, сбившись с ритма. Однако разум напомнил ему, что битва продолжается, необходимо сохранять спокойствие и выдержку. А потому Олег отвернулся и продолжил курить.

Один из конвоиров освободил арестанта от наручников, подставил ему стул и встал позади спинки.

- Думаю, представлять вас друг другу не имеет смысла, - заметил следователь.

- Здорóво, Олег, - тускло проговорил Леон. - Паршиво выглядишь.

- И ты не лучше, - тем же тоном отозвался Олег, стряхнув пепел прямо на пол. - Ломает?

- Фигня. Ты как?

- Норм. Отломался.

- Всухую? И выжил?

- Как видишь.

- Там твой что ли сидит?

- Ага.