Тройная игра афериста (СИ)

- "Шестой Ангел вострубил...-почти радостно подхватил Хоркин.-И освобождены были четыре Ангела, приготовленные на час и день, и месяц, и год, для того, чтобы умертвить третью часть людей."

После этого он резко повернулся и вышел.Взвыл мотор такси. Лицо Хоркина, сидящего в машине по-прежнему бесстрастно.

***

Маленькая квартира. Обстановка спартанская. Одна стена полностью заставлена книгами на самодельных стеллажах. Узкая койка в углу, стол, два стула. Никаких украшений. Некоторой дисгармонией смотрится мощный компьютер с принтером.

Входит Хоркин. Он втаскивает еще один стол, узкий и длинный. Ставит его к окну, вываливает на него какие-то тетради, несколько пачек бумаги для пишущих машинок. Переходит на столь же спартански обставленную кухню с огромным старинным холодильником ЗИЛ, выгружает из рюкзака продукты, в основном консервы и овощи.

Одет Хоркин более цивилизованно: на нем старенькие штруксы, вельветовая куртка, свитер, кроссовки.

Хоркин садится к телефону.

-Цирк? Здравствуйте, мне бы Никулина. Будет после обеда? Спасибо. Нет, передавать ничего не надо, я перезвоню сам. Скажите, а Корнилов со своими слонами в программе. Приезжает всей труппой через неделю. Большое спасибо, до свидания.

Хоркин садится к компьютеру. Крупно виден экран монитора. На нем загорается надпись: "Фотографии урода", киносценарий.

***

Экран компьютера обретает объем, текст сменяется фигурками, которые оживают, превращаются в настоящих людей. Разноголосый шум зверинца выплескивается с экрана.

Тигрица Лада явно собиралась обмануть своих тюремщиков и ускользнуть из мира насилия. Мне ее было искренне жалко. Она уже приволакивала зад, мочилась кровью, ничего не ела. Начальство, в сущности, ее уже списало. Мне же важно было придумать способ дачи лекарств. Эти дурацкие зверинцы не оборудованы клетками, в которых можно было бы зверя зафиксировать, обездвижить, чтобы сделать укол или обработать рану. Таблетки же Лада глотать не желала, мясо не ела, так что нашпиговать таблетками лакомый кусок я не мог .

Шэт ходил около шибера, люто косился на меня - ревновал. Шэт тоже вызывал у меня жалость. У него были вырваны когти на передних лапах (по этому признаку всегда можно определить, что животное раньше принадлежало Вальтеру Запашному - знаменитому дрессировщику и садисту), это очень затрудняло ему процедуру полчучения мяса, которое подается жищникам специальной вилкой; они его снимают с рожков когтями и затаскивают в клетку. Кроме того, Шэт нежно любил Ладу и ее болезнь повергла панря в глубокую печаль.

Шэт и Лада были по-своему знамениты. Оба людоеды. Шэт отъел руку одной из Вальтеровских помощниц, Лада воспитанаица ГДР - вырвала и, надо думать, проглотила у своей дрессировщицы прувую ягодицу. Спасло их от распрасы то, что они принадлежали к славной когорте уссурийских тигров, их племя гордо фигурировало в Красной Книге, - среди других потенциальных покойников, безвинных жертв рода людского. Сосланные в тюрьму передвижного зверинца бессрочно, они обрели друг друга, нежная любовь немного украшала их унылое существование. И теперь Лада умирала от пиелонефрита, а я не мог дать ей антибиотики.

Немного поддерживали нашу кошку кролики. Жестоко, конечно, скармливать их живьем, слышать их детский крик боли, но свежая, дивая кровь - могучий стимулятор для больного хищника.

Зоотехник Филиппыч увел меня в свой вагончик пить пиво. Заодно попросил п одписать акт выбраковки Лады. С этим зоотехником, работающим в зверинцу третий год, у меня сложились приятельские отношения. Скорей всего потому, что я терпеливо слушал его рассказы о том, как он был главным зоотехником крупного колхоза, как его уважали, о том, что у него семья, жена - немка, что недавно у них гостили ее родственники из ФРГ, зовут к себе и они скоро поедут.

Я удерживался от желания спросить, какого черта он тогда работает в этом поганном зверинце среди бичей и алкоголиков, почему к жене ездит раз-два в год, да и только на несколько дней. Мое молчание как бы поощряло его к дальнейшим легендам, а чувство благодарности к слушателю крепло. Это было хорошо, так как Филиппыя является моим непосредственным начальником.

- Дружба дружбой, - сказал я, глядя на акт, - но подписываться я не собираюсь. Лучше вызови хорошего ветврача или достань хотя бы инъектор Шилова, мы его насадим на жесткую палку и попробуем сделать укол.

- Михалыч, - возмутился он, - шеф требует акт, тигрица все равно подохнет, главное - списать вовремя, да шкуру снять.

- Шкуру надо снять с вам, вместе с шефом, - возмутился и я, а тигрицу надо лечить. Впрочем, что я - единственный рабочий? Вон их сколько, получки ждут у бухгалтерии. Любой подпишет. Ты лучше скажи, деньги мне на сливочное масло, яйца выделят? Я хочу замешать таблетки в яично-масляную оболочку, авось съест?

- Сомневаюсь, - пожал плечами Филиппыч. - Если вылечишь, тогда, конечно, все оплатят. А заранее... Ты же простой рабочий.

- Ну и хрен с ним, - допил я свой стакан, - действительно, что я из кожи вон лезу.

И я отломил у сушенной рыбы хвост и вкусно в него вгрязся.

А вечером с удовольствием обнаружил, что колобки из масла и яиц с надежной начинкой из разнообразных антибиотиков Лада уплетает с аппетитом.

Надо сказать, что деньги мне, истраченные на лечение, так и не вернули. Выписали, правда поощрительную премию - 50 руб. от директора. И благодарность директор объявил. Устно.

Я к тому времени работал в зверинце уже около месяца, работал, надо сказать, с удовольствием, хотя сам зверинец ничего, кроме отвращения, не вызывал.

... Хоркин проглядывает последний листок рукописи, потягивается, смотрит в окно. На дворе поздний вечер. Хоркин потирает ладонями лицо, засовывает в карман бумажник и выходит из квартиры.

***

Вечерний ресторан. Хоркин ужинает. Его скромная одежда бросается в глааза, на фоне франтовато одетых посетителей. Какая-то парочка пытается подсесть за столик Хоркина, сразу подбегает официант и уводит их к другому столику, а рядом с Хоркином ставит табличку "Служебный".

Хоркин ужинает. Из-за колонны за ним наблюдает толстый мужик, голова у него перевязана.

Хоркин заканчивает ужин, сует, изогнувшемуся в поклоне официанту, крупную купюру, идет к выходу. Толстый следит за ним. Хоркин останавливает такси. Он собирается сесть на заднее сидение, в этот момент на него набрасывают небольшую сеть сеть и быстро заталкивают в другую машину. Машина с визгом рвет с места. За ней следует еще одна, рядом с шофером - толстый.

Загородная дача. Машина с Хоркином и машина с толстым заезжают во двор. Двое здоровенных парней вытаскивают Хоркина с накинутой на верхнюю часть туловища сетью. Хоркин неподвижен. Его заносят в дом, бросают на ковер. Тело Хоркина безжизненно. Вошедший толстый проявляет тревогу: