Православие. Тома I и II

   Русская литература XIX века справедливо считается одной из высочайших вершин мировой литературы. Но ее главной особенностью, отличающей ее от литературы Запада того же периода, является религиозная направленность, глубокая связь с православной традицией. «Вся наша литература XIX века ранена христианской темой, вся она ищет спасения, вся она ищет избавления от зла, страдания, ужаса жизни для человеческой личности, народа, человечества, мира. В самых значительных своих творениях она проникнута религиозной мыслью», — пишет Н.А. Бердяев.

   Сказанное относится и к великим русским поэтам Пушкину и Лермонтову, и к писателям — Гоголю, Достоевскому, Лескову, Чехову, чьи имена вписаны золотыми буквами не только в историю мировой литературы, но и в историю Православной Церкви. Они жили в эпоху, когда все большее число представителей интеллигенции отходило от Православной Церкви. Крещение, венчание и отпевание по–прежнему происходили в храме, но посещать храм каждое воскресенье считалось среди лиц высшего света едва ли не дурным тоном. Когда один из знакомых Лермонтова, зайдя в церковь, неожиданно обнаружил там молящегося поэта, последний смутился и стал оправдываться тем, что будто бы пришел в церковь по какому–то поручению бабушки. А когда некто, зайдя в кабинет Лескова, застал его молящимся на коленях, тот стал делать вид, что ищет на полу упавшую монету. Традиционная церковность еще сохранялась в простом народе, однако была все менее характерна для городской интеллигенции. Отход интеллигенции от Православия увеличивал разрыв между ней и народом. Тем более удивительным представляется тот факт, что русская литература, вопреки веяниям времени, сохраняла глубинную связь с православной традицией.

   Величайший русский поэт А.С. Пушкин (1799—1837), хотя и был воспитан в православном духе, еще в юношеском возрасте отошел от традиционной церковности, однако никогда окончательно не порывал с Церковью и в своих произведениях многократно обращался к религиозной теме. Духовный путь Пушкина можно определить как путь от чистой веры через юношеское безверие к осмысленной религиозности зрелого периода. Первую часть этого пути Пушкин прошел в годы обучения в Царскосельском лицее, и уже в 17–летнем возрасте он пишет стихотворение «Безверие», свидетельствующее о внутреннем одиночестве и утрате живой связи с Богом:

Во храм ли Вышнего с толпой он молча входит

   Там умножает лишь тоску души своей.

   При пышном торжестве старинных алтарей,

    При гласе пастыря, при сладком хоров пенье,

   Тревожится его безверия мученье.

   Он Бога тайного нигде, нигде не зрит,

   С померкшею душой святыне предстоит,

   Холодный ко всему и чуждый к умиленью

   С досадой тихому внимает он моленью.

   Спустя четыре года Пушкин написал кощунственную поэму «Гавриилиада», от которой впоследствии отрекся. Однако уже в 1826 году в мировоззрении Пушкина наступает тот перелом, который отражен в стихотворении «Пророк». В нем Пушкин говорит о призвании национального поэта, используя образ, навеянный 6–й главой книги пророка Исаии:

Духовной жаждою томим,

   В пустыне мрачной я влачился, –

   И шестикрылый серафим

   На перепутьи мне явился.

   Перстами легкими как сон

   Моих зениц коснулся он.

   Отверзлись вещие зеницы,

Как у испуганной орлицы.

   Моих ушей коснулся он, –

   И их наполнил шум и звон:

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

    И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье.

И он к устам моим приник,

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный, и лукавый,

   И жало мудрыя змеи

   В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой.

    И он мне грудь рассек мечом,

И сердце трепетное вынул

   И угль, пылающий огнем,

Во грудь отверстую водвинул.

    Как труп в пустыне я лежал,

   И Бога глас ко мне воззвал:

    «Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

    Исполнись волею Моей,

   И, обходя моря и земли,

   Глаголом жги сердца людей».

   По поводу этого стихотворения протоиерей Сергий Булгаков замечает: «Если бы мы не имели всех других сочинений Пушкина, но перед нами сверкала бы вечными снегами лишь эта одна вершина, мы совершенно ясно могли бы увидеть не только величие его поэтического дара, но и всю высоту его призвания». Острое чувство божественного призвания, отраженное в «Пророке», контрастировало с суетой светской жизни, которую Пушкин, в силу своего положения, должен был вести. С годами он все более тяготился этой жизнью, о чем неоднократно писал в своих стихотворениях. В день своего 29–летия Пушкин пишет:

Дар напрасный, дар случайный,

   Жизнь, зачем ты мне дана?

   Иль зачем судьбою тайной

   Ты на казнь осуждена?

   Кто меня враждебной властью

   Из ничтожества воззвал,

    Душу мне наполнил страстью,

   Ум сомненьем взволновал?…

   Цели нет передо мною:

   Сердце пусто, празден ум,

   И томит меня тоскою

   Однозвучный жизни шум.

   На это стихотворение поэт, в то время еще балансировавший между верой, неверием и сомнением, получил неожиданный отклик от митрополита Московского Филарета:

Не напрасно, не случайно

Жизнь от Бога мне дана,

Не без воли Бога тайной

И на казнь осуждена.

Сам я своенравной властью

Зло из темных бездн воззвал,

Сам наполнил душу страстью,

Ум сомненьем взволновал.

Вспомнись мне, забвенный мною!