Век Экклезиаста (СИ)

- Слушай, ты уже в курсе, наверное, что мы готовим последний выпуск журнала? Последний - в смысле вообще последний, понял-нет?

- Что-то такое слышал. - "Вообще фаллоапатично".

- Ну так вот, может подготовишь что? Или, ещё лучше, есть уже готовое? Не хватает материала для выпуска, понимаешь? Не упусти возможность!

- Н-нет, я ничего не готовил. - Где-то в глубине души Ричи считал, что его писательская карьера закончилась на прошлом выпуске журнала, материал которого - вершина равнодушия, не оставившая малейшего отпечатка в памяти - был не интересен не то что читателям, но, по всей видимости, даже авторам самих текстов. Оставив свежий выпуск в зобе мусорной урны, где ему было самое место, Ричи проникся уважением к вовремя соскочившим с беговой дорожки издательствам, чей функционал, в основном, сводился к электронным переизданиям и составлению сборников во всех их вариациях, подходящих, между тем, к концу.

Эмиль Эмбресвиль почесал бровь, похожую на чёрную мохнатую гусеницу, заметив, очевидно, отсутствие энтузиазма в голосе Ричи.

- Без тебя никак, Строубэк, понимаешь-нет? Это другим сложно даются слова, а твой продукт - это что-то невероятное. Я храню все твои оригиналы, чтобы показать их внукам, веришь? Кто ещё сможет закрыть Вавилонскую библиотеку, если не ты?

Гордость Ричи поднялась по пищеводу и сладкими пальцами упёрлась в нёбо, заставив подбородок подняться выше.

- Попробую что-нибудь придумать, - ответил он. - Но! - предупредительно поднял указательный палец Ричи. - Не обещаю.

- Превосходно! - воссиял желтым цветом уличного фонаря редактор. - Я зарезервирую место под твой текст. И, я прошу, не стесняй себя в оборотах. Делай... кислотней... ядовитей. Понял-нет?

Ричи вдруг стало интересно, почему к общению с ним снизошёл сам главный редактор "Мурддраала", а не его агент, по обыкновению.

- С Грегом всё в порядке? - между прочим спросил Ричи.

- Грегом? - переспросил Эмиль. - А, Грегом... Он сейчас находится в лучшем месте.

- Он умер?

- Уволился месяц назад.

- А Кейти?

- Разорвала контракт и уже год травит своей туалетной водой тараканов в "Биржевом приматории". Ты разве не слышал? Все уходят из литературы, Ричи, - пожаловался Эмиль Эмбресвиль.

"Как-то недостаточно организовано уходят".

- Кто будет в выпуске?

- Рад, что ты спросил. Во-первых, Филлип Пеперман с эссе на тему перехода литературы из описательного в символически-графический вид, пока не признаваемый критиками. - "Очередное разглагольствование по несуществующей проблеме". - Во-вторых, стихотворение Питера Слоутача об осколке гранита в центре непроходимых джунглей... детали раскрывать не буду, но тебе бы понравилось! - "Мне бы не понравилось". - Далее - долгожданное окончание детективного романа Дени Миссури... - "Что вообще можно расследовать в двадцать третьем веке?" - И вершина творчества... на втором месте после твоего рассказа, конечно - новеллеттиата в тройном соавторстве Пулье, Киттигадсона и Шеллмена - "Р (значит рентгеновское) свечение в сердце паломника, шагающего к вратам 313"! - "Отходы околомозговой жизнедеятельности, бесцельные и пустые, как этот мир; выстроенные в случайном порядке словесные выкидыши, извлечённые из давно подохшего и прогнившего, но продолжающего конвульсировать тела постмодернизма, его посмертные газы, ценимые нео-хипстерами как тончайшая музыка души".

Мышцы на лице Ричи скривились не от описания, но от воспоминаний, что в самом начале сотрудничества с "Мурддраалом", следуя веянию моды, он сам окунулся в эту искрящуюся нектаром ночную вазу, написав по чужой вселенной заказное произведение, чей общий сюжет можно представить в виде картины поля ядерного взрыва, в центре которого пробудившийся Ктулху припарковал свой фургончик и принялся торговать мороженым. С отвращением избавившись от сотворённого богохульного текста, Ричи стал было готовиться к наихудшему, однако читающая элита причислила его рассказ к шедеврам, мало чем уступающим оригиналу. Что ж, ну и отлично.

- Здорово... - пробормотал Ричи. А ведь века полтора назад он мог бы послать ко всем чертям Эмбресвиля с его псевдотворческим фарсом и заняться, к примеру, копирайтерским трудом, когда закон о Пресечении умножения сущностей, частный случай порядка Оккама, ещё не запрещал подобную деятельность.

- Значит, договорились. К концу недели жду чего-нибудь эдакого... - Эмиль сжал в руке невидимые шары. - Короче, тебе лучше знать. Удиви меня, Строубэк. Времени - до выходных. Понял-нет?

И так, в задумчивости и ожидании того незабываемого чувства, когда во время облегчения сладко сводит зубы, Ричи просидел, а сегодня ещё и пролежал на полу, три дня, напрасно призывая на помощь блудящую с кем ни попадя, но только не с ним, Лиру. Судя по всему, для создания новой истории личных ресурсов и идей будет недостаточно...

Взгляд Ричи проворной ящерицей скользнул вверх по книжному шкафу и остановился на твёрдой обложке его второго романа, выделявшегося среди других немногочисленных книг ярким лимоновым переплётом, хранящим на себе будто выжженные пирографом рельефное название: "Жёлтый предсказатель". Речь в романе шла о путешественнике, волею случая застрявшем в маленьком заполярном городке, где с его приездом стали происходить странные и ужасные события - некто принялся осквернять неприкосновенную красоту природы апокрифическими надписями на снегу, о цвете которых несложно догадаться, исходя из названия. Дабы сохранить облик честного человека и отвести от себя гнев местных жителей, путешественник проводит частное расследование, в ходе которого, по детальному изучению каллиграфии оставленных письмен, ему удаётся установить личность преступника и призвать его к ответу. Продолжение не заставило себя долго ждать, и уже через год мир увидел "Коричневого пророка" пера Ричарда Строубэка. К написанию первого романа Ричи сподвиг его единственный друг, Джонни Смоллер, заведовавший кинологической лабораторией в черте города, и временами, когда они общались более тесно, приглашавший приятеля к себе на работу, чтобы поделиться своими последними открытиями в мире вокальных пород. Они стали меньше общаться после того, как Джонни, с трудом поборов тяжёлый недуг, приковавший его к больничной койке на целых пять дней, заглянул в свою флеш-карту, опасаясь, что не успеет воплотить свою мечту и не услышит при жизни ласкающую слух собачью а-капеллу. Оказалось, в распоряжении Смоллера - целых шестьдесят лет.

Действие случилось прежде всяких размышлений. Ричи схватил телефон и надиктовал адресата.

- Привет, Джонни.

- Привет, Ричи. Рад тебя слышать, - ответил Смоллер таким деловым тоном, что было не разобрать, действительно ли он рад или это всего лишь вынужденная любезность.

- Всё работаешь?

- Да, да... работы много.

- Слушай, может пропустим вечером по одной?

- Я бы и рад, но не могу. Дело требует постоянного контроля.

- Да брось! Расскажешь мне про своих гончих.

Последовавшее после сиплого вздоха молчание ясно дало Ричи понять, что он допустил какую-то непростительную ошибку.

- Таксы, Ричи. Это таксы, а не гончие, - не в меру мягко, пытаясь сохранить самообладание, пояснил Джонни. - Одна морока с ними.

- Таксы, точно, - нервно засмеялся Ричи. - И что, всё такие же длинные?

- Дело не в длине. Они невообразимым образом покидают обычные прямоугольные загоны. Мне пришлось потратить изрядную сумму, чтобы заказать круглые. Круглые, понимаешь? А тот китаец, что продал мне щенков, испарился из города, как будто его здесь никогда и не было. На месте питомника - покинутая мастерская какого-то художника... И я постоянно даю им воду, но они, такое чувство, не могут насытиться и продолжают хотеть пить... и... боже, Ричи, о чём мы только говорим! - взорвался рыданиями Смоллер. - Петь! Они должны петь! У меня через год олимпиада певчих пород, а они даже базовых нот не знают! Господи, зачем ты позвонил? Опять вступил в какое-то дерьмо или натворил чего?