Нам нужна великая Россия (СИ)

- Стрелять или уже поздно, или ещё рано, - отрезал Пётр Аркадьевич и знаком предложил офицеру поднять воротник повыше. - Попробуем пробраться к дворцу.

Тут же раздался звон разбитого стекла. Столыпин машинально повернулся на грохот. Витрина магазина превратилась в стеклянную пасть, в которую с гиканьем и улюлюканьем летели люди в шинелях защитного цвета. С винтовками за плечами, они чувствовали себя полными хозяевами положения. Через секунду на улицу полетели баранки, разломанные надвое буханки хлеба и бусинки (что было между ними общего?..). Тут же всё втаптывалось в снег товарищами бесшабашных молодцов.

- Голодный бунт, - хмыкнул Столыпин. - Голодный бунт...

- А ну! Буржуй! Стоять! - воскликнул стоявший на проспекте напротив битой витрины солдат. - А ну-ка! Жандарм! Кровопийца! Сымай шубу!

Столыпин криво улыбнулся.

- Ну подойди и возьми! - с вызовом ответил он и добавил в сторону, шёпотом, жандарму. - Не вмешивайтесь, пока не появится настоящая опасность.

- Но она и так...Я не могу допустить...- офицер не знал, как поступить.

Солдат в два-три шага преодолел расстояние между битой витриной и "буржуем":

- Ага! Вот увидите, как чужое... - он сверлил плотоядными глазами дорогие часы, сверкавшие из-под шубы.

- Подержи-ка, - Столыпин в одно мгновенье снял с себя шубу и бросил её солдату, точно швейцару. - Присмотри за ней.

Бравый "вояка", войну знавший только по рассказам агитаторов и лечившихся в Петрограде фельдфебелей, вытаращил глаза, но машинально шубу принял.

Жандарм припомнил, что Петру Аркадьевичу подобное вытворять было не впервой. Что же за пламенный мотор надо иметь в груди, чтобы кинуть шубу своему убийце?..

- За мной, - властно произнёс Столыпин тоном, не терпящим пререканий. - Разойдись! Дай дорогу!

Он вовсю работал локтями, и люди, минуту назад бесновавшиеся, покорно расступались. Кто-то не успевал понять, что происходит. Кто-то в силу привычки поддавался напору. А кто-то просто не верил, что не имеющий "санкции" человек так спокойно будет проталкиваться через толпу. А кто-то, видя "смутно знакомое лицо", просто не хотел ему препятствовать.

- По вызову правительства и лично премьера Голицына, - поднял правую руку в приветственном жесте Столыпин, обращаясь к хлипкой цепочке городовых. - Я Пётр Столыпин.

- Столыпин!.. - раздался позади удивлённый вздох.

Громче всего, кажется, это сказал тот самый "швейцар" в шинели.

- Душитель! Кровопийца! - заголосил кто-то в толпе, но Пётр Аркадьевич уже скрылся позади городовых.

Похоже, его появление смутило бунтовщиков, и они принялись мяться, не зная, что делать с оцеплением. А может быть, ума прибавили сказочные пулемёты, о которых твердили все кому не лень вот уже который день. Кто же захочет первым подставляться под пули?

Городовые встречали дружным гулом Столыпина. Впервые за долгое время чувствовалось ободрение, словно бы весенний ветерок ворвался в промерзший по самый потолок дом.

- Смело! - это было единственное, что смог выдавить из себя жандармский офицер.

Он начинал службу свою, когда Столыпин уже покинул свой пост, а потому рассказы о нём были чем-то более похожи на легенду.

- В прошлый раз получилось много лучше, - отмахнулся Столыпин, всё внимание переводя на громаду Мариинского, тесно прижатую с двух сторон соседними постройками.

На центральном балконе за утро выросла гора всякой рухляди, должная служить чем-то вроде щита для защитников. Из-за неё поглядывали немногочисленные дула винтовок. Вокруг бегали перепуганные чиновники и офицеры. Особо запомнился один. Бледный, с наспех перевязанной грязным тряпьём головой, плотно сжатыми губами и то ли гневом, то ли обречённостью в глазах.

- Не запугаете, - точно эхо донеслось из прошлого. - Не запугаете...Пусть вы и дождались великих потрясений, но вы не запугаете...

Столыпин твердил это, приближаясь к парадным дверям дворца. Символом безумия тех дней высился лакей в сверкавшей ливрее, горой выделявшийся средь напуганных обывателей и военных, старик с густыми бакенбардами. Он служил здесь ещё в бытность Столыпина председателем Совета министров. Сощурив слезившиеся глаза, он долго присматривался к приближавшемуся Петру Аркадьевичу, а потом грохнулся на колени.

- Услышал Бог мои молитвы! Пётр Аркадьевич! Остановите Вы это безумие! Чёрти что творится! Вот говорил мне Иван Никифорович, Царствие Ему Небесное, что без Вас здесь всё пойдёт прахом!..

Столыпин остановился на миг, чтобы благодарно кивнуть старому знакомому и поднять его с колен.

- Нашли время! - выдохнул он. - Вставайте!

- А я что? А я ничего! Уважьте старика! - лакей быстро поднялся и отворил перед Столыпиным дверь. - Уж Вы только и сможете!

Пётр Аркадьевич боялся, как бы не было поздно. Он предполагал, где могут заседать сейчас министры, и сперва быстрым шагом, а после и вовсе бегом направился к залу заседаний. Встречавшиеся на пути люди удивлённо потирали глаза, словно бы оказавшись в далёком прошлом, и радостно приветствовали бывшего председателя Совета министров.

- Пётр Аркадьевич! Пётр Аркадьевич!

Иные же безмолвно провожали его взглядами и торопились подальше отсюда. Эти уже знали: всё потеряно. Всё. Даже этот призрак прошлого не способен ничего поделать. И в самом деле, что он сейчас может, когда толпа у самого Мариинского? Когда Охранное отделение полыхает огнём?..

Столыпин, не церемонясь, широко распахнул дверь зала заседаний Совета. В тот же момент погас свет во всём здании: какие-то проблемы на электростанции, - а потому никто из министров не видел, кто же именно вошёл в зал.

Свет появился так же быстро, как и потух.

Краем глаза Столыпин заметил, что один из членов Совета пропал. Понадобилось некоторое время, чтобы разглядеть спрятавшегося под стол министра. Плачевное зрелище. Тот также получил возможность приглядеться к вошедшему, а потому поспешил вернуться в первоначальное положение, покинуть поле боя, встать с колен ради победы...Ну, вы сами понимаете.

- Пётр Аркадьевич! Наконец-то!

Первым в себя пришёл князь Голицын. Совершенно седой, подтянутый, в вицмундире он больше походил на свадебного генерала, нежели премьера. Да он и сам-то, в общем, осознавал свою неготовность занять премьерский пост, о чём говорил императору. Но тот в своём решении был непреклонен.

Как бы отнёсся Николай Второй, узнай, что за несколько лет перед расстрелом князь Голицын будет зарабатывать на жизнь сапожным ремеслом и охраной огородов?..

Голицын улыбался, что ещё более дело похожим его, вкупе с размашистыми усами, на запорожского казака. Да только улыбка эта была натянутая, скорее в качестве бравады, неправдивая. А в глазах его застыла неизбывная усталость и осознание того, что все они ходят по-над бездной по раскачивающемуся, рассыпающемуся песочному мостику.

- И я рад видеть вас всех здесь, господа. Было ли сообщено Его Императорскому Величеству о Вашей просьбе? - тут же перешёл к делу Столыпин. Он хотел знал, какие же в самом деле полномочия легли на его плечи.

- Будьте уверены: царь всецело одобрил Ваше назначение. Более того, он наделил меня диктаторскими полномочиями...Которые я передаю Вам. Менее получаса назад мы отправили коллективную телеграмму государю, в котором указали о нашей неспособности в столь ответственный момент исполнять обязанности.

Странно, но Пётр Аркадьевич, похоже, ожидал такого исхода событий. Он ещё раз оглядел всех этих людей. Да, кого-то не хватало...Никого в жандармском мундире - значит, Протопопов отсутствует. Неужто старик Голицын провёл-таки своё требование об удалении бывшего товарище председателя Государственной Думы с поста министра внутренних дел? Но вряд ли князь долго торжествовал. Так. Не хватает старого доброго Григоровича, морского министра, и обер-прокурора Раева.

Значит, они сдались, испугались. Министры - теперь уже бывшие министры - тряслись в этой комнате в ожидании ареста.