Прогулки с бесом (СИ)
Прогулки с бесом (СИ) читать книгу онлайн
- Вроде как донос на себя пишу. Мало им когда и где появился - так раздевайся до исподнего, выворачивайся на изнанку, признавайся без утайки, какими плохими делами замарал имя своё прежде, от чего отказывался и почему? Что за рыбина, с кем, в каких морях-окиянах плавал в прежние времена , с какой целью мутил воду ? - вопросы " кто такие "имы", чьих будут, откуда взялись " оставались без ответа , а желавшие знать истину пропадали.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Когда вошли в состояние "первой степени опьянения" - разговоры перешли на другое. Начал я:
- А переспать с женщиной в список "необратимых" входит?
- Полностью! Это явление достойно записи в "классику"!
- А прожитый день?
- В какой-то мере - да.
Третий, наглядный, "яркий" и памятный пример "необратимого процесса" - солдатские яловые сапоги. То есть, воловья кожа, что идёт на пошив солдатских сапог, ремней, ранцев, сумок, сёдел...
Перечисленные предметы в пищу не пригодны: "Закон о необратимости процессов" не позволит сожрать сапоги, офицерскую портупею и ремень вкупе с полевой сумкой, если не подойти к процессу поедания казённого воинского снаряжения "вдумчиво и творчески".
Случай, когда "Закон о необратимости процессов" не сработал и "дал осечку" - случился в Тихий океан на советской барже. Как и почему баржу понесло в открытый океан - обычное "совецкое" умолчание и о ротозействе обитателей баржи в печати, ТВ и радио речи не велось, не освещались "светом истины" подобные события в "славном совецком прошлом". "Правдивые советские СМИ" говорили только о "героизме и мужестве" ротозеев, но о "человеческом факторе" тогда ничего не знали.
Дрейф баржи был длительным, настолько длительным, что "моряки"-пехотинцы "унесённые бурей", успели съесть не только сапоги и ремни из кожи, но и гармошку. "Внутренним зрением", без участия беса, вижу сцену: гармонист, последний раз в жизни гармошки исполняет "Гимн советского союза", целует клавиатуру, и со слезами на глазах отдаёт инструмент в руки товарища ответственного за пропитание команды. Повар, с не меньшими слезами, совершает ритуал прощания с любимым народом инструментом и приступает к приготовлению чего-то съедобного.
- Взаимного поедания не случилось - уже героизм!
И ведь выжили! Гармоника спасла "героев": оказалась калорийнее и вкуснее сапог! Поедание музыкального инструмента случилось в нашей истории спустя девять лет после окончания Большой войны.
Если вся советская печать когда-то писала о "мужестве и силе воли" четверых ротозеев, то почему бы и мне не рассказать о подвиге с поеданием коровьей шкуры в оккупацию? Если не полностью выйду в "герои", то хотя бы маленький лучик славы на лысину получу от доброго читателя.
Готов свидетельствовать факт:
- Яловые сапоги съедобны, но предварительн должны пройти длительную стадию обработкти: размягчения в воде, длительной варке с неоднократной заменой воды. Что останется от варки и будет ли продукт съедобным - вопросы такого рода в блокаду... то есть, на унесённой в океан барже никто задавать не стал: жевали молча...
Прекращать "предавать совецкую социалистическую родину" отец не собирался. Ни стыда, ни совести, ни каких либо иных "составляющих", что могли бы "загрысть" окончательно - у отца не было. Если в прошлые времена сопровождал грузы в "стране советов", то при оккупантах он был на последнем месте в поездной бригаде. Возможно, что и третьим. Первым, естественно, был "легаш" из немцев.
Можно ли немецкого главного кондуктора времён оккупации сравнивать с советским? Можно: иностранный и советский легаши занимались одной работой: сопровождали грузы. Какие грузы, куда и зачем - не их дело: сопроводи - и всё!
Чем отличались немецкие грузовые вагоны от "совецких"? Ничем особым: вагон - он и есть вагон. Если в перемещаются боеприпасы и оружие, или "советских людей в рабство" - вагоны "вражеские", но если в советском вагоне везут советских "зеков" - какое у них отличие?
Немецкие вагоны, будучи европейскими, отличались от советских шириной колёсных пар тележек, остальное - одинаковое. Советскую захваченную железнодорожную колею враги не собирались "перешивать" под европейский стандарт, а посему по "стальным магистралям отечества" катались бывшие "советскими" паровозы и вагоны. Кто больше разбирался в железнодорожной технике: пришлый немец, или свой "предатель", годы проработавший на транспорте?
О чём думали "легаши" советский и немецкий, отправляясь в поездку? О том, что вернутся на своих ногах, или трупами? Дорога-то рокада, вдоль фронта, и чей "бог войны" первым станет обрабатывать стальную магистраль - откуда знать работникам транспорта? Есть над чем задуматься: "вернусь живым, или в Фатерланд уйдёт известие что такой-то "пал смертью героя при завоевании жизненного пространства для Великой Германии"? Действия партизан на железных дорогах области не могли называться "эффективными и результативными", но в сводках Советского Информбюро "вражеские эшелоны с живой силой и техникой бесперебойно валились под откосы"! - поправку о том, что под откосы валилась своя техника захваченная врагами - Информационное бюро не делало.
Никогда не узнать в деталях бытовую мелочь: поездная бригада, это "гнусное сборище захватчиков и их пособников", миновав препоны и ловушки "народных мстителей" - приводит эшелон с живой силой и техникой в пункт назначения. Что далее? Как распределяются роли? По законам, даже военного времени, людям положен отдых, а для немецких людей - обязательно! Они его и получают. Как делили отдых хозяева и слуги? Работник из немцев шёл отдыхать в одно помещение, а отец-прислужник - в другое? Совсем, как когда-то в "свободной" заокеанской державе делили чёрных и белых? Дискриминация? И каким нужно быть дураком, чтобы за всю долгую, в девяносто лет отцову жизнь ни разу не расспросить отца о такой мелочи!
Как-то из поездки отец принёс свежую коровью шкуру. Где взял, почему решил, что она может быть полезной семейству - этого не узнаю. И бес не хочет давать разъяснений о "коровьем золотом руне". Или немцы шкуру бросили за ненадобностью, или подарили русскому за "примерный труд"? Полное сходство с раздачей "Почётных грамот", коими обильно отмечали "ударный труд отличившихся при строительстве коммунизма". Зима была лютой, а шкура - замёрзшая и страшная. "Несгибаемая": пробовал разогнуть и посмотреть, что внутри - ничего не получилось.
Шкура долго лежала на полу в сенях, и никто не знал, что с ней делать, куда применить. Что шкура на что-то может пригодиться - такое на подсознании могло придти только к матери: забота о хотя бы за какое-то пропитание лежала на ней.
Царь-Голод! Велик ты, могуч и прекрасен! Талантлив и гениален! Ты - единственный двигатель всего живого! Готов без устали скудным языком своим воспевать гимны, оды и возносить хвалу прекрасными словами великого русского языка, кои приобрёл за годы жизни и кои храню в "кладовой памяти"! Но не могу понять, о, царь-Голод малое: почему одного поднимаешь на труд, а другой от твоих понуждений выползает на иные дороги? "Тайна сия велика бысть"!
Спасибо царь-Голод: кто однажды с тобой познакомился - до конца дней не страдал отсутствием аппетита! Но, к делу: если ограничиться только одним восхвалением голода - можно "отбросить лапти": гимнами сыт не будешь, голод не реагирует на похвалы, ему требуется что-то съедобное, пусть и долго ношеный яловый солдатский сопог.
Думайте, думайте! Вот перед вами лежит законсервированная морозом коровья шкура, и она на что-то годна... На что? Понятно, из неё можно сделать подмётки для обуви, но не в бывшей монастырской келье...
И мать осенило: нарезала из шкуры полосок, каждую полоску вешала на палочку и держала над пламенем в плите, пока шерсть полностью не сгорала.
Шерсть горела, полоска кожи, будто живая, охватывала собою палочку и превращалась в трубку. Вонь от горевшей шерсти расходилась по всему убогому жилищу. Затем опалённые пластинки кожи мать тщательно чистила, мыла, загружала в чугунок и варила до состояния, когда шкурки можно было потреблять и беззубому человеку: настолько они были мягкими.