Пустышка. Что Интернет делает с нашими мозгами

Спустя пять лет журнал Scribners нанёс кажущийся смертельным удар по кодексам, опубликовав статью под названием «Конец книг», написанную выдающимся французским писателем и издателем Октавом Узанном. «Что я думаю о судьбе книг, моих дорогих друзей? - писал он - Я не верю (и прогресс, связанный с развитием электричества и современных механизмов, не позволяет мне верить) в то, что изобретение Гутенберга ожидает какая-либо иная судьба, кроме небытия - рано или поздно оно перестанет быть лучшим из методов отображения продуктов нашего ума». Печать, «несколько устаревший процесс», которая на протяжении веков «деспотично правила умами людей», будет замещена «фонографией», а библиотеки превратятся в «фонографотеки». Мы увидим возвращение «искусства говорить» - ведь рассказчики вновь займут место писателей. «Дамам больше не придётся, - заключал Узанн, - говорить об успешном авторе: "Что за очаровательный писатель!" Теперь они, содрогаясь от волнения, будут вздыхать: "Ах, голос этого рассказчика захватывает, прельщает и будоражит меня!"».

Однако книга пережила появление фонографа так же, как и появление газеты. Слушание не заменило чтения. Изобретение Эдисона стало применяться в основном для проигрывания музыки, а не для декламации стихов и прозы. В течение XX века книги смогли пережить и ещё несколько смертельных, на первый взгляд, угроз: появление кинотеатров, радио и телевидения. В наши дни книги остаются вполне привычным элементом нашего быта, и есть все основания верить в то, что печатная продукция продолжит производиться и читаться, в разумных пределах, и в последующие годы. Конечно, книги могут оказаться на пути к забвению, но путь этот обязательно будет длинным и извилистым. Однако продолжающееся существование кодексов хотя и представляется отрадным для библиофилов, И никак не меняет того факта, что книги и их чтение (по крайней мере, по сравнению с состоянием в прошлом) находятся в своего рода культурной тени.

Мы, как общество в целом, уделяем значительно меньше времени, чем прежде, чтению печатных текстов, и даже читая их, находимся в тени Интернета. «Уже сейчас, - писал литературный критик Джордж Стайнер в 1997 году, во многом утрачены умение молчать, искусство концентрации и запоминания и достаточное количество времени, от которого зависело вдумчивое чтение». «Однако, - продолжает он, - эти потери кажутся незначительными по сравнению с прекрасным новым электронным миром». Ещё пятьдесят лет назад мы вполне могли заявлять, что находимся в эре печатной продукции. Сейчас это уже не так.

Некоторые мыслители приветствуют закат книги как явления и присущего ей буквального мышления. В своём недавнем обращении к группе учителей Марк Федерман, исследователь процессов образования из Университета Торонто, заявил, что грамотность в традиционном понимании «представляет собой лишь причудливое понятие, эстетическую форму, которая не имеет ничего общего с реальными вопросами и проблемами педагогики, подобно тому, как чтение стихов, хотя и не лишённое определённого смысла, более не является силой, структурирующей общество». Учителям и студентам пришло время, сказал он, покинуть «линейный, иерархический мир книг» и войти в мир «повсеместного подключения к Сети и универсальной близости» - мир, в котором «величайшие навыки» предполагают «распознавание смысла в постоянно изменяющемся контексте».

Клей Ширки, исследователь цифровых медиа из Нью-Йоркского университета, предложил в 2008 году в своём блоге не тратить время на оплакивание смерти углублённого чтения - на его взгляд, важность этого свойства всегда переоценивалась. «Никто не читает "Войну и мир", - писал он, упоминая эпос Толстого как квинтэссенцию высоких литературных достижений. -? Книга слишком длинна и недостаточно интересна». Люди всё чаще «считают, что священный труд Толстого на самом деле не настолько ценен, чтобы тратить время на его изучение». То же самое относится к циклу романов М. Пруста «В поисках утраченного времени» и других произведений, которые до недавних времён считались, по меткому выражению Ширки, «чем-то очень важным по не совсем понятным причинам». Он считает, что «все эти годы мы впустую хвалили писателей» типа Толстого и Пруста. Наши прежние привычки, связанные с литературным мышлением, «были всего лишь побочным следствием жизни в условиях среды неполного доступа»29. Теперь, заключает Ширки, благодаря тому, что Сеть обеспечила нас полноценным «доступом», мы вполне можем отложить в сторону некоторые из наших устаревших привычек.

Конечно, такие высказывания слишком демонстративны для того, чтобы принимать их всерьёз. В сущности, они представляют собой ещё одно выражение экстравагантного позёрства, привычного для антиинтеллектуальной части учёного сообщества. Однако в данном случае возможно и другое объяснение. Федерман, Ширки и прочие их единомышленники могут служить примером постлитературного мышления, примером интеллектуалов, для которых основным источником информации всегда был экран, а не страница. Как писал Альберто Мангуэль, «существует непреодолимая пропасть между книгой, признанной классикой согласно устоявшейся традиции, и книгой (той же самой), которую мы считаем значимой вследствие наших собственных инстинктов, эмоций и понимания, - мы выстрадали её, насладились ею, совместили её содержимое с нашим собственным опытом и (невзирая на огромное количество людей, познакомившихся с нею до нас) стали, в сущности, её первыми читателями». Если вам не хватает времени, интереса или способностей для того, чтобы насладиться литературным произведением (или сделать его своим, в терминах Мангуэля), то, вне всякого сомнения, вы будете считать шедевр Толстого «слишком длинным и недостаточно интересным».

Было бы крайне заманчивым попросту игнорировать тех, кто считает ценность литературного мышления преувеличенной, однако, думая таким образом, мы совершаем большую ошибку. Аргументация таких людей является важным показателем фундаментальных изменений, происходящих в отношении общества к интеллектуальным достижениям. Их слова помогают многим людям оправдать это переключение - убедить себя в том, что блуждание по Сети представляет собой вполне допустимую, более того, лучшую альтернативу углублённому чтению и другим формам спокойного и внимательного мышления. Утверждая, что книги стали чем-то архаичным и необязательным, Федерман и Ширки создают своего рода интеллектуальную защиту, помогающую умным и развитым людям с большим комфортом впадать в состояние постоянной отвлечённости, присущее жизни в онлайне.

Наше стремление к быстрой калейдоскопической смене впечатлений возникло значительно раньше, чем была изобретена Всемирная паутина. Оно существовало и развивалось на протяжении многих десятилетий по мере того, как темпы нашей жизни и работы возрастали, а радио и телевидение постоянно снабжали нас всё увеличивающимся потоком программ, сообщений и рекламы. Интернет хотя и знаменует собой повсеместный и радикальный отказ от традиционных медиа, олицетворяет развитие интеллектуальной и социальной тенденции, возникшей при появлении электрических медиа XX века и определявшей нашу жизнь и образ мышления уже на протяжении десятилетий. Отвлекающий элемент всегда присутствовал в нашей жизни, однако прежде у нас не было средства коммуникации, которое, подобно Сети, настолько сильно запрограммировано на рассеивание нашего внимания и которое столь настойчиво выполняет свою роль.

Дэвид Леви в книге «Прокручивая вперёд» описывает одну встречу, которая произошла в середине 1970-х годов в знаменитом исследовательском центре компании Xerox в Пало-Альто. Именно в то время инженеры и программисты, работавшие в научных лабораториях, создали множество вещей, ставших неотъемлемыми элементами наших персональных компьютеров. Группа известных компьютерных учёных была приглашена в центр для того, чтобы увидеть работу новой операционной системы, значительно упрощавшей процессы многозадачности. В отличие от традиционных операционных систем, способных работать в единицу времени над одной задачей, новая система делила экран на несколько окон, в каждом из которых могла работать отдельная программа или демонстрировались не связанные между собой документы. Чтобы проиллюстрировать гибкость новой системы, представитель Xerox переключался из окна, в котором он писал программный код, в другое, где отображались пришедшие сообщения электронной почты. Он мог быстро прочитать сообщение, ответить на него, а затем перескочить обратно в окно программы и продолжить написание кода. Некоторые представители аудитории аплодировали новой системе. Они понимали, что она позволит людям использовать свои компьютеры более эффективно. Других же она отпугнула. «Скажите, какой может быть смысл в том, чтобы я прерывал свою работу по кодированию и отвлекался на чтение электронной почты?!»- гневно вопросил один из учёных.