Православие. Тома I и II

   Однако критика в адрес священнослужителей раздавалась не только извне Церкви, но и изнутри. Григорий Богослов резко критикует епископов своего времени за то, что они, получив власть, не ведут аскетический образ жизни и превозносятся над другими, будучи уверены в том, что архиерейский сан обеспечивает им богословскую и нравственную непогрешимость:

    Наиболее святейший из всех существующих у нас чинов рискует стать наиболее осмеиваемым, ибо не добродетелью, но происками приобретается у нас председательство, и престолы занимаются не достойнейшими, но влиятельнейшими… Нет такого врача или художника, который не вникал бы сначала в природу болезней или не смешивал многих красок и не рисовал; зато легко отыскать предстоятеля Церкви: не потрудившись, не подготовившись к сану, едва посеян, как уже и вырос… В одночасье производим мы святых и приказываем быть мудрыми тем, кто никакой мудрости не учился… Надменный председательствует, поднимает бровь против тех, кто лучше его, не боится престола, не смущается, видя, что воздержник оказался ниже; наоборот, получив могущество, он думает, что стал мудрее, впрочем, думает ошибочно, так как власть лишила его способности рассуждать здраво.

   Не сан делает человека святым, утверждает Григорий, не иерархическая степень, не место у престола, но добродетельная жизнь. Григорию представляется несправедливым то, что временщики оказываются у кормила церковного корабля, тогда как люди, отличающиеся святостью жизни, остаются в тени. Он считает, что именно личная святость должна быть главным критерием для возведения на епископские престолы, а не влиятельное положение в обществе, административные способности или социальное происхождение.

   Несколько стихотворений Григория специально посвящены теме достоинства священного сана и недостоинства его носителей. Одно из них содержит немало резких обличений нравственного характера, подкрепленных сатирическим описанием архиерейского быта:

    Григорий уже не сотрапезник земного царя, как прежде,

    Он не сделает и малой поблажки своему мешку,

    Не будет возлежать среди пирующих, потупленный и безмолвный,

    Едва переводя дыхание и пожирая пишу, подобно рабам…

    Не буду лобызать рук, обагренных кровью…

    На священный, именинный, похоронный или свадебный пир

    Не пойду с многочисленной свитой,

    Чтобы все или собственными челюстями истребить, или предоставить Сопровождающим…

    И чтобы вечером отвести обратно нагруженный корабль –

    одушевленный гроб –

    Отправить домой отягощенное чрево;

    И чтобы, едва переводя дыхание от пресыщения, спешить на новое обильное застолье,

    Не успев разрешиться от бремени предыдущего пиршества.

   Другое стихотворение Григория называется «О себе самом и о епископах». В нем Григорий с такой резкостью говорит об архиереях, что при переводе полного корпуса его творений на русский язык в XIX веке это стихотворение решено было опустить. Здесь Григорий предостерегает против «дурных епископов», которых называет волками в овечьей шкуре:

    Ты можешь довериться льву, леопард может стать ручным,

    И даже змея, возможно, побежит от тебя, хотя ты и боишься ее;

    Но одного остерегайся — дурных епископов,

    Не смущаясь при этом достоинством их престола!

    Ведь всем доступно высокое положение, но не всем благодать.

    Проникнув взором сквозь овечью шкуру, разгляди за ней волка.

   Взгляд Григория Богослова на священнослужителей своего времени весьма пессимистичен, и его критика может показаться чрезмерно резкой. Ценность ее, однако, обусловлена тем, что это критика изнутри Церкви, а не извне, — критика, исходящая от человека, который болеет за Церковь, а не от того, кто настроен к ней враждебно.

   Спустя семь столетий с пламенными обличениями в адрес священнослужителей своего времени обращается Симеон Новый Богослов.

   Заключительный гимн из сборника «Гимны божественной любви» называется «Общее наставление с обличением ко всем: царям, архиереям, священникам, монахам и мирянам, изреченное и изрекаемое от уст Божиих». Гимн начинается с обличений в адрес императоров, которых Симеон укоряет за языческие дела и обычаи. Далее следует серия инвектив в адрес архиереев: их Симеон обличает в гордости, неблагоговейном отношении к святыне, ложном смирении, участии в мирских делах, стяжательстве, нарушении канонов, симонии, обогащении за счет церковных средств. Священнослужителей своего времени Симеон упрекает за славолюбие, сребролюбие, торговлю священным саном и другие грехи: Но кто же из нас, иереев, сегодняСначала очистил себя от пороков И только потом уж дерзнул на священство? Кто мог бы сказать дерзновенно, что славу Земную презрел и священство воспринял Лишь ради небесной божественной славы? Кто только Христа возлюбил всей душою, А золото все и богатство отринул? Кто скромно живет и доволен немногим? А кто никогда не присвоил чужого? Кого же за взятки не мучает совесть? И кто не старался при помощи взяток Сам стать иереем и сделать другого, Купив и продав благодать и священство?.. А кто не давал по указке начальства, По просьбе мирских, и князей, и богатых Священного сана тому, кто не должен И кто недостоин быть пастырем в Церкви? Поистине, нет никого в наше время Из всех их, кто чистое сердце имел бы, Кого бы не мучила совесть за это, Ведь он непременно соделал что–либо Одно из того, о чем сказано выше. Но все мы без страха грешим ежедневно, Со злом не борясь, дел добра не являя…

   Симеон угрожает Страшным Судом и вечными муками тем священнослужителям, которые на первое место ставят материальное обогащение и не заботятся о своих храмах и о своих семьях. Они, по словам Симеона, будут осуждены Богом, подобно человеку, растратившему деньги своей жены, не сумевшему расплатиться с долгами и брошенному в долговую яму. По мнению Симеона, священником может стать только тот, чья нравственная жизнь соответствует святости и высоте служения. Всем же прочим путь к священству должен быть закрыт: Кто прежде всего этот мир не оставит, Все то, что есть в мире, душой ненавидя, И кто одного лишь Христа не возлюбит И ради Него не погубит кто душу… И кто не пройдет чрез труды и печали И Духа Святого внутрь сердца не примет… Тот пусть не старается стать иереем, Над душами власть получить не стремится, Начальником стать пусть отнюдь не дерзает.

   Невестой Христовой является не только Церковь, не имеющая пятна или порока, но и душа всякого христианина. Однако Симеон не видит среди духовенства своего времени никого, кто бы заботился о собственной душе: А кто же из нас, иереев, стремится Спасти свою душу, Христову невесту? Хотя б одного среди нас покажи мне — Я буду и этим, поверь мне, доволен!

   Инвективы Симеона в адрес современников отражают те отрицательные явления в жизни Церкви, которые были обратной стороной медали всех церковных «ренессансов», будь то в IV или XI веке, будь то в византийскую или послевизантийскую эпоху. Эти инвективы, так же как и приведенные выше аналогичные обличения Григория Богослова в адрес епископов, подтверждают, что критическое отношение к самой себе никогда не покидало Церковь. Она всегда свидетельствовала о своем призвании к святости и не снижала духовно–нравственную планку, даже если многие ее члены, включая священнослужителей, до этой планки не дотягивали.

Соборность Церкви

   В Символе веры Церковь названа Соборной: этим словом на славянский язык переведено греческое, буквально означающее «всеобщая», «всеобъемлющая», «вселенская». Для перевода в русской научно–богословской литературе чаще всего употребляется слово «кафолическая» (латинскую версию того же слова — «католическая» — зарезервировала для себя Римско–католическая Церковь). Смысл понятия «кафолическая» разъясняет Кирилл Иерусалимский в Огласительном поучении, посвященном изложению учения о Церкви: