Славься, Темная Властительница! (СИ)

- Даже не знаю, как сказать, Ваше Величество, – вздохнул генерал, – но у нас проблема примерно такого рода, – старик расправил тряпочку, на деле оказавшуюся очень минималистичными трусиками.

- Дай угадаю, нашёл у одного из бойцов неуставную вещицу? – хихикнула королева. – Нельзя быть таким скромником, Хью, мало ли какие у кого вкусы.

- Ваше Величество, проблема в том, что такого рода вкусы, кажется, у нашего интенданта. И теперь у нас три сотни пар вот этого вот, – рыцарь набрал побольше воздуха в грудь, чтобы произнести следующее слово, – обмундирования, – Мизори икнула, Хьюберт же не собирался останавливать свою речь. – Разумеется, я совершенно не имею ничего против любви к такого рода одежде, и даже разделял когда-то, да и сейчас разделяю, но Моя Королева, не для всех же!!! Когда была получена первая партия и передана новобранцам... Вы видели Джонни? Можете представить его в этом? У кое-кого случился шок и кратковременная потеря сознания. Отделение Джонни деморализовано, а таких Джонни у нас в войсках хватает. А есть ведь ещё Тамара! В общем, надо срочно принимать меры, ведь если и со штанами свершится что-то подобное, враги нападут на нас попросту из эстетических соображений!

Торвальд задумалась, на смуглом лобике возникла маленькая морщинка, единственный глаз уставился на проблему. Стринги в армию – совсем не дело. Если так продолжится, солдаты станут похожи на любителей садо-мазо, а это убьёт всю индивидуальность самой Мизори. Более того, люди попросту могут забыть, кто именно доминирует в этом государстве. Магесса провела ладонью в кожаной перчатке по обнажённому бедру. Нет, двойники ей точно не требуются.

- Гуамоко!!! – требовательный взгляд королевы остановился на большущем филине в галстуке-бабочке.

Гуамоко. Это имя звучало всегда, когда пахло жареным. Первый министр королевства чинно восседал на специальной жёрдочке рядом с троном. Многие считали, что большая сова, как символ мудрости, была назначена на этот пост королевой с той же целью, с коей герой-варвар выбирает в качестве оружия гигантский двуручник. Подобные мысли были далеки от истины, на эту должность филин был назначен по другим причинам. Министр, питающийся полёвками – необычайно выгодно, к тому же у него не было карманов, а значит и взятки брать он не мог.

- Что угодно, Ваше Величество? – осведомилась птица.

- Гуамоко, как это понимать? Почему экипировка воинов и работниц борделей перестала отличатся? Или это такое слияние ведомств?

Птица задумчиво наклонила голову. Гуамоколатокинт был достаточно мудр, чтобы пережить десяток правителей, и достаточно осторожен, чтобы прожить три сотни лет. Но даже его знания были ограничены, под пристальным взглядом тёмно-синего глаза птица нахохлилась и принялась планомерно перелистывать записную книжку – подарок министра здравоохранения. Книжка, кроме, собственно, самой книжки, состояла из трёх пар гоблинских ног, двух пар рук, умеющих писать весьма красивым почерком, и одного говорящего попугая, позволявшего воспроизводить некоторые записи в устной форме. После серии задумчивых поухиваний министр наконец нашёл нужный абзац.

- Бельё нательное, для трёхсот человек, выделено три золотых, перепоручено интенданту Корбсу.

- Три золотых?! – заменяющий отсутствующий глаз кусочек сапфирового тиктита взорвался серией разрядов. – Да на эти деньги можно было стадо мулмаков обрядить! Чего молчишь?! Где деньги?! Отвечайте, Хьюберт!

Генерал непонимающе хлопал глазами. Он был боевым командиром, деньгами обычно занимались интенданты и военные министры.

- Скорее всего, растащили, – безразлично бросила птица. Старый генерал побледнел.

- Но разве можно было предположить, что кто-то из наших исполнителей позволит себе красть у собственного народа?

Тронный зал замер. В тишине полнейшего шока с глухим звуком рухнуло на землю тело министра социальных связей Валианта. Кто-то побежал за нашатырём.

- Ну вот, кажется, вы сами того не ведая, одержали ещё одну победу, – отметила властительница.

Старый генерал покраснел. Сам Хьюберт был неплохим человеком, большую часть жизни прослуживший в Клавендхольме, одном из четырёх графств Параракса. Как и прочие графства, сия провинция имела свои особенности. Вопреки разнузданному элийскому феодализму, таманской теократии и ларгосской практичности, в Клавендхольме царила редкая для Континента форма общественной отсталости – власти не воровали. Латокинту было даже жаль беднягу. В своё время даже ужасная правительница прошлого, Гризельда Бессердечная, не смогла обуздать великую столичную клептократию. Например, если верить финансовой отчётности, на деньги, которые были вложены в королевский дворец, можно было построить ещё один такой же.

- Что ж, придётся разбираться самой! Где этот интендант Корбс?! Сюда его немедленно!

Спустя десять минут в ногах у властительницы валялся мужчина. Несмотря на богатырское сложение, интендант выглядел совершенно раздавленным. Он ведь всё делал честно – вверенные ему средства передал ответственному за тряпки. Ну, разве что пару серебряных монеток отдал на благотворительность, имидж армии нужно поддерживать. Королева сдержалась, лишь щёлкнула пальцами. Теперь перед троном валялись двое. Распорядитель по вопросам формы всё делал по инструкции – передал средства миледи Тонелли, дабы та устроила аукцион среди ткачей и выбрал наиболее успешного исполнителя для королевского заказа. Тонелли, разумеется, тоже была человеком добросердечным и не могла отказать в помощи несчастным сироткам...

Прошло два часа, вереница людей пересекала тронный зал от одного конца до другого. Все они преданные слуги короны, денно и нощно думающие о благе государства, не забывающие о благотворительности. Кроме, разумеется, Фрэнка Задорукого, бесчестнейшего из ткачей, который завалил заказ, и теперь нагло утверждал, что на три серебряка просто невозможно было купить должное количество материи. Тем более, что он не помог не одной сиротке!

- Это каким же сироткам вы все помогали?! – не сдержалась молодая королева. – Из Горячих Цыпочек, Шёлковых Простыней, Розовых Подвязок?! Чего молчите, засранцы?! Или мне вас всех повесить?!

Присутствующие остервенело замотали головами. Ведь если их повесят, то некому будет заботиться о несчастных малышах и малышках.

- Значит так, черти, с каждого по десять пар трусов. Ищите, где хотите, хоть с себя снимайте. А государственный заказ, – девушка покосилась на всё ещё лежащие на подлокотнике трусики, – продать оркам. Ты доволен, Хьюберт?

- Доволен, Моя Королева, – старик низко поклонился. – Только есть ещё одна проблема. В целях экономии мессир Валиант пожелал совместить в одном предмете функции шлема и котелка, на разработку прототипа было выделено два золотых...

Тень опустилась на лицо молодой властительницы. Почему-то в этот момент ей страшно захотелось кого-нибудь убить, или чтобы кто-нибудь пришёл и положил конец её мучением. Да, именно из-за таких моментов обычно происходят знаменитые вспышки гнева Тёмных Властелинов. Можно стоически снести весть о потере какого-нибудь города, но когда по десять раз в день теряешь золото из-за какого-то министерства ночных горшков, очень быстро теряешь веру в разум и доброту, начиная тихо ненавидеть весь мир.

- Герой, Ваше Величество! – внезапно послышалось из-за двери, и Торвальд расцвела.

- Очистить помещение! Немедленно! – несмотря на все попытки придать голосу злобность, в словах буквально искрилось счастье.

- Но как же котелки? – попытался возразить Сэр Хьюберт.

- Какие могут быть котелки, когда на вашу королеву вот-вот обрушится молот правосудия и праведный гнев огнём небесным снизойдёт на землю, дабы покарать мою нечестивую душу?! – сердечко стучало быстро-быстро, всего полтора года прошло с той поры, как Мизори сама была светлой героиней. Сражалась с тьмой в лице гигантских грызунов, организованных бандитских групп и пожилых Тёмных Властелинов. Уж она-то знала толк в потехе, именуемой в широких массах подвигом. Помещение потихоньку пустело, разошлись министры, удалилась стража, даже Гуамоко улетел куда-то, а вслед за ним семенила записная книжка. Последним комнату покинул министр здравоохранения, заговорщически подмигнув хозяйке. Господин Клаус обычно платил за свежие трупы, за живых платил вдвойне. Впрочем, живых Мизори не отдавала, слишком хорошо знала, как далеко могут зайти эксперименты лича, чтобы вверять в его руки разумное существо, пускай и пытавшееся её убить.