К другим берегам (СИ)

Он боялся, что с появлением ребенка все, что было, может дать трещину: часть ее любви, которая должна принадлежать ему, будет отдана ребенку, время, которое она проводила с ним, будет отдано ребенку... Эти мысли приходили и приходили, и он не мог отогнать их, жил с ними, не мог избавиться от них. Он видел сколько любви и нежности молодые матери отдают детям, и думал, думал: если у нее столько любви отойдет ребенку, что же достанется ему?

"надо не думать об этом не думать это случается с другими это случается со всеми это случилось с нами это ничего это должно быть мужчина должен иметь ребенка должен воспитать его любить его должен это его дитя его плоть его кровь" - вот, что следовало думать!

В дверях вновь появилась сестра. Она улыбнулась.

- Как там?- спросил он.

- Рано говорить о результатах. Ваша жена держится молодцом. Вы должны ей гордиться.

- Я ей очень горжусь, только мне казалось, что это происходит не так долго.

- Бывает по-разному. К тому же, у нее - первый ребеночек. Думаю, скоро все закончится. Если вы голодны, в парке есть закусочная. Извините, мне нужно идти.

За стойкой бармен смотрел телевизор, негромко играла музыка. Под стеклом холодильной витрины стояли закуски. Он заказал бутерброд с сыром и чашку кофе. Сел за столик у окна. Через невысокую каменную ограду перелезал мальчишка в ярком свитере, дальше виднелись дома, над ними - горы, освещенные солнцем. Там, где на вершинах лес был не очень густой, можно различить отдельные деревья, темневшие на фоне неба, точно иероглифы на голубой бумаге. Кофе был невкусным. Он заказал бутылку пива и еще бутербродов.

- Жена рожает? - спросил бармен, подавая заказ.

- Откуда вы знаете?

- Хм... Вы бы здесь поработали - тоже бы знали.

- Да, вы правы.

Налил пиво в стакан, выжидая пока осядет пена. Негромко играла музыка. Пиво было неплохим. Бармен уставился в телевизор. За окном светило солнце. Листья на ветвях трепетали от ветра. На вершинах гор темнели деревья. Небо - синее. Горы - далекие. Деревья - темные. Кассета в магнитофоне кончилась. Бармен смотрел телевизор. Музыка не играла. За окном светило солнце. Одинокая каменная ограда, уже без мальчишки. Одинокие деревья. Одинокие горы. Одинокое небо.

Возвращаясь по парку, думал:

"пускай будет ребенок все будет хорошо было прекрасно когда было двое она сказала втроем будет хорошо я не верил теперь хочу верить пускай хорошо будет втроем Господи пускай все получится может будет немного трудно ничего что будет немного трудно ничего потом изменится потом все изменится пусть нам будет хорошо втроем"

У входа в родильный дом пропустил незнакомую сестру, вошел за ней. В коридоре незнакомый врач беседовал с женщиной, около них вертелась девочка. Часы показывали три четверти третьего. По лестнице спустилась сестра, лицо у нее было растерянное.

- Я увидела вас из окна и решила не дожидаться наверху.

- Я ходил поесть.

- Я решила, что вы отправились домой, но потом увидела вас из окна.

- Она родила?

- Да... - сказала сестра. Он понял: это не все. - Вы должны выслушать то, что я вам скажу.

У него внутри что-то сжалось.

- Что с ней?

- Все дело в ребенке. Мы старались исполнить свой долг, но он появился на свет мертвым. Нам всем очень жаль. Мы ничего не могли поделать...

- Она знает?

- Ваша супруга утомлена родами, ей лучше, пока, не знать о несчастье.

- Можно ее увидеть?

- Она очень устала, ей нужен отдых. Приходите завтра, после обеда. Она будет чувствовать себя лучше.

Он молчал.

- О ребенке вы ей скажете или это сделать нам? - спросила сестра.

- Скажите сами.

- Могу я чем-нибудь помочь вам?

- Нет,- сказал он, и вышел на воздух.

Какие-то мысли носились в голове. Ни одна из них не могла завершиться. Мысли носились, точно обрывки бумаги в ветреный день. Сначала подумал о жене. Постарался представить, как она лежит, уставшая от родов и не знает, что все напрасно. Не получилось. Потом подумал о том, сколько же мертвых детей видела эта сестра. Может, ее манера говорить официальными фразами от того, что ей доверяют сообщать мужчинам, что их ребенок мертв? Но и эта мысль оборвалась. Вдруг подумал, что не узнал, кто родился - мальчик или девочка. Стал думать: кого же ему хотелось иметь, и не пришел ни к какому решению. Мысли спутались, перемешались, и тогда точно кто-то сильный ухватил нутро в кулак и крепко сдавил. Стало больно, слезы выступили из глаз. Он побрел, ступая по опавшей листве, которая придавливалась под тяжестью тела.

Нить Ариадны.

I

Мало ли, по какой неаккуратной случайности можно лишиться возможности мыслить здраво - так, как проделываем мы с вами изо дня в день, не отягощая мозг утонченной работой. Причин существует множество, только последствия этих причин могут быть куда серьезнее словесного каламбура, вдруг вырвавшегося на волю, и принести его несчастному обладателю массу неприятностей. N. согласился с тем, что его поместили в лечебницу, одобряя необходимость врачебного вмешательства, как, например, при воспалении слепой кишки. Кстати, используя именно это сравнение, ему и была предложена помощь от добродушного вида доктора с чеховской бородкой, постепенно оформившегося во Владимира Павловича, с плавно изогнутой курительной трубкой в руках, на костяном мундштуке которой отпечатались следы все еще крепких зубов. Свежий докторский облик неверно указывал на его возраст, точно испорченный барометр тычет своей глупой стрелкой в "ясно", когда вовсю уже льет дождь. Владимир Павлович имел прочную репутацию удачливого специалиста; авторитетно пользуясь пушистыми фразами и мягкими оборотами речи, он посоветовал N. пройти курс лечения.

Пациент с подозрительным взглядом от начавшей развиваться мании неожиданно для себя выдал вяло-безразличное согласие - учуял, что сможет наконец избавиться от прилипчивого присутствия окружавших его назойливых человеков и побыть в одиночестве, которое ему с избытком предоставляла лечебница вслед за смертью так и не сумевшей разродиться жены. Его отправили в лечебницу родные, как избавляются от чего-то лишнего, ненужного (например, от вдруг пришедшей в негодность вещи), после того как N. провел несколько недель в добровольном домашнем заточении, точно заблудившись в своей - теперь уже своей - двухкомнатной квартире.

Что стало причиной его желания укрыться от всех? Кто знает... Уж точно не те, кто отправлял N. в лечебницу. Да и сам он говорил нечто невнятное, сумбурное: Не знаю, не знаю, как получилось... наверное, не было необходимости выходить из дома... да и погода - сами знаете... что там делать-то? И верно, делать ему там было нечего - все эти люди, суета и сутолока жизни отвлекали N. от сложной задачи вдруг свалившейся на него.

Быть может, свалилось это и не совсем вдруг. Какое-то время после смерти жены N. часто задавал себе вопросы: "что же делать?", "как теперь быть?"... Не то чтобы находились ответы, удовлетворяющие N., нет, их не было, но все эти тревожащие его вопросы исчезали сами собой. А теперь вот - нет, не исчезли; напротив, началось нечто удивительное - N. стал отчетливо осознавать, что его желание найти ответы на простые, казалось бы, вопросы не ослабевало, как прежде, а крепло, усиливалось с неимоверной быстротой, только почему-то всегда натыкалось на тупики лабиринта, куда он забрел самым непонятным для себя образом. N. удивился, ведь никакого лабиринта здесь прежде не было! Да и откуда взяться изощренной, нездешней штуке в обычной двухкомнатной квартире? Это было очень-очень странно...

"Что толку удивляться, - решил N., - надо выбираться поскорее". Да не тут-то было! Теперь, когда он признал существование лабиринта, он попался окончательно. Понять, как угодил он туда, было непросто, а сам лабиринт был сделан превосходно, и выбраться из него никак не получалось.