Чёртова одежда (СИ)

- ХА! Кто злодеистее, чем дяденька, который разрезают жертву ножиком на мелкие кусочки? - я поняла, что не до конца изучила радистку Кэт.

Она - не гербарий, а я не хирург, чтобы изучать подружку.

Может быть, она - сумасшедшая?

В своём воображении рисует маньяков?

Мы подъехали к следующей станции, и опять - когда двери закрылись - радистка Кэт вскрикнула раненой птицей.

Но не ущипнула меня, сдержала порыв, хотя от ужаса щеки Кэт покрылись инеем.

- Он! Опять! Смотрит на меня! Взгляд у него! - Кэт пальцем указывала в толпу людей-селедок.

Один мужчина выделялся (хотя в Москве трудно выделиться, хоть золотую корону на голову натяни - увидишь еще сто человек в золотых коронах).

Он смотрел на радистку Кэт. Глаза его - пламенно красные, цвета горькой калины.

Чем ягода красивей, тем менее вкусная.

Калина - чемпион среди Подмосковных ягод по красоте, а по вкусу - БРРРРР!

Я в третьем классе попробовала калину, даже смешала с сахаром.

Хрен с сахаром смешать - слаще получится, чем калина горькая.

- Вижу! Кто он? - я спросила, а потом поняла - нелепость.

Маньяк остался на прошлой остановке.

Даже, если его наверху ждал мотоцикл или гоночная машина "Феррари", то не успел бы - сначала нужно выйти из метро: эскалатор, плюс толпа.

Затем перелететь все пробки, снова спуститься в толпе в метро, дойти до нашего вагона и... ради чего? чтобы посмотреть на радистку Кэт?

И глаза у маньяка не красные, не калиновые.

Свет лампы отразился в глазах дяденьки.

От страха я придумала, пугаю себя и радистку Кэт.

Но её уже дальше не испугаешь, Кэт находится на грани обморока.

- Не бойся, не выдумывай соловьёв-разбойников.

ТВОЙ маньяк - не летучий Голландец.

Он не успел бы с той станции добежать до этой.

- Человек не успел бы, но он - не человек! - Кэт произнесла через силу, не хотела казаться сумасшедшей, но...

Девочка, которая верит в нечеловеков - сказочница!

- Не человек, и - ладно! - я успокаивала своё расшалившееся барабанное сердце. Моим учащённым сердцебиением сейчас только врачей сердечников пугать. - Нам нет дела до маньяков, привидений - ни пользы от них, ни вреда!

Лицо радистки Кэт в ответ озарила робкая вчерашняя улыбка.

К следующему туру за белых я днём снова разбирала Испанскую партию со всевозможными ловушками, отклонениями, кознями.

Человечество не стремится к Идеалам, а запутывает, из простого делает сложное, из ясного - тёмное.

Вчера не прошла Испанка, значит - сегодня буду долбить, пока не надолбится.

Перед выходом из дома задумалась: позвонить радистке Кэт, или встретимся на Воробьевых горах, если Кэт не передумает болеть за меня.

Вдвоём - веселее ехать, но и мешает изрядно - отвлекает от партии.

В последний момент решила, что не позвоню, потому что события не подгоняют.

До Воробьевых Гор я доехала без приключений: ни маньяков с горящим взором, ни чертей, ни городских сумасшедших не встретила.

Они замаскировались до вечера, когда усталые девушки не смотрят по сторонам.

Дорога от станции метро поднималась в гору, крученная, напоминала Кавказскую магистраль.

Три года назад мы путешествовали по Кавказскому побережью.

Поездку родители называли - туром, а я - адским путешествием.

Автобус несколько раз чуть не сорвался в пропасть - миллиметр.

Колесо зависало над бездной, а вокруг - Солнышко, облака, синее небо - настоящий кошмар.

Ад мне казался не чёрной пещерой с котлами с кипящей смолой и грешниками в огне, а - Черноморским побережьем Кавказа, и среди радости - убийства, ловушки, как ловушки в шахматах.

Страшнее - не когда в плохом - плохое, а, когда в радостном - ужасное.

Зомби в кино - страшно, но зловещий клоун маньяк - еще кошмарнее.

Я сегодня не считала приметы - добрые и плохие, а по дороге вспоминала заковыристый вариант испанской партии - защита Брентано.

Е4 е5, конь f3 конь f6, слон b5 пешка g5.

Черными играет моя давняя знакомая Светка Озерцова - девочка с золотыми пружинками вместо волос на голове.

Мы подружились семь лет назад в Костроме - столице комаров.

После первого тура я и папа отправились на речку и встретили маму и дочку с нашего шахматного турнира имени реки Волга.

Мама Озерцовой вызвала у меня детское восхищение (я и сейчас вспоминаю спокойствие молодой женщины, мечтаю купить стальные нервы, как у неё).

Мама загорала на песочке, лицо прикрыла ковбойской шляпой.

Дочка - Светка - в это время с упоением лупила палкой по реке, выбивала из Волги водяную пыль.

И стучание палкой, и спокойствие мамы привели меня в бриллиантовый восторг.

Я узнала, как выглядят Свобода и Счастье.

Мои родители полагали бесцельное времяпровождение детей - напрасной тратой жизненного потенциала.

"Жизненный потенциал" они придумали и важно напоминали нам каждый раз, когда я и Анжелика не кушали кашу.

"В овсяной каше (без сахара, без соли и без молока) сосредоточен эликсир жизни! Жизненный потенциал", - папа обычно поднимал указательный палец правой руки, дирижировал своими словами.

Для папы основной жизненный потенциал кроется в вареном луке и овсяной каше на воде.

Несмотря на многолетнюю дружбу, я сегодня обязана выиграть.

Проигрыш почти стопроцентно выбивает меня из тройки лидеров.

У Озерцовой та же проблема, и та же задача: близнецы задачи.

Перед пешеходным переходом через дорогу стояли два шкафа-книгочея.

Жители района оставляли в шкафах ненужные книги - библиотека без библиотекаря, ячейка социалистического или коммунистического общества, когда всё - общее, и ни за что не платим.

Слово "ячейка" неприятно для меня, я каждый раз вместо ячейки представляла яички мух - белые и противные... ФУ! Гадость.

Зачем-то я остановилась около шкафа с книгами.

Не думала выбирать книгу, но выпучила глаза, читала названия на корешках.

Несколько дней назад я бы не знала, кто и почему меня остановил.

Сегодня, обогащенная знаниями экстрасенса Михаила, поняла - демоны меня у шкафа затормозили.

И демоны на меня шкаф роняли.

Обалдевшая, я смотрела на книжный шкаф и не понимала - то ли небо меняется с землей местами, то ли я падаю в невесомости.

Включила весь свой умственный потенциал.

И в последний момент отпрыгнула...

Нет, не отпрыгнула, потому что ноги вросли в землю.

Шкаф угрожающе на меня падал, давил авторитетом.

Я - куколка Барби - пыталась остановить падающую могильную плиту шкафа широко распахнутыми глазами и губками, сложенными сердечком.

Шкаф не испугался взгляда девочки.

Ноги мои превратились в сосульки.

В глазах появилась черная пелена тумана ужаса.

Сердце сжалось до размеров мышиного сердечка.

- Шикарно уходишь из жизни, подруга! - голос, а затем и тонкая белая рука выдернули меня из цейтнота. - Смерть под шкафом с книгами - лучший финал для шахматистки. - Кэт спасла меня, но не остановилась после подвига.

Она левой рукой держала меня, предостерегала от новых безумных поступков (вдруг, я передумаю жить, и снова брошусь под неудержимо падающий шкаф?).

Правой рукой радистка Кэт толкнула шкаф от нас, на Север.

Шкаф булькнул, грязно выругался, затрещал и накренился в другую сторону.

Медленно, со скоростью улитки спринтерши, интеллектуальных шкаф после долгих раздумий упал.

Выполнил свою миссию - упал, хоть не на меня, а на траву.

Говорящая трава!

Из-под шкафа торчала мощная питонья рука с бутылкой, и в бутылке не лимонад "дюшес".

Еще виднелась голова с полуседыми темными кучерявыми волосами.

Голова пыхтела, злобничала, говорила что-то на умершем языке пьяных маньяков.

- Ух, ты! А я думала, что шкаф говорящий и в тебя влюбился, Лён! - Кэт с интересом склонилась над дяденькой под шкафом - любителем книг, книжным червем. - Маньяк спрятался за шкафом, чтобы его не увидели с бутылкой "Балтика девятка".