Она уходит по-английски (СИ)

Папа брал меня своими ковшами и усаживал на табурет рядом. Мама ставила тарелку с пышущими от жара блинчиками и наливала чашку свежезаваренного чая. А я сидел и, болтая ногами, как хомяк, поедал блины один за другим.

Кажется, что совсем недавно эта квартира была моим домом и крепостью, где я из стульев, подушек и покрывал строил свои непреступные замки, где всего пару кубиков, солдатиков и заводная машинка были мне целым миром, рисуемым в воображении.

Сейчас в моей комнате остался только стол, на котором стоял компьютер с обоями двухлетней давности, да потрепанный сборник научной фантастики из заводской библиотеки, который я не успел вернуть до ее закрытия. Всю остальную мебель либо продали, либо выкинули, либо отвезли в деревню по моей же просьбе, когда мы съехали на съемную квартиру.

Я помыл руки душистым мылом, сполоснул бледноватое лицо, вытерся чистым, пахнущим свежестью полотенцем, и лег на мягкий диван в зале.

Сразу отдалились проблемы, склоки на работе, но вернулось бульканье в легких и хрип.

- Нужно как-нибудь выкроить время и все-таки сделать флюорографию, - подумал я.

Потрогал лоб - горячий. Подмышки тоже горели.

Входная дверь открылась, зажегся свет в коридоре, и послышался голос мамы. Я не спеша встал и пошел встречать.

- Неужто его величество само пожаловало? - спросила с улыбкой мама, ставя к зальной двери пакеты.- Здравствуй, сынок.

- Привет, - сказал я, немного, смущаясь.

- Сейчас разденусь, руки помою, и будем обедать.

- Я ненадолго.

- Что значит, опять ненадолго? Ты посмотри на себя. Дошел весь.

- Ничего не дошел, - пробубнил я. - А отец где?

- В гараже. Где ему еще быть. Днями там торчит. Лучше бы работу нашел.

- А я сегодня Витю видел. Приезжал ко мне утром.

- А твоя-то королева куда делась?

- Она на тренинге. Скоро должна уже вернуться.

- На тренинге.... Знаю я эти тренинги. Муж дома, а она гуляет.

- Ну не начинай. Она действительно по работе улетела. Кстати, скоро могу получить повышение. В пятницу на собеседование заключительное ходил. Знаешь, какой там строгий отбор?

- Я и вижу. Одежда мятая, грязная. Щеки ввалились.

- Да где она грязная-то?

- Вон коленки на брюках желтые, посмотри. Оставь дома, постираю. Джинсы на переменку наденешь.

- Ну, мам...

- Снимай, снимай.

Я бросил взгляд на пакеты с едой.

В детстве я всегда ждал маму из магазина. Мне все казалось, что вот следующий кулек будет обязательно с чем-нибудь необычным. Все эти пакетики, бутылочки, коробочки -такие редкие и только в день зарплаты, которую могли по полгода задерживать. Приходилось экономить, чтобы прокормить семью из трех мужиков. Это, наверное, был единственный повод, когда мама причисляла меня к мужикам. Так обычно я всегда в ее глазах оставался маленьким сыночком.

Мама начала возиться на газовой плите с утварью, подогревая обед. Запахло жареными яйцами и вареной колбасой, картошкой с луком. Из холодильника были вытащены на свет миски с квашеной деревенской капустой, домашними опятами и солеными огурцами. Все из деревни.

На деревенской картошке, сале и яйцах мы и выжили в голодные девяностые, когда рушилась страна, и лихорадило завод.

Что-то со мной происходило в эти минуты. Мне не хотелось вставать из-за стола. Я снова был ребенком, мама была рядом. Даже любовь к жене отодвинулась на второй план. Я понимал, что вот только стоит сейчас сделать маленькое усилие, стоит только принять твердое решение, и я обрету покой и полное умиротворение.

Нужно просто не уходить никуда из квартиры, и все вернется на свои места. Все будет по-прежнему. Злой, суетный мир оставит меня в покое. Не будет спешки, недосыпов, ссор с женой, призраков ее измен, вечных недомолвок, дурацких подколок и насмешек со стороны тестя с тещей.

Запереться сейчас в теплой квартире, отключить телефон и остаться здесь навсегда. Стоит только подойти к маме, этой худенькой измученной семейными неурядицами женщине, обнять ее, как раньше, попросить прощения, и король вновь обретет свое маленькое королевство.

Но я не мог. Слишком далеко зашел. Слишком далеко. Я завишу от Кати. От ее запаха. От ее волос, глаз, улыбки, скул, шеи, ног, бедер, груди. Я не могу без близости с ней. Когда ее долго нет, я страдаю.

Я ревную ее к каждому, кто оказался рядом: кто ее подвез, похвалил, слегка тронул, улыбнулся ей. Я ревную ее к контактам в телефоне, к чекам, понимая, что она могла строить глазки официантам или тем, кто сидел за столиком напротив.

Она любит игры, она любит выпить, и, самое страшное, она не контролирует себя в таком состоянии. Степан был прав, я давно болен ею.

Однажды на отдыхе в Турции мы здорово напились и возвращались в отель запоздно. Я тащил ее по пляжу, утопая в мокром песке. Луна освещала нам путь. В номере кинул на кровать, уже спящую. Неприкрытая нагота сводила меня с ума.

Я не смог сдержаться и накинулся на свою жену, как животное, будто на любовницу после двадцати лет в браке, испытывая греховную страсть. Но, когда закончил, понял, что вот так мог сделать любой. Она все равно бы ничего не вспомнила, и в ту ночь я впервые заплакал, будучи женатым.

Немного перекусив, на сладкое мы выпили по чашке свежезаваренного черного чая с конфетами. Мама дотронулась морщинистой ладонью до моего лба и заявила, что я весь горю.

Срочно был найден градусник. Под нажимом пришлось рассказать о высокой температуре двухнедельной давности и про то, что вообще последние полгода я часто болел простудой, заверив, что сейчас все хорошо, что я пил сильные антибиотики.

Мама как обычно вся разнервничалась, начала сыпать вопросами. Градусник еще больше накалил воздух, показав 37,8.

- Да ты горишь, Максим! Ты что совсем без чувств? Тебе лежать нужно, а не ходить!

Пришлось выпить таблетку парацетамола и дать обещание, что завтра же пойду к врачу. Как назло, от горячего чая еще и кашель начался.

Я пошел, лег обратно на диван в зале и тут заметил вмятину на шкафу. Какой-то давний еще из самого детства дремотный ужас стал просыпаться внутри. Тошнотворный комок вновь подкатил к горлу.

Кто-то совсем недавно в этой комнате защищался, а кто-то нападал. Все опять всплыло из памяти наверх. Как я прятался под кровать от страха, как рыдал и умолял не трогать маму. Как искали отца по району и обзванивали морги, а на утро он приходил весь перевязанный и побитый, словно на него, как на волка, охотился весь район.

Два месяца назад я сидел на кухне, делая отчет, в пепельнице дымилась сигарета, по телевизору показывали серию "Квантового скачка", как вдруг зазвонил мой сотовый телефон. Это была мама. Катька сидела в соседней комнате, тоже мучаясь с отчетом. Сделав глоток виски со льдом, чтобы промочить горло, я нажал "ответить":

- Сынок, приезжай домой, - плачущим голосом, сказала мама. - Отец пьяный. Драться лезет.

- Блин, вы достали меня уже со своими проблемами, - срываясь, сказал я. - У меня своих трудностей хватает.

- Приезжай, сынок. Я боюсь домой возвращаться. На улице сижу на лавке.

- Сама, небось, напросилась опять.

- Клянусь, слова не сказала. Как зашел домой, сразу матом. Я к стенке прижалась и стою, дрожу. Ты же знаешь, ему пить нельзя, голова вся битая. Приезжай, пожалуйста.

- Как же я рад, что женился и, наконец, избавился от всех этих ссор ваших и драк. От пьянок этих. Звони Вите. Он старший. Пусть и разбирается с отцом.

- Ну, ему, сколько ехать-то, и ребенок спит уже. Приезжай, пожалуйста!

- Нет. Сами там разбирайтесь. Иди назад и не бойся.

Я положил трубку и сделал большую затяжку сигаретой, так чтобы аж до легких достало.

- Кто там, милый?

- Мама.

- Ну ты посмотри на этого непослушного мальчика. Опять с мамашкой сплетничает. Мог хотя бы до утра подождать, пока я уйду на работу? Все, ночью ничего не будет.

- Да что за бред ты несешь? Ей помощь нужна была. Отец пьяный пришел.