Суперобединение или второе пришествие Христа (СИ)

Вдруг почуял запах дыма.

Сел проворно на облучок и сказал Андрию,

- Слава богу, жило недалеко; сворачивай вправо да поезжай.

Пугачёвщина

Приехали к дядьке в Жидиловку. За столом с оренбургским самогоном выяснилось, что Андрий в Ленинграде заочно оканчивает мореходное училище и, как и я, работает в Балтийском морском пароходстве матросом.

По линии отца предки Андрия ровно 200 лет назад, в 1773 году, воевали против проклятого кровавого царизма вместе с Емельяном Пугачёвым. Гаус ехал в Дедуровку, что в 42-х километрах от Оренбурга, посетить место, где располагалась бывшая Белогорская крепость. Развалины крепости и сейчас видны в одной межевой версте к северо-западу от Дедуровки. Рассказал Андрий, что по линии матери его пра-пра-пра бабка была полька, дочь ковенского воеводы. По линии матери предки Андрия воевали за независимость Польши. Боролись против царской малороссийской банды, против отряда атамана Бульбы.

С Андрием быстро подружились. Гаус был очень не глуп. Разговор Швабрина был остёр и занимателен. Он с весёлостию описал мне порядки в СССР, всё советское общество и наш край. Я смеялся от чистого сердца. Гаус-Швабрин специально избрал старомодный вид путешествия в зимней кибитке на санях. Был большой оригинал. Авантюрист мёрз в куртке из рыбьего меха, а на мне в степи был заячий тулуп, а сверху лисья шуба. Не колеблясь, заставил в его дальнейшее путешествие, надеть мой тулуп.

Вожатый

В Ленинграде с Андрием встречались, и он уговорил бежать с ним за границу, что для матросов загранплавания не трудно. Мысль о будущем побеге угнетала, так как я был молод и глуп, и особо не хотел бежать за кордон. Не хотелось обижать и Андрия, своего товарища, тем более, что за границей, как он говаривал, у него богатые родственники.

7 апреля 1973 года, на самодельной яхте "Секрет" с красными революционными парусами, ночью и рано утром, в тумане, я ловил корюшку в запретном районе фортов острова Котлин, что в 27 километрах от устья Невы, терзаясь мыслями о будущем побеге из СССР.

Задумавшись, не заметил пограничный катер под номером 017. Командир катера меня задержал, конфисковав яхту. Военные пограничники заперли меня в каземате одного из кронштадтских фортов, обещая, что вечером со мной будут разбираться. Пограничники, отлавливая нарушителей запретной зоны, собирали их в казематы фортов, а вечером или на другой день, иногда и через два-три дня, везли в милицию для вынесения наказаний.

Случилось так, что на морском фарватере, в тумане, пограничный катер под номером 017 раздавило океанское судно "Профессор Щёголев". Команда и командир катера погибли. Я же остался в заброшенном каземате форта всеми забытый и крепко запертый.

Если исследователь моего творчества захочет найти форт, в котором меня и ещё одного любителя рыбалки заперли; фортов напоминаю у Кронштадской крепости семнадцать, все на искусственных островах.

На искусственных островах размещались четыре южных батареи и восемь северных батарей. Советую исследователям соблюдать осторожность. У острова Котлин сто восемь километров ряжевых, каменных и свайных подводных преград.

Крепость

Сажая в каземат, советский пограничник заставил спуститься вниз на пятнадцать ступеней. Это была подземная камера; из голых и мокрых стен сочились слёзы. Поставленная на морскую, обезвреженную мину плошка, фитиль которой плавал в вонючем жире, осветила лоснящиеся стены страшного жилища.

- Вот тебе камера для воспитания, - сказал пограничник, взял плошку и, закрыв дверь, лишил и того тусклого света, который показал, словно при вспышке зарницы, мокрые стены моей тюрьмы.

Шесть суток я мучился, и прошёл через все муки, какие только переживают узники, забытые в тюрьме. Дух мой омрачился, туман неграмотности застилал глаза. Я был человек простой, необразованный, быстро отчаялся в подземной тюрьме. Питался тем, что у меня было взято с собой, да ещё тухлой корюшкой, которую не отобрали пограничники.

Незваный гость

На седьмые сутки сказал себе: "Хочу умереть" и дал клятву погибнуть с голода и жажды, не притрагиваясь к тем останкам пищи, которые оставались. Вечером (по свету из наклонной вентиляционной трубы я определял время суток), услыхал глухой шум за стеной. То было равномерное поскрёбывание по камню, производимое либо огромным когтем, либо каким-нибудь орудием. Я начал отбивать черепками, размягчённую штукатурку и копать навстречу, горько жалея, что не употребил на эту работу минувшие бесконечные часы, которые были потрачены даром на пустые надежды и отчаяние.

- Боже мой, боже мой, - вскричал я, - сжалься надо мной, боже, не дай умереть в отчаянии!

- Кто в таком порыве говорит о боге и об отчаянии? - произнёс голос, доносившийся, словно из-под земли. Заглушённый толщею стен, он звучал как из могилы.

- Несчастный узник, - отвечал я.

- Какой нации?

- Русский.

- Имя?

- Александр.

- Твоё звание?

- Моряк.

- Давно ты здесь?

- Шесть дней. А вы сколько?

- Десять.

Я вздрогнул. Этот человек находился в темнице на четыре дня больше. За стеной раздался скрежет и тотчас земля, на которую опирался обеими руками поддалась; я отпрянул. В тот же миг груда земли и камней посыпалась в яму, открывшуюся под вырытым отверстием. Из тёмной глубины показалась голова, плечи и, наконец, весь человек, который не без ловкости выбрался из пролома, с рычагом в руках.

Я сжал в своих объятиях нового друга, и подвёл его к свету вентиляционной трубы. Это был человек невысокого роста, с волосами, поседевшими от пыли, с проницательными глазами, с двухнедельной щетиной на лице. По лбу его струился пот. На вид ему казалось не более 24-х лет. Он подошёл с рычагом к железной двери моего каземата и сказал, что дверь мы вскроем за четыре часа. Я с восхищением смотрел на героя.

- Скажите, кто вы? - восторженно спросил его.

Новый товарищ-узник снисходительно улыбнулся.

- Аббат Фариа, Игорь Вячеславович, - пошутил он. Потом добавил,

- Маралов Игорь, курсант-выпускник Рязанского воздушно-десантного училища.

С Игорем начали ломать дверь камеры.

Игорь знал всё. Как-то я сказал ему, что счастье быть таким учёным, как он. Игорь улыбнулся и спросил, - но ты ещё о чём-то подумал?

- Да.

- О чём?

- Есть у меня дружок, - обиженно начал я повествование, - он предлагает бежать из Советского союза за границу, не знаю, как быть. Бежать с ним не хочу, и обидеть его боюсь. Не понимаю, почему он хочет бежать за границу?

- А как фамилия дружка?

- Гаус Андрий.

- Гаус! - повторил Игорь. - Гаус! Знавал я одного Гауса, преподавателя военного училища.

- У Гауса двойная фамилия, - добавил я. Вообще-то он Гаус-Швабрин.

Курсант Маралов расхохотался. Я посмотрел на него с изумлением.

- Что с вами? - спросил я его.

- Видишь этот лучик света? - вопросил он в ответ.

- Вижу.

- Ну так вот: твоё дело для меня яснее луча. Гаус сын дипломатов Швабриных, которые работают на ГРУ. Швабрин хочет вербануть клиента для обеспечения карьеры! Он вверх, тебя в подземную тюрьму!

Примечание эксперта: Гаусы-Швабрины работали на Первое главное управление КГБ СССР, а не на ГРУ. Агентом, сотрудником нейролингвистического отдела ГРУ был их сын Андрий.

Архив ГРУ. СР-Л27Э. Архив КГБ. КК-Л54О.

- Что такое ГРУ?

- Эти три буквы знать не положено.

- Откуда вы знаете?

- Курсант-десантник знает всё, - отвечал Маралов, в последний раз налегая на рычаг и ломая дужку замка темницы.