Современная новелла Китая

— Наймем домработницу.

— А, эти аньхойские поденщицы такие недобросовестные, разве можно на них положиться!

Фан Минхуа слегка заколебалась.

— И потом, зачем доставлять хлопоты своей бывшей организации? Если все пенсионеры вернутся, такая неразбериха начнется! — При одной мысли об этом Цзи Вэньяо пот прошиб.

— Нет, у меня еще шесть лет впереди, и я могу работать, — стояла на своем Минхуа. — Не возьмешь меня обратно в Управление, я на другую работу пойду. Пойду секретарем или замсекретаря парткома в какую-нибудь фирму. Ну, как?

— Э-э… Сейчас с этими фирмами такая путаница.

— Путаница! Надо только усилить руководство, наладить идеологическую работу, как раз и пригодятся старые кадры.

— Ну хорошо, — кивнул головой Цзи, как будто был начальником орготдела.

— Еще как хорошо-то! Эти на симпозиуме понимают людей! Сбавить десять лет, начать все сначала, да мне и во сне такое не снилось!

— А мне снилось, я об этом мечтал! — Цзи снова воодушевился. — «Культурная революция» украла у меня самые лучшие годы! Десять лет! Сколько дел можно было совершить! Пропали все эти годы, осталась седая голова и болезни. Кто возместит мне все это? И почему я должен пожинать эти горькие плоды? Вернуть молодость, отдать десять лет — эти ученые хорошо придумали, давно бы так!

Опасаясь, как бы мужа снова не захватили тяжелые воспоминания, Фан Минхуа, смеясь, сказала:

— Ладно уж, пошли есть утку!

Сорокадевятилетний Чжан Минмин не мог разобраться в своих чувствах, не мог толком сказать, рад он или не рад, сладко ему или горько. Кажется, и то и другое.

Хорошо, разумеется, что вернут десять лет. Специалисту-исследователю да не знать цену времени? Особенно ему, интеллигенту средних лет. Десять лет — это подарок судьбы. Вот за границей: если после двадцати лет исследователь сделал что-то значительное в своей области, он выступит с докладом на международной конференции, в тридцать может добиться признания во всем мире. Таких примеров сколько угодно. А он? Блестяще учился в университете, научный руководитель считал его талантливым, и происхождение было не хуже, чем у других. Увы! В неподходящее время он родился: отправили землю копать. А когда вернулся и взялся за пожелтевшие листы научно-технической документации, показалось, будто впервые их видит — в голове пусто, руки дрожат. И вдруг подарили десять лет, и можно все начать сначала. Надо взяться как следует, а если еще и условия для работы улучшатся, меньше будет волокиты и бестолковой беготни, — можно и в десять лет уложить все двадцать, наверстать упущенное и, как говорится, с честью достичь вершин мировой науки.

Он радовался, как и все, даже больше.

Но тут один из сослуживцев, похлопывая его по плечу, спросил:

— Чему радуешься?

— Как же не радоваться? — удивился Чжан.

— Сбавят десять лет, Цзи Вэньяо не уйдет на пенсию, а значит, не быть тебе начальником, крышка.

Да, да, сбавят десять лет, Цзи не уйдет, да и зачем ему уходить, будет по-прежнему начальником, а он, Чжан? Останется рядовым инженером, будет разрабатывать свою тему, торчать в лаборатории, в библиотеке… Но ведь только позавчера его вызывали в министерство, сказали, что Цзи пора на пенсию и он, Чжан, займет его место… Как же теперь, все не в счет, что ли?

На самом-то деле его совсем не привлекала административная работа. Самым высоким постом в его послужном списке было руководство группой, а опыт политической работы ограничивался проведением группового собрания. Ему и в голову не приходило поставить свое имя рядом с каким-нибудь чиновным званием, уже не говоря о таком высоком, как начальник управления. Смолоду он был «книжником», а во время «культурной революции» его причислили к «ревизионистской поросли — прихвостням буржуазных специалистов». После разгрома «четверки» он с головой ушел в работу, целыми днями просиживал в лаборатории, почти ни с кем не разговаривал.

Неизвестно, как это получилось, но когда подбирали резерв руководства, выбор пал на него. Несколько раз устраивали опрос сотрудников, его имя неизменно оказывалось первым в списке, как в свое время — на экзаменах — в первой тройке. В этот раз, выйдя из министерства, он подумал, что все решено окончательно. Хотя до сих пор никак не мог понять, при каких обстоятельствах, в каком деле он проявил способности руководителя, заслужил благосклонность верхов и доверие масс, и потому ощущал неловкость. У него никогда не было склонности к административной работе, откуда же взяться способностям руководителя?

Сюэ Миньжу, его жена, не блистала ни красотой, ни талантами, но была хорошей женой и матерью. Будучи в курсе служебных дел мужа, она прекрасно разбиралась во всех распрях, бушевавших в Управлении, и сказала:

— Именно потому, что ты не годишься в руководители, тебя и хотят сделать начальником.

Чжан Минмин оторопел — что за нелепость? Но, поразмыслив, решил, что в этом есть какой-то смысл. Какой из него руководитель! Он не умеет отстаивать собственное мнение, не гонится за высокими должностями и потому всех устраивает — вот на него и пал выбор.

Конечно, была и «оппозиция». Он слышал, что на партийном собрании чуть ли не полдня спорили по «вопросу о Чжан Минмине». О чем именно спорили и что это за «вопрос», он не представлял, ясно было одно, что теперь он стал человеком, из-за которого спорят. Лишь когда его выдвинули на пост начальника Управления, все споры сами собой разрешились и «вопрос» отпал.

Однако пока шли споры и опросы общественного мнения, Чжан Минмин постепенно привыкал к своей новой роли человека, «выдвинутого на повышение», «из-за которого спорят». Иногда ему даже казалось, что он и в самом деле сможет стать хорошим начальником, хотя никогда не пробовал.

— Соглашайся, чего там, — говорила Миньжу. — Не ты же этого добивался. Станешь начальником — не придется, по крайней мере, ездить на работу и с работы в переполненном автобусе.

Ну вот, а теперь он не будет начальником. Жалел ли он об этом? Пожалуй, только не очень. Впрочем, он и сам этого не знал.

В полной растерянности Чжан вернулся домой.

— Пришел? Вот и хорошо, ужин как раз готов. — Миньжу принесла из кухни тарелку мяса, овощи и бульон с яйцами и острыми приправами. Мясо было нежирное, свежая зелень сверкала, все выглядело очень аппетитно.

Жена — прекрасная хозяйка, ловкая и сметливая, к тому же ласковая и заботливая. В те трудные три года, когда вокруг все болели и пухли от голода, Миньжу буквально спасала семью: перетирала грубое зерно, варила суп из костей, что-то готовила из арбузных корок. Теперь продукты не проблема, но рыба и мясо так подорожали, что «зуб неймет», как жаловались соседи. Но Миньжу в совершенстве владела искусством выгодно покупать и мастерски готовить, получалось «недорого, но мило». Взглянув на аппетитную еду, Чжан Минмин вымыл руки, сел за стол и взял палочки.

— Сельдерей какой нежный, — сказал он. — Дорогой? В газетах пишут, что от него кровяное давление понижается.

Миньжу молча улыбалась.

— Горчичка хороша. Такую остроту придает бульону!

Миньжу по-прежнему молча посмеивалась.

— А жареное мясо с бамбуком… — Чжан Минмин восторгался обычным ужином, как истинный гурман.

— Ну, что случилось? — вдруг спросила Миньжу.

— Да ничего, ничего не случилось! — Чжан Минмин изобразил удивление. — Могу же я похвалить твою стряпню…

— Ты ешь каждый день, но никогда не хвалил, в чем же дело? — Миньжу все посмеивалась.

Чжан Минмин понял, что ему не отвертеться.

— Не хвалил, потому и решил…

— Ну хватит! Ты от меня что-то скрываешь. — Умница жена его раскусила.

Чжан Минмин вздохнул, отложил палочки.

— Да я не скрываю, просто не соображу, как лучше сказать.

Сюэ Миньжу опять усмехнулась. Конечно, ее муж ученый, исследователь, разбирается в тонкостях науки, не то что другие. Но проникнуть в чужую психологию, понять что-то по выражению лица — тут он беспомощен.