Зимний фарс или баллада о бесстрашной Татьяне (СИ)

- Ой, нет, нет! - вдруг засуетился супруг. - Нет. Ты... Я...

Он притянул мою голову к своей груди, прижался губами к моим волосам и начал раскачиваться, словно баюкая.

- Ты мне очень нравишься. Ты очень красивая и добрая, и умная. - Он стиснул меня в объятиях сильнее. - И замечательная. Я люблю тебя! Полюбил в тот момент, когда впервые увидел...

Я всхлипнула. Влюбленный? Влюбленные ведут себя иначе.

- Не думай так, - в голосе Мороза послышалась боль. - Все совсем по-другому. Ты такая... - Он замолчал, тщетно пытаясь подобрать нужное слово. - Такая нежная и хрупкая, и человек. А тут я...

Он сказал последнюю фразу так, словно нет создания хуже в обоих мирах, чем он.

- Влюбился, - эту часть Мороз произнес еще более траурным тоном. - Нет. Ты просто не знаешь. Когда воплощение стихии влюбляется не в избранницу - он ломает ей всю жизнь. Такое было раньше, когда мы еще не жили отшельниками. Воплощению неважно любит или не любит девушка в ответ, невозможно справиться с желанием быть рядом и с инстинктом уничтожать всякое препятствие на пути к любимой. Хорошо если несчастная не любила в ответ, потому что однажды воплощение находило страсть сильнее или же появлялась избранница стихии.

Мороз гладил меня по волосам и, кажется, боялся выпустить из объятий.

- Это блаженство узнать тебя, понять, кто был на портрете, - он вздохнул. - И ужас. Заставить тебя жить здесь, быть со мной. Без страха ты легко совершаешь поступки, принимаешь необдуманные решения. Мне так хотелось тебе понравиться по-настоящему.

На ум тут же пришли наши с ним первые поцелуи, точнее мои поцелуи. Даже будучи отчаянно смелой, я ни за что не стала бы целовать первого встречного или того, кто мне лишь немного симпатичен. Это не вопрос отсутствующего страха, а вопрос эмоционального отклика на него самого и его сущность.

Он взволнованно выдохнул мне в волосы.

- Я так скучал по твоим мыслям, - прошептал он. - Такая мука не слышать их.

"Легкий путь узнать о моих чувствах нашел?"

Мороз устало рассмеялся и потерся щекой о мою макушку.

- Не пугайся. Я слышу только то, что ты позволяешь.

Я с удивлением поняла, что действительно на мгновение запаниковала. Да и в целом диалог начала под воздействием потерянных при переселении эмоций. Что ж. Пустоши обещание сдержали. Страх вернулся так же неожиданно, как исчез.

- Люби-имая Та-аня, - умильно шептал Мороз, продолжая меня тискать, будто обожаемого питомца. - Моя красивая, нежная человечка. Наконец-то пугливая.

Я впервые всерьез задумалась о том, с насколько странным мужчиной связалась.

- Моя-а, - повторил чудак с непередаваемым наслаждением в голосе. - Та, кому я нужен.

Я вдруг остро осознала, что как-то не совсем верно все это время воспринимала мужа. Наивная человечка оценивала его с точки зрения человечности, а он не человек вовсе.

Мороз меж тем чуть отодвинул меня, наклонился и начал настойчиво целовать. Не слишком умело, но требовательно, с силой прижимая меня к себе. Потерянное желание побыть слабой женщиной сильного мужчины вспыхнуло снова, только на этот раз приправленное страхом оно затаилось в груди. Я вновь остро ощутила свою относительную наготу. Тихий стон сорвался с его губ. Он задрал подол сорочки и стянул ее с меня через голову. Теперь я всем телом чувствовала его куртку и брюки. Мороз подхватил меня и уложил на перину из мягкого снега. Завороженная плавными быстрыми движениями, я наблюдала, как он раздевается. И снова горячий, сильный, всепоглощающий. Я плыла по волнам наслаждения, чувствовала его в себе, теряясь в собственных ощущениях. На этот раз он подарил мне истинное удовольствие. Я растворилась в нем и в его стихии.

***

- Мать вашу! - восхитилась Рататоск.

Довольная своим внешним видом я покрутилась перед зеркалом в спальне. Платье было не просто потрясающим. Оно было восхитительным, шикарным и обалденным одновременно! Короче говоря, впору было брать уроки у профессора на тему кратких и крайне эмоциональных эпитетов, заменяющих витиеватые речевые сложности. Впрочем, профессор уже выразилась.

- Я о такой сказочной прелести всю юность мечтала, - поделилась я сакраментальной детской тайной. - Волшебно...

Я покрутилась еще немного, приподняла подол и изобразила грациозный реверанс. Тончайшее снежное полотно окутывало мое тело, подстраивалось под движения и произвольно меняло оттенки от идеально белого до почти синего. Корсаж на груди отливал перламутром, юбки струились. В волосах сверкали снежинки и изящная диадема из тончайших льдинок. Снежная королева! Нет! Прынцесса!

- Да-а-а, - благоговейно, даже с придыханием согласилась белка. - Это волшебство да мне бы в койку...

- Что? - резко обернулась я.

- Что? - резко обернулась Рататоск. Она стояла на подоконнике, опираясь передними лапами на стекло, и смотрела на меня озадаченно.

- Что тебе в койку?

- Его! - она кивнула на улицу и вновь уперла нос в стекло.

Я подошла ближе и тоже выглянула. За домом толпилась родня. Братья переговаривались, галдели и то и дело радостно похлопывали Мороза по плечу.

- Кого его? Я думала, ты платье мое хвалишь. Даже Тина похвалила, - я покосилась на кошку, мирно посапывающую посреди кровати.

- Она не хвалила. Она просила разбудить, когда пойдем. А ты знаешь, как его зовут?

- Кого? - я снова сосредоточила внимание на Морозе и его окружении.

- Вон тот кудрявенький, высокий, жилистый, мужественный очаровашка.

Я сощурилась.

- Вон та швабра? С длинными руками?

Я внимательно понаблюдала за передвижениями младшего из зрелых братьев.

- Сама ты швабра! - обиделась за мужчину-мечту Рататоск. - Так он свободен или как?

- А зачем он тебе?

- А тебе Мороз зачем?

Я осознала, что ступила на тонкий лед. Либо я чего-то не знаю и в этом мире всякое чудо - реальность, либо моя собеседница упустила из виду некоторые незначительные детали.

- Рататоск, ты только не обижайся, но ты же белка.

- И? - хлопнула на меня удивленными глазами она.

- А он... Такой... Вполне себе... антропоморфный.

Рататоск похлопала глазами еще немного, потом оглядела себя, сказала озадаченно "я об этом не подумала" и резко рухнула на пол. Не успела я опомниться, как с пола поднялась фигуристая коротышка. Талия осиная, глаза живые черные, губы упрямо сжатые и кончиками ушей шевелит. Посмотрели на меня метр пятьдесят с кепкой, развернулись и понеслись к выходу, весело виляя голыми ягодицами.

- Тина, не дай разрушить мою свадьбу! - взмолилась я.

- Мыр, - сказала Тина. Ее как раз разбудил грохот шлепнувшегося на пол беличьего тела. Она спрыгнула с кровати и понеслась за беглянкой. Что произошло, когда обе скрылись из виду на кухне, я, к моему глубочайшему сожалению, увидеть не успела. Выскочила из комнаты и увидела обеих уже в итоговой позе: Тина сверкала глазищами, била хвостом по полу и красноречиво шипела у кухонного стола, Рататоск сидела на столе, шевелила носом и не менее красноречиво отвечала кошке на неизвестном наречии.

- Одежда! - постаралась я переорать обеих.

Старания успехом увенчались. Бывшая белка, а ныне курносая девчонка с оттопыренными и не по человечески заостренными ушами, замерла и уставилась на меня живыми любопытными глазами.

- Нужна одежда! - повторила я.

- Да, - согласилась как ни в чем не бывало Рататоск, опасливо покосилась на Тину, убедилась, что агрессии кошка больше не проявляет, спрыгнула и удалилась обратно в комнату. Скрипнули дверцы гардероба - одежда, значит одежда.

Я протяжно вздохнула. Ответный взгляд Тины был полон сочувствия. Она поднялась и с разбегу запрыгнула мне на грудь. Я еле поймать успела. Никогда не подозревала, что кошки бывают настолько умными. Все слышит, все просчитывает и помогает. Я вдруг ощутила родство с этим маленьким гибким теплым созданием.

- Мы ведь с тобой обе здесь иностранки.