Четвертая четверть (СИ)
Четвертая четверть (СИ) читать книгу онлайн
Можно, конечно, все валить на Первое апреля... Но, начавшаяся в этот развеселый день, последняя четверть учебного года показалась нам, ученикам восьмого "А", просто фантасмагоричной (именно этим словом описал все в дальнейшем произошедшее знайка Груздев).
Во-первых, у нас появился новый учитель истории и обществознания.
Блаженный.
Можно, конечно, все валить на Первое апреля... Но, начавшаяся в этот развеселый день, последняя четверть учебного года показалась нам, ученикам восьмого "А", просто фантасмагоричной (именно этим словом описал все в дальнейшем произошедшее знайка Груздев).
Во-первых, у нас появился новый учитель истории и обществознания.
Блаженный.
Можно, конечно, все валить на Первое апреля... Но, начавшаяся в этот развеселый день, последняя четверть учебного года показалась нам, ученикам восьмого "А", просто фантасмагоричной (именно этим словом описал все в дальнейшем произошедшее знайка Груздев).
Во-первых, у нас появился новый учитель истории и обществознания.
Блаженный.
Можно, конечно, все валить на Первое апреля... Но, начавшаяся в этот развеселый день, последняя четверть учебного года показалась нам, ученикам восьмого "А", просто фантасмагоричной (именно этим словом описал все в дальнейшем произошедшее знайка Груздев).
Во-первых, у нас появился новый учитель истории и обществознания.
Блаженный.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
- Ну, вообще... - Изумился Блаженный.
- Вот они тебя и раскололи... А тут еще мелкий наш деятель... И отец, говорит, у меня генерал... Но сработали местные быстро. Мы к ним?
- Да. Просили быть с визитом вежливости.
- Какие вежливые все вокруг стали... Аж тошнит.
***
А Родина, в это время, все сильнее любил Родину...
- "Сошел с ума, влюбился, как мальчишка, как дурак! (Хватает ее за руку, она вскрикивает от боли.) Я люблю вас! (Становится на колени.)"...
- Постой! - вскрикнула Люба. - По-моему, ты переигрываешь... Это должно быть смешно! А ты, как будто и впрямь в любви мне признаешься...
- А ты против?
- А ты не боишься последствий? Даже если я и сама хочу этого... но потом захочу еще и срубить денег с тебя? Я ведь нищенка, а у тебя богатый папа...
- Я мало чего боюсь... И уж точно - не этого. Я люблю тебя, но подлость не прощу... Убью.
- Любишь, но убьешь? Не простишь, а убьешь... Разве это любовь? - прошептала она.
- Да, - коротко ответил Мирек. В любви - третьего быть не может. Истинная любовь - только прямая... Все остальное - быт.
- Ты - сумасшедший... Но ты мне нравишься... Наверное, я сама дура...
***
Серьезный Лунев с Ктойтовым накатали про русских. Прямо так и назвали реферат: "Библия патриота". С него и начали следующую историю.
Библия патриота.
(Библия)
Как и в наши дни, многие сотни лет назад, дикое и ненасытное человечество стремилось в "цивилизованную" Европу. К хлебу и зрелищам.
Среди прочих факторов, это нашествие, получившее даже официальное название "Великое переселение народов", считается одной из причин, повлиявших на гибель Западной Римской империи.
Как и в наши дни, неуправляемые массы свободных граждан рвались в Европу.
И только свободные славяне почему-то не приняли участие в борьбе за теплые места, а устремились наперекор всем, во встречном направлении - на восток и к северу.
Этот ларчик открывается очень просто: тысячи рабов, обретшие свободу благодаря рушащейся империи, стремглав бежали прочь от неволи и гнета.
Тысячи рабов, за сотни лет рабства обзаведшиеся семьями и родами; смешавшие десятки невольничьих кровей и сотворив, таким образом, новую нацию; не имевших ничего, кроме натруженных рук и тяги к свободе - рвались на волю!
Рабам нечего было делить. Это было своеобразное братство. Братство рабов. Раб по античному - sclavus. Братья-славяне, так иногда говорят и в наши дни...
Таким образом, обретя волю, на свет появилась новая, многотысячная (а по оценкам некоторых историков - многомиллионная) нация особой формации (изначально созданная разными родами и расами, априори готовая к ассимиляции и с другими народами), которая, от неизбежной борьбы с "пришельцами" за жизнь и свободу, уходила все дальше и дальше.
Так и видится картинка:
Движется эта многотысячная толпа нежданно освободившихся рабов на вольные просторы, наперерез основному потоку, стремящемуся в благоустроенную Европу, с песнями типа "Вышли мы все из народа, д?ти семьи трудовой. Братский союз и свобода - вот наш девиз боевой!" и "Отреч?мся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног. Нам не нужно златого кумира, ненавистен нам царский чертог"!
Сметая на своем, отрекшемся от всего, пути все, что мешает драпать подальше от ненавистных чертогов...
Затем было отречение от всего ненавистного. От государства, от армии, от грамоты.
Значимые решения принимались на общих сходах - вече. Больших сражений не принимали, а, спалив к чертям пол-округи, уходили еще дальше в леса. На веселых празднествах жгли любые напоминания о прошлом, в том числе и разного рода тексты, находившиеся на руках, и радостно прыгали через всепоглощающий огонь...
Но ничто под Луной не вечно...
Цивилизация настигла славян уже очень скоро...
Немного оправившись от потрясений, сохранившиеся и народившиеся римские бонзы, укрывшиеся в Византии и возрождающиеся на останках Западной римской империи стали подумывать о возврате утерянного имущества, в том числе и рабов.
Рабов всегда возвращали, естественно, силой.
Но не всегда полезно иметь "чисто" рабов. Общество тех времен уже подобралось к пониманию рэкета, то есть феодализма.
Поэтому некоторым устойчивым общинам беглецов было предложено сформировать собственные государства под эгидой сильного византийского императора, в ущерб законным рабовладельцам. В противном случае - военная операция и снова вечная кабала.
Условия стандартные - мир, дружба, жевачка с Византии, преданность и дань - от вассала.
Для придания процедуре политического веса (ох уж эти политики) славянам предложили христианство, алфавит, административные реформы и прочие атрибуты самостоятельности.
И бывшие рабы купились...
Повсеместно стали возникать князьки и каганы, ставиться церквушки, приниматься присяги.
Для закабаления своих же сородичей стали возрождать письменность.
Сначала, конечно - не такую, как у всех! Создали абсолютно новую, так и не прижившуюся глаголицу. Но затем вернулись к привычному издревле, слегка видоизмененному, греческому письму. (За что спасибо Кириллу с Мефодием)?
Вспомним Кириллицу:
Я
Заветы [предков] (с чего решено, что "буквы"? Буки - распространенное в европейских языках обозначение книги (book, buch), заимствованное у норманнов).
Ведаю.
Глаголю:
Добро
Есть
Жизнь
в Селе,
на Земле
Которое.
И
Как
Люди (по-людски). (Мораль и нравственность - основа человечности...)
Помните -
Наш [предков]
В том
Покой. (И пенсион)
Держи
Слово
Твердо.
Ученья
Чёрта -
Херь
Конец
Жизни -
Червь.
Так что -
Ер,
Еры,
Ерь,
Ять,
Малый юс [у тебя
или] Юс Большой. (А это - почти "Гаудеамус")
За сим
Писанному
Финита. (Авторы не лишены чувства юмора)
"Аминь".
Такая вот пастораль, с концовочкой типа: "Эх, пить будем, гулять будем, а смерть придет - помирать будем!".
Справедливости ради надо заметить, что особого выбора у славян и не было. Воевать бывшие рабы не умели. Оружие и боевой опыт отсутствовали.
Примитивные ремесла и рабский труд на земле - удел славян.
Но возвращаться в рабство - ой, как не хотелось!
Но, "Вольному - воля" - это не про славян...
Сбежав из римского рабства, пройдя полмира и осев на "территории, подконтрольной норманнам", славяне оказались объектом охоты для варягов, тех самых воинственных "гиперборейцев", которые промышляли захватом рабов и продажей их в Византию, из варяг в греки, так сказать.
Одна из самых неудачных торговых операций варягов, создавших на захваченных у славян землях Русский каганат, под управлением Аскольда, описана константинопольским патриархом Фотием и считается одним из первых упоминаний о "росах" и их походе против Византии. Приведу коротенький фрагмент:
"Что это? Что за гнетущий и тяжкий удар и гнев? Откуда обрушилась на нас эта страшная гроза гиперборейская? Что за сгустившиеся тучи горестей, каких осуждений суровые скрежетания исторгли на нас эту невыносимую молнию? Откуда низвергся этот нахлынувший сплошной варварский град - не тот, что срезает пшеничный стебель и побивает колос, не тот, что хлещет по виноградным лозам и кромсает недозревший плод, и не ломающий стволы насаждений и отрывающий ветви - что часто для многих бывало мерой крайнего бедствия, - но самих людей тела плачевно перемалывающий и жестоко губящий весь род [человеческий]? Откуда или отчего излился на нас этот мутный отстой - чтобы не сказать сильнее - таких и стольких бед? Разве не из-за грехов наших все это постигло нас? Разве не обличение это и не торжественное оповещение о наших проступках? Не знаменует ли ужас настоящего страшные и неподкупные судилища будущего? Не все ли мы ждем, - скорее, каждому очевидно, - что даже огненосец не спасется (Пословица: в древней Греции огненосец со священным факелом сопровождал войска и считался неприкосновенным, его гибель означала гибель всеобщую (ср. Herodot. Hist. VIII.6; Theoph. Cont. II.25; Leo Diacon. Hist. VI.10)) для потомков от этого несчастья и больше никто не окажется оставшимся в живых? Воистину, беззакония - бесчестие народов и как обоюдоострый меч для всех прибегающих к нему. Мы были избавлены от зол, которыми бывали часто застигнуты; надо благодарить - но мы не заблагорассудили. Мы были спасены - и не радели. Были охраняемы - и пренебрегали тем, за что следовало опасаться возмездия. О разум жестокий и безрассудный, разве не достоен он претерпеть ужасы и бедствия! Мы строго взыскивали с задолжавших нам какую-либо малость, хотя бы пустяк, и наказывали их; мы не вспоминали о благодарности, когда благодеяние минуло; мы не сжалились над ближними, поскольку получили прощение, но как только избавлялись от грозивших ужасов и опасностей, делались для них еще свирепее; не считаясь ни с обилием и тяжестью собственных долгов, ни со снисхождением к ним Спасителя; не постыдившись ничтожности долга таких же как и мы рабов, даже мысленно не сопоставимого с нашим, мы, человеколюбиво освобожденные от многого и великого, за малое бесчеловечно поработили других. Мы радовались - и приносили горе; были прославляемы - и бесчестили; мы окрепли, достигли процветания - и возгордились, стали безумствовать. Мы утучнели, отолстели и разжирели, и если и не оставили Бога, как некогда Иаков, то как возлюбленный оттолкнули, насытившись, и как упрямая телица упорны стали к заповедям Господа и пренебрегли требованиями Его".