Вовка - сын командира, или необыкновенные приключения в тылу врага

Но тут мысли его неожиданно оборвались. У калитки остановились трое немецких солдат с автоматами за плечами. Наверное, это те, что вчера были в лесу! Они пришли за ним. Бросив ведро, Санька побежал к дому. Но немцы его заметили. Один из них крикнул Саньке:

— Киндер! Киндер!

Он понял, что немцы зовут его. Дрожа, как осиновый лист, Санька приблизился к ним.

— Яйки! Млеко! Давай, давай!

Из дома выскочила мать. Она кинулась к Саньке, заслонила его собой.

— Это мой мальчик! Сын! Он ни в чем не виноват!

Наконец до сознания матери дошло, чего хотят солдаты. Облегченно вздохнув, она закивала:

— Есть, есть. Сейчас принесу!

— Давай, давай! — заулыбался рослый рыжий немец. — Шнель!

Мария побежала в дом.

Рыжий немец подошел к Саньке и похлопал его по плечу:

— Гут, киндер!

Санька бессмысленно закивал головой, не зная, как себя вести.

— До есть Петербург? До есть Ленинград? — спросил рыжий на ломаном русском языке. — Километр?

Санька догадался, что рыжий спрашивает, сколько километров до Ленинграда. Он кивнул немцу и показал четыре пальца.

— Отсюда до Ленинграда будет километров четыреста!

— Понималь, — сказал рыжий солдат и начертил на земле цифру четыреста. — Так есть?

— Так, так, — подтвердил Санька.

— До есть Москау? — продолжал спрашивать рыжий.

— Далеко! — ответил Санька. — Тысяча километров.

Он начертил на земле цифру.

— Гут, гут, — немец засмеялся, обнажив крупные редкие зубы, и многозначительно поднял палец. — Завтра вир, мы есть Ленинград! После–после–послезавтра мы есть Москау! Хайль Гитлер! Россия — капут! — немец провел ладонью по горлу.

От его слов, выразительных жестов и самодовольного смеха Саньке стало страшно. Гад, уже победу празднует… Тут до Санькиного слуха донеслось отчаянное кудахтанье. Он оглянулся. Из сарая вышел немец, неся в каждой руке по паре барахтающихся несушек. Другой солдат перелез через загон и старался поймать двухмесячного поросенка. Поросенок визжал и ускользал из рук.

В это время на пороге показалась мать с плетеной корзинкой. и большой крынкой молока. Рыжий солдат поспешил к ней. Внезапно грохнули выстрелы, раздался пронзительный визг поросенка. Мать ахнула и уронила крынку с молоком и корзинку с яйцами. Крынка разбилась, и молоко побежало со ступенек на землю. Из упавшей набок корзинки покатились яйца.

— Русише швайне! — заревел рыжий немец, схватив корзинку с разбитыми яйцами, с размаху ударил Санькину мать. — Русише швайне!

Из дома выбежал Колька и, увидев немцев, с испугу заревел:

— Ма–ма!

Мать упала перед рыжим немцем на колени и взмолилась:

— Пожалейте меня, грешную! Простите!

У Саньки защемило сердце. Он стоял как вкопанный, боясь пошевелиться. Рыжий немец взглянул на своих дружков и, видимо, остался доволен добычей.

— Завтра яйки! — он растопырил перед матерью пальцы обеих рук, показывая десяток. — Завтра млеко! Яйки, млеко! — Рыжий вскинул автомат, изображая стрельбу.

Санькина мать, стоя на коленях, утвердительно закивала головой.

— Все будет! И молоко и яйца! Только не губите душу грешную…

Солдаты ушли, унося четырех кур и поросенка.

Мать долго сидела на пороге, беззвучно рыдая, закрыв лицо ладонями. Маленький Колька, всхлипывая, стал размазывать лужу от молока, потом занялся корзиной — возил ее по молочной грязи, изображая пароход. Скоро ему это наскучило. Он стал макать руки в липкую кашицу от разбитых яичек и мазать по голове, приговаривая:

— Куп–куп! Холосо! Куп–куп!

Санька, выйдя из оцепенения, подхватил братишку и, хотя тот сопротивлялся, потащил его к ведру с водой. Вымыл ему лицо, голову и только потом отпустил играть. А сам, подхватив ведро, побрел к колодцу. «Нет, жить так: невозможно, — думал Санька. — Надо бежать к Вовке».

Вечером, когда мать отправилась доить корову, Санька прошмыгнул в погреб. Там в углу лежала заранее приготовленная пустая сумка, с которой он бегал в школу. Санька втиснул в нее кусок сала, три круга колбасы, спички, завязал в узелок соль.

Выждав удобный момент, он незаметно выскользнул из погреба и, озираясь, побежал к лесу.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

в которой мальчишки спасаются от медведицы

Оставшись один, Вовка несколько раз пересмотрел оружие, боеприпасы. Время шло, а Санька не возвращался. И Вовка решил, что брат нарушил клятву и бросил его. От этой мысли стало так тоскливо, что он заплакал. Плакал, пока не кончились слезы. Потом долго сидел неподвижно под кустом орешника и думал. Неужели остался совсем один? Нет бабушки, нет мамы… Но отец? Он, конечно, жив, должен быть живым, он сражается с проклятыми фашистами. И Вовка обязательно его найдет. Обязательно.

Вокруг стоял тихий предвечерний лес, пронизанный золотыми нитями солнечных лучей. Дятел монотонно долбил кору сосны, и стук разносился далеко по лесу.

Вовка вздохнул глубоко и снова начал перебирать оружие. «Если к ночи Санька не придет, — решил он, — утром пойду один. Буду идти на восток, пока не встречу наших».

Все пережитое за эти дни сделало Вовку каким–то неузнаваемым. Он словно сразу вырос на несколько лет. Преследовало только одно желание — мстить фашистам.

Отдаленный гул машин, шедших по дороге, подхлестнул его. Вовка вскочил, сунул пистолет за пояс, взял две гранаты, завернул в носовой платок запалы и пошел к шоссе.

Он прошелся вдоль обочины дороги, выбирая подходящее место для засады. Небольшой пригорок привлек его внимание. С одной стороны он был срезан, видимо, при строительство шоссе, вершина его густо поросла кустарником.

Вовка взобрался на пригорок и там, в кустах, неожиданно наткнулся на пулемет. Рядом лежал убитый красноармеец. Вокруг валялись стреляные гильзы. Вовка невольно попятился. В это время на дороге показались две машины. Первым шел грузовик с солдатами, следом — открытая легковая машина.

«Ну, фрицы, держись!» — подумал Вовка и кинулся к пулемету. Он вспомнил, как однажды отец взял его с собой на стрельбище и бойцы вели огонь по фанерным мишеням.

Сквозь прорезь в бронированном щите были хорошо видны приближающиеся машины. В кузове, у самой кабины, стояли два немца с расстегнутыми воротниками. Вовка вцепился в ручки пулемета, навел его на цель и нажал гашетку. Но пулемет молчал. «Не хватает сил», — сообразил Вовка и, ухватившись двумя руками за ручку, коленом уперся в гашетку. Но пулемет не стрелял.

У Вовки похолодела спина. Машины, казалось, мчались прямо на него. Тут он вспомнил про гранаты. Дрожащей рукой вставил запал. Когда грузовик был рядом, Вовка размахнулся и швырнул гранату.

Раздался взрыв.

Грузовик, не останавливаясь, промчался еще несколько метров. Вовка увидел перекошенные от страха лица солдат. Потом грузовик дернулся и боком поехал в кювет…

Легковая машина резко затормозила. Офицеры, выхватывая пистолеты, выскакивали из машин и ложились у обочины.

Немцы подняли беспорядочную стрельбу. Вовка кинулся в чащу темного вечернего леса. Стрельба продолжалась еще некоторое время и затем утихла. Немцы не решались войти в лес.

Вовка торжествовал. Он мстил фашистам! Мстил по–настоящему!

Наконец, когда совсем стемнело, пришел Санька. Жуя горбушку хлеба с куском сала, Вовка радостно рассказал ему, что произошло.

— Пойдем, посмотришь, как я фрицев гранатами угощал!

Но Санька идти к дороге не решился.

— Лучше давай отсюда сматываться, — предложил он. — А то утром немцы облаву устроят, и мы пропали.

Два дня Вовка и Санька шли на восток. В одном окопе нашли компас и карту в кожаном планшете. Вовка развернул ее и стал объяснять другу замысловатые знаки. Прошлую зиму он от корки до корки прочел отцовскую книгу по военной топографии и кое–что запомнил.

— Ты названия деревень знаешь? — спросил он Саньку.

Тот утвердительно кивнул.