Забавное Евангелие

Матфей (глава. 27, ст. 37): "И поставили над головою его надпись, означающую вину его: «Сей есть Иисус, Царь Иудейский».

Марк (глава. 15, ст. 26): "И была надпись вины его: «Царь Иудейский». Лука (глава. 23, ст. 38): "И была над ним надпись, написанная словами греческими, римскими и еврейскими: «Сей есть Царь Иудейский». Иоанн (глава. 19, ст. 19): "Пилат же написал и надпись, и поставил на кресте. Написано было: «Иисус Назорей, Царь Иудейский».

Людей, уважающих точность, не могут не смутить эту весьма странные разночтения у господ-евангелистов. Может быть, именно потому наши священники не воспроизводят на распятиях ни одной из этих надписей? Они предпочитают ставить латинские инициалы — J. N. R. J., частенько вводящие в соблазн богомольных старух, которые воображают, будто Христа звали Инри, хотя в действительности это просто-напросто сокращение от Jesus Nazarenus Rex Judaeorum — Иисус Назарей, Царь Иудейский.

Если верить Иоанну, Пилат сам сделал такую надпись. Видимо, римский правитель обладал какими-то каллиграфическими способностями и, надо полагать, весьма ими гордился.

По словам того же возлюбленного Иоанна, первосвященники придрались к содержанию надписи. Они пришли к Пилату и сказали ему:

— На вашей надписи, сделанной для Иисуса, написано:

«… Царь Иудейский». Если вам не трудно внести маленькое исправление, мы будем вам очень признательны. Напишите, пожалуйста: "Называвший себя

Царем Иудейским".

— О боже, что за формалисты! — воскликнул Пилат, возводя очи к небу.

— Мы, конечно, понимаем, это нюанс, так сказать оттенок, но для нас он важен.

— Я весьма сожалею, — ответил Пилат, — но вы поздно спохватились. Что я написал, то написал.

(Смотри евангелия от Матфея, глава. 27, ст. 32-38; Марка, глава. 15, ст. 21— 28; Луки, глава. 23, ст. 26-38; Иоанна, глава. 19, ст. 17-22.).

Глава 65. СВЕРШИЛОСЬ!

Тогда распяты с ним два разбойника: один по правую сторону, а другой по левую. Проходящие же злословили его, кивая головами своими и говоря: разрушающий храм и в три дня созидающий! спаси себя самого; если ты сын божий, сойди с креста.

Матфей, глава. 27, ст. 38-40.

Приверженцы рьяные, души пламенные, овечки Христовы, приблизился миг рыдании! Увы, кротчайший агнец, принесший себя в жертву, дабы навсегда искупить первородный ужасный грех, случившийся из-за яблока, съеденного в Эдеме, сын белого голубя и девицы непорочной, повисев малость на своем кресте, начал приходить в себя и вскоре предался размышлениям еще более горьким, нежели содержимое чаши, выпитой в Гефсиманском саду.

Он говорил себе, что старина Саваоф — по совместительству его отец, хотя неизвестно, с какого боку, — сыграл с ним дурацкую шутку, позволив его распять, вместо того чтобы покончить с этим жертвоприношением поскорее. Попробуем на минуту вникнуть в рассуждения Иисуса. Речь шла о темном пятне, коим наша совесть отмечена со дня рождения, не правда ли? До распятия Христа люди, несущие на себе это черное пятно греха с момента появления из материнского чрева, были заранее обречены на муки и не могли даже мечтать о царстве небесном. Затем — алле гоп! — ходячее Слово превращается в висячее, выбрав последней своей трибуной крест на Голгофе, и с этого мгновения человечество избавляется от первородного греха. Души младенцев отныне ничем не запятнаны, как если бы Адам и Ева вовсе не пробовали яблок. Во всяком случае, так рассуждаете вы, мои непредубежденные грешные читатели.

Так вот, оказывается, все обстоит иначе. Человечеству распятие не дало ровным счетом ничего. И первородный грех продолжает тяготеть над невинными младенцами, словно Христос никогда и не висел на своем кресте.

В самом деле, чему учит нас церковь?

Что без крещения мы не можем попасть на небо. Значит, только крещение, изобретенное Иоанном Крестителем и вошедшее в моду благодаря Иисусу, может смыть пресловутое черное пятно с нашей совести?

На это священники отвечают:

— Да, конечно, но если бы агнца божьего не приколотили гвоздями к кресту, крещение не имело бы никакой силы.

Превосходно, господа священники! Но в таком случае перестаньте молоть чепуху, будто Иисус пострадал за весь род человеческий. В действительности — разумеется, речь идет лишь о церковной легенде — он позволил себя распять единственно и исключительно ради тех, кому посчастливится встретить в жизни некоего благодетеля в рясе, который покапает им воды на голову.

Таким образом, какой-нибудь несчастный малыш, если он умрет, едва появившись на свет, и его не успеют окрестить, по-прежнему будет на веки вечные лишен всех райских блаженств. Этому бедному младенцу все равно, пролилась за него кровь невинного агнца или нет. А вы еще говорите, что отец Саваоф — бог праведный и милосердный! Постыдились бы так безбожно врать, господа священнослужители!

Из этого порочного круга невозможно выйти, если хочешь оставаться до конца логичным. Если Иисус был действительно добрым посланцем доброго бога, он должен был с высоты креста послать своего отца Саваофа ко всем чертям и проклясть его за то, что его мучения пойдут на пользу лишь ничтожному меньшинству из всего рода человеческого. Ибо в конечном счете распятие обернулось бесстыдной мистификацией, жестокой шуткой, которую бог-отец сыграл с богом-сыном.

Однако миропомазанного в тот момент заботили не только результаты приносимой им жертвы.

Он взглянул на солдат, деливших у подножия креста его одежды. Они разрезали его плащ на четыре части, а когда дело дошло до хитона, то решили не раздирать его, а бросить жребий: кому достанется, тому и достанется. Речь шла о том самом чудесном хитоне, сотканном девой Марией, который верой и правдой служил Иисус со дня его рождения и, видимо, рос одновременно с ним. Похоже, что солдат, получивший хитон, завещал его какому-то рьяному христианину, ибо потом, переходя из рук в руки, он очутился наконец у кюре из Аржантейля. Во всяком случае, эту хламиду до сих пор демонстрируют в церкви Аржантейля близ Парижа, где она собирает немало любопытных. Зрелище дележки его одеяний и острая боль в продырявленных ладонях — божественная сущность Слова не действовала — окончательно привели Иисуса в себя. В минуту просветления он произнес:

— Отче! Прости им, ибо сами не знают, что делают. Однако народ и солдаты, у которых были поистине каменные сердца, только смеялись над распятым и его молитвами.

— Эй! — кричали они. — Ты, разрушающий храм и в три дня создающий! Вот тебе прекрасная возможность совершить еще одно чудо: отцепись и сойди с креста, если можешь! То-то мы подивимся!

Другие им вторили:

— Бахвалился, что спасет всех, а себя не может спасти! Третьи добавляли:

— Кстати, он же нам все уши прожужжал, будто он сын божий! Почему же небесный родитель его не спасает?

Однако Иисус, у которого были на то свои причины, предпочел не слезать с креста.

Два жулика, распятые справа и слева от сына голубя, тоже начали приставать к нему с вопросами.

По этому поводу евангелисты снова не могут прийти к согласию.

Матфей пишет: «Также и разбойники, распятые с ним, поносили его» (глава. 27, ст. 44).

Марк вторит ему: «И распятые с ним поносили его» (глава. 15. ст.32).

Иоанн вообще не упоминает о ругани братьев-разбойников.

Что же касается Луки, то он утверждает:

"Один из повешенных злодеев злословил его и говорил:

— Если ты Христос, спаси себя и нас! Другой же, напротив, унимал его и говорил:

— Или ты не боишься бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли; а он ничего худого не сделал.

И сказал Иисусу:

— Помяни меня, господи, когда приидешь в царствие твое!

И сказал ему Иисус:

— Истинно говорю тебе, ныне же будешь со мною в раю" (глава. 23, ст. 39-43). Эти пять стихов Евангелия от Луки послужили основой для легенды о добром разбойнике. Комментаторы-богословы, пораскинув умом, выдумали набожному прохвосту имя Димас и теперь уверяют, будто это был тот самый Димас, который оказал гостеприимство Марии, Иисусу и Иосифу, когда те бежали в Египет. Подумать только, где люди не встречаются! Поистине, мир тесен…