Чародейка

- Заведи мотор, - сказал я. - Видишь те горы? Давай подъедем поближе, я хочу дышать полной грудью.

Она молча скользнула за руль и через минуту мы выехали из Оризабы.

Некоторое время мы ехали молча, а потом Мира неожиданно заговорила.

- Мы могли бы вот так ехать и ехать безо всяких забот. А если бы устали друг от друга, то всегда могли бы расстаться.

- И мир никогда не получит чудодейственной мази, что навсегда ляжет тяжким камнем между нашими неокрепшими ушами.

- Ты что, действительно веришь в эту мазь?

- Пожалуй, да. К тому же ты обещала старому джентльмену свою помощь.

Она рассмеялась.

- Газетчик говорит об обещаниях. Вот потеха!

- А ты, значит, думала надуть его?

- Ничего я не думала. Просто говорю, что мы могли бы ехать вперед и не возвращаться.

Дорога поднималась все выше и выше, и люди попадались все реже. Мира остановила машину.

- Давай выйдем, - предложила она.

Мы отошли от дороги и уселись в траву. Мира, запрокинув голову, глядела в бездонное синее небо. Я смотрел на нее и чувствовал, что чем дальше, тем больше она мне нравится. Я безуспешно пытался вспомнить хоть одну из своих бывших женщин, которая так волновала бы меня.

- Слушай, крошка…

- Подожди, - перебила она. - Может, перестанешь называть меня крошкой? Когда мы встретились, меня звали Мира Шамвэй, помнишь?

- Понял, - сказал я, усмехаясь.

- Увези меня отсюда, - она вдруг оказалась совсем рядом со мной. - Ты можешь, я знаю. Мне так не хочется связываться со всем этим.

«Да если бы ты знала хоть половину того, что тебе предстоит, - подумал я, - ты бы мне уже шею свернула». - Но вслух произнес совсем другое: - Ничего, через неделю ты еще благодарить меня будешь. Ты, надеюсь, не боишься этого шамана Квинтля?

- Конечно, нет. Но это нелепо. Я даже не знаю языка, они сразу догадаются, кто я.

- Док все продумал, так что не переживай.

Она рассеянно вытащила из сумки колоду карт и так же рассеянно принялась вытворять с ними головоломные трюки.

- Что-то в тебе есть такое, - задумчиво проговорила она. - Но не пойму что.

- Когда я был маленьким, мама натирала меня медвежьим жиром. А что, до сих пор чувствуется? - я прилег на траву.

Она нагнулась ко мне и вынула четырех тузов из моего нагрудного кармана.

- Как ты считаешь, я серьезная девушка?

Я смотрел на карты, мелькающие у нее между пальцев, голос у меня неожиданно охрип.

- Я скажу больше - ты изумительная девушка.

Она с интересом посмотрела на меня.

- Правда?

- Правда. И я надеюсь, мы узнаем друг друга гораздо лучше, прежде чем расстанемся.

Она снова нагнулась и вытащила короля пик у меня из рукава. На секунду я вдохнул запах ее волос. Он напомнил мне Англию, где я провел прошлое лето в старой усадьбе, заросшей душистой сиренью.

- Ты так думаешь? - спросила она.

Я обнял ее за плечи и привлек к себе. Она не сопротивлялась.

- Да, я так думаю.

Так мы и лежали, глядя на облака.

- И ты хочешь этого? - ее губы были рядом с моими.

- Может быть, - я поцеловал ее.

Она лежала смирно, но с открытыми глазами. Спина у нее была напряжена, а губы тверды и по-детски неумелы. Она не сопротивлялась, но целовать ее так доставляло столько же удовольствия, как целовать самому себе руки.

- Ладно, - сказал я, приподнявшись на локоть. - Забудь.

- Это что-то должно было означать? - спросила она, поправив юбку.

- Конечно. Но иногда не получается. Весь фокус в том, чтобы не торопиться с этим.

- Нет, - она серьезно смотрела на меня. - Весь фокус в том, чтобы не делать этого вовсе.

Да что со мной? У меня есть работа, двадцать пять тысяч маячат впереди, а я тут вожусь с девчонкой, до которой мне в общем-то нет дела. Или, может, виноваты ее волосы? Я всегда был неравнодушен к блондинкам.

- Что, уже не хочешь узнать меня ближе? - она внимательно смотрела на меня.

- Хочу… А я тебе не рассказывал про ту рыжую девчонку, которую встретил в Нью-Орлеане?

- Можешь не рассказывать, - она поднялась. - Я себе представляю. Значит, ты не хочешь помочь мне?

- Да что случилось? - я пошел следом за ней. - Еще утром все было в порядке.

- Не нравится мне все это.

- Но ты же еще не пробовала.

- А тебе что до всего этого? Ты-то чего стараешься? - спросила она и завела мотор.

- А статья? А сенсация? Если бы ты была журналисткой, Лепесток Сирени, ты бы не задавала таких вопросов. Это будет грандиозная статья. Может, и мой портрет напечатают.

- А потом кто-то завернет в эту газету мясо. Ты об этом не думал? - Мира развернула машину, и мы двинулись обратно.

- Ну зачем ты так? Всю романтику портишь своими подколами.

Мы подъехали к небольшому горному городишку.

- Давай остановимся, - предложил я. - Пивка выпьем.

Мы остановились у пивной и расположились под ярким тентом, где стоял длинный стол и скамья. Мира села рядом и сняла шляпу.

Тощий старый мексиканец вышел из пивной и поклонился. Мне не понравился его испуганный взгляд. Я заказал пива, и он удалился.

- Эти мексиканцы-крестьяне все одинаковы, - сказала Мира. - Раньше я жалела их, а теперь… - она вдруг умолкла, глядя поверх моего плеча.

Я обернулся. В дверях пивной стоял самый огромный и толстый человек, которого я когда-либо видел. Наверняка, выше двух метров. На нем было обычное соломенное сомбреро, но мягкие мексиканские сапожки были шиты серебром. Он облокотился на косяк и уставился на Миру. Глаза мне его особенно запомнились: неподвижные, равнодушные, словно у змеи. И взгляд у него был малоприятным. Он прямо пожирал глазами Миру.

- Милашка, правда? - спросила Мира. - Готова спорить, что раньше у него был брат-близнец, пока их не искупали в слишком горячей ванне, и они не слиплись в одного.

- Слушай, Золотко, прибереги свои шуточки для меня. Этому дистрофику они могут не понравиться.

Гигант-толстяк вытащил изо рта окурок и щелкнул его в мою сторону. Он упал рядом на стол. Если бы это сделал любой другой мексиканец, я бы повесил его за уши на двери, но как я уже упоминал, терпеть не могу бить людей, которые вдвое больше меня, а этот был крупнее раза в три. Поэтому я еще и не такое готов был стерпеть.

Но Мира не возражала бы, если бы я с ним подрался. Это похоже на женщин. Они почему-то считают, что драка - это признак мужества, невзирая на самые неравные условия.

- Почему бы тебе не набить ему рыло? - громко спросила она меня.

Может, этот Голиаф и не говорил по-английски, но откуда мне было это знать.

- Ты что, хочешь, чтобы я покончил с собой именно таким способом? - прошептал я в ответ.

- Значит, ты позволишь этому куску ветчины оскорблять меня? - ее глаза сверкнули. - Ты что, не видел, что он сделал? - она указала на окурок, который еще дымился рядом с ней.

- И всего-то? Да это он случайно, успокойся. Вот из-за таких, как ты, начинаются революции.

Тощий мексиканец старательно протиснулся мимо гиганта и принес нам пиво. А потом поспешно скрылся.

Толстый ублюдок закурил и опять щелкнул окурок в нашу сторону. Я поспешно накрыл рукой свою кружку, но окурок угодил в кружку Миры.

Прежде чем она открыла рот, я поменял кружки местами.

- Вот свеженькое, Заря Моя, и помолчи, ради всего святого.

Ее лицо встревожило меня. Она была бледна, как мел, а глаза сверкали, как у кошки в темноте.

А гора мяса вдруг расхохоталась, причем неожиданно писклявым голосом.

- У сеньора не кровь в жилах, а вода! - сказал он, продолжая смеяться.

Я было подумал, что может все-таки стоит дать ему в рыло, но что-то удержало меня. В этой стране я повидал немало крутых «десперадос», но в этом было что-то особенное. Здесь мог помочь только револьвер, а как раз его-то у меня и не было.

Зато Мира одарила толстого таким взглядом, что ей позавидовала бы сама Медуза Горгона.

- Иди утопись в озере, дохлятина.

Громила сразу перестал ржать и, казалось, все стихло в окрестностях.