Цепь преступлений в Бландингском замке

— Не могу задерживаться, дорогая, не могу.

— О нет, можете, старина Меткий Глаз! — сказала Джейн; и лорд Эмсворт вдруг решил, что действительно может. Он остановился так резко, что это чуть не привело к смещению его позвоночника. Челюсть у него отвисла, и пенсне задрожало на шнурочке, как осенний лист на ветру.

— Том Два Пистолета, Меткий Глаз Прерий, не знает промаха. Будьте добры пройти сюда, дядя Кларенс, — сказала Джейн. — Я хочу перекинуться с вами парой слов.

Лорд Эмсворт проследовал за девушкой в кабинет и плотно закрыл за собой дверь.

— Ты… Ты не видела меня? — спросил он дрожащим голосом.

— Конечно, я видела вас, — сказала Джейн, — я с живейшим интересом следила за этой историей с начала до конца.

Лорд Эмсворт доковылял до кресла и рухнул в него, глядя остекленевшими глазами на племянницу. Всякий чикагский бизнесмен-гангстер современной школы понял бы, что он испытывал, и преисполнился бы к нему сочувствием.

То, что портит жизнь гангстерам и иногда заставляет задумываться о том, стоит ли продолжать бизнес, — это склонность посторонней публики встревать в самый неподходящий момент. Стоит вам только решиться уладить деловой спор с коммерческим конкурентом с помощью пистолета-автомата, всегда найдется какой-нибудь назойливый свидетель, который как раз в это время шел мимо, — и пожалуйста вам, у вас на руках новая проблема.

А лорд Эмсворт оказался еще в худшей ситуации, чем его духовный собрат из Чикаго, потому что у последнего всегда остается альтернатива разрешить свои затруднения, отправив свидетеля к праотцам. Ему же не дано было даже этого меланхолического удовольствия. Известный шропширский землевладелец, обязанный поддерживать свою репутацию в графстве, не может отправлять к праотцам своих племянниц. Все, что ему остается делать, когда племянницы сообщают, что видели его в момент совершения преступления, это смотреть на них остекленевшими глазами.

— Во время всего представления у меня было место в первом ряду, — продолжала Джейн. — Выйдя от вас, я укрылась в кустах, чтобы пролить там море слез из-за вашей ужасной жестокости и бесчеловечности. И пока я проливала море слез, я вдруг увидела, как вы высунулись из окна библиотеки со злодейским выражением лица, а в руках у вас духовое ружье маленького Джорджа. И я уже подумывала о том, где бы мне найти камень, чтобы запустить в вас, потому что вы, по-моему, с самого начала напрашивались на что-нибудь в этом роде, но тут вы подняли ружье, и я увидела, что вы во что-то прицеливаетесь. Через секунду раздался выстрел, крик — и мистер Бакстер плавает в луже крови. И пока я так стояла и наблюдала эту картину, меня посетила интересная мысль: «А что скажет тетя Констанция, когда я расскажу ей обо всем этом?»

Лорд Эмсворт издал горлом низкий клокочущий звук, как подстреленная утка в смертельной агонии, с которой его сравнила сестра.

— Но ты… ты ведь не расскажешь ей?

— А почему бы и нет?

Лорд Эмсворт содрогнулся.

— Я умоляю тебя не делать этого, дорогая моя. Ты же знаешь ее. Она отравит все мое дальнейшее существование.

— Вы предполагаете, что она устроит вам ад кромешный?

— Да.

— То же самое сделаю я. И вы полностью заслуживаете этого!

— Моя дорогая!

— А что, не заслуживаете? Посмотрите, как вы себя вели. Трудились как бобер, чтобы разрушить счастье всей моей жизни.

— Я не хочу разрушить счастье всей твоей жизни.

— Не хотите? Тогда садитесь за этот стол и немедленно пишите короткое письмо к Джорджу с предложением этого места.

— Но…

— Что вы сказали?

— Я сказал только «но»…

— Больше так не говорите. Я хочу от вас одного, дядя Кларенс, — немедленной и сердечной любезности. Вы готовы? «Дорогой мистер Аберкромби…»

— Я не знаю, как пишется его фамилия, — сказал лорд Эмсворт с видом человека, который нашел решение, приемлемое для обеих сторон.

— Я продиктую вам. А-б, аб; е-р, ер; к-р-о-м, кром; б-и, би. Все вместе составит слово «Аберкромби», фамилия человека, которого я люблю. До вас дошло?

— Да, — сказал лорд Эмсворт замогильным голосом, — до меня дошло.

— Тогда продолжайте. «Дорогой мистер Аберкромби. В соответствии — одно „с“, два „о“, „т“, „в“, „е“, опять „т“, „с“, „т“ и „вии“ — с нашей устной договоренностью…»

— Но я в жизни своей никогда не разговаривал с ним.

— Не имеет значения. Это просто формальность. «В соответствии с нашей устной договоренностью, я имею удовольствие предложить вам должность управляющего в Бландингском замке и буду рад, если вы сможете немедленно приступить к исполнению своих обязанностей. Искренне ваш, Эмсворт. Э-м-с-в-о-р-т».

Джейн взяла письмо, осторожно промокнула его пресс-папье и спрятала в какой-то карманчик на своем платье.

— Прекрасно, — сказала она, — это все. Большущее вам спасибо, дядя Кларенс. Этим вы загладили ваше недавнее гнусное поведение, когда вы пытались разрушить счастье всей моей жизни. У вас был никуда не годный старт, но на финише вы были великолепны.

Пылко поцеловав его, она выпорхнула из комнаты, и лорд Эмсворт, скрючившись в своем кресле, старался не смотреть на видение своей сестры Констанции, возникающее перед его глазами. Что Конни скажет, когда узнает, что в нарушение ее прямого наказа он дал этому молодому человеку…

Думая о леди Констанции, он спрашивал себя, найдется ли еще хоть один человек на свете, настолько затюканный своей сестрой. Он сознавал, что с его стороны поднимать лапки вверх и виновато вилять хвостом при нападении всего-навсего сестры — признак непростительной слабости. Большинство мужчин приберегают такое поведение для своих жен. Но так было всегда, начиная с детских лет, которые он помнил так хорошо. А теперь, думал он, слишком поздно что-либо менять.

Единственное утешение, которое он мог отыскать в этой мрачный час, состояло в том, что как бы ни ужасна была ситуация, в которой он оказался, она, несомненно, могла быть еще ужаснее. По крайней мере, не было опасности, что его роковая тайна окажется раскрытой. Этот мгновенный импульс нежданно вернувшегося детства никогда не послужит пунктом его обвинения. Конни никогда не узнает, чья рука нажала на курок, произведя фатальный выстрел. Никогда не узнает об этом и Бакстер. Бакстер будет жить, пока не превратится в старого, седовласого клоуна в очках, и этот инцидент навсегда останется для него неразрешенной загадкой.

Ему чертовски повезло, подумал лорд Эмсворт, что этот тип не подслушивал у двери во время последнего разговора.

И как раз в этот момент какой-то звук заставил его обернуться, а обернувшись — резко подскочить в кресле, едва не повредив себе внутренности. Над подоконником открытого окна медленно поднимались голова и плечи Руперта Бакстера, словно это был мертвец, восстающий из могилы, чтобы явиться своему убийце. Стекла очков Бакстера блестели в лучах вечернего солнца, и лорду Эмсворту показалось, что они пылают, как глаза дракона.

Руперт Бакстер не подслушивал у двери. Ему не надо было утруждать себя этим. Под окном кабинета Бландингского замка стоит старинная садовая скамья, и на этой скамье он и сидел с начала до конца разговора, который мы только что описали. Если бы он был непосредственно в комнате, он, возможно, услышал бы все еще лучше, но ненамного.

Когда лицом к лицу сталкиваются два человека, один из которых только что стрелял в другого из духового ружья, а второй только что узнал, кто в него стрелял, трудно ожидать, чтобы у них сразу завязался светский разговор. Они будут испытывать чувство некоторой неловкости — то, что французы называют «qene». В первые полминуты этой встречи гробовое молчание нарушилось только тем, что лорд Эмсворт откашлялся и немедленно после этого опять замолчал. И вполне возможно, что это молчание продолжалось бы еще долго, если бы Бакстер не пошевелился, как бы собираясь удалиться. Все это время он в упор смотрел на своего бывшего работодателя, на лице которого даже самый невнимательный наблюдатель мог бы прочесть, как в открытой книге, целую гамму противоречивых чувств. Теперь Бакстер сделал шаг назад, и к лорду Эмсворту вернулся дар речи.