Клептоман

— Но ведь это очень сильное оружие против человека в руках его конкурентов и недоброжелателей! Это, может быть, похлеще чем банковские коды и номера счетов, базы данных клиентуры, доктор!

— Старайтесь писать понятным только вам языком и символами. Введите строгий запрет на чтение вашего дневника для родных и близких. Прячьте его, наконец. Ваша задача: мы работаем через дневник с вашим подсознанием, фиксируем и анализируем ваши ощущения и чувства до, в момент, после кражи из магазина. Что, шоколад становится вкуснее от того, что вы его украли, спрятали в носок, пронесли через охрану и кассу, принесли его домой и поедаете плитку, сидя на унитазе в уборной? Если да, то так и занесите в ваш дневник. Скрупулезно записываем все самые нелепые мысли и открытия. С другой стороны, мы продолжаем лечебное воздействие на наших сеансах на ваш мозг, как я вас учил, и через самовнушение. Утром и вечером — в просоночном состоянии, днем — в бодрствующем. Кстати, мне звонила ваша супруга и спрашивала, нельзя ли как-то перенести по времени эти просоночные состояния, с утра и что важнее, вечера, на другое время дня. Особенно она озабочена вашими продолжительными вечерними медитациями в постели. Я, конечно, рад, что вы исполнительно выполняете мои лечебные предписания, однако, насколько я могу судить, именно в постели сейчас, как бы это сказать поделикатнее, вы обнаруживаете определенные проблемы…так сказать, эротического свойства. Могу я вам чем-нибудь еще помочь в этой ситуации? — участливо спросил психотерапевт.

— Супруге что ли моей помочь в постели перед сном? — ехидно поинтересовался Куравлев.

— Ну, это ваша епархия, ваша постель и ваша территория. Она может интересовать меня только в лечебном свете. Просто хочу подчеркнуть, что и эти проблемы мы можем без стеснения обсудить и попытаться поправить ситуацию.

— Какие проблемы конкретно, доктор? Говорите все четче!

— Алевтина, супруга ваша, не уточнила конкретно, какие она имела проблемы ввиду, —мягко уклонился Автандил от конкретики, —она просто поинтересовалась возможностью переноса с вечернего времени на дневное наших, то есть ваших, медитаций.

— И что же вы ответили?

— Я ответил, что если вы можете спать днем, то перенос очень даже возможен.

— Но я не сплю днем, доктор! Днем у меня дел по горло!

— То же самое мне сказала и ваша жена. Дела есть дела. Поэтому я и не рекомендовал в нашем разговоре, а теперь и повторю это вам, что-либо менять в привычном распорядке вашей жизни. Она несколько расстроилась после этого, и я просто сделал вывод, что и здесь есть небольшая проблемка, о которой не принято говорить слишком громко вслух. И эту проблемку, правда, за отдельную плату (о тарифе мы договоримся)…

— Порешить эту проблемку с моей же женой, да еще при этом за мои же деньги?! — повысил голос предприниматель. — Так, что ли?

— Оставим этот разговор. Время нашего сеанса истекло. Напоминаю, ваша основная сейчас задача — продолжение практики самовнушения и откровенного ведения дневника. Видите, мы постепенно усиливаем наши лечебные мероприятия. В нашем психованном, простите, психотерапевтическом деле, нет, к сожалению, чудодейственных пилюль. Таких типа, что съел, и ты уже — другой человек. Поэтому постепенность — залог нашего успеха. А теперь, до свидания и до следующей встречи! — закончил сеанс врачеватель человеческих душ.

— Да уж, до свиданьица! — раздраженно попрощался пациент. — Еще увидимся.

— Безусловно, увидимся, пациент! Безусловно!

ГЛАВА 5. Титановые имплантаты

Вечером этого же дня Куравлев — старший сидел на кухне своей двухкомнатной квартиры в Коломне. Он не вспоминал сейчас о двух, доставленных им в больницу, малолетних наркоманках. Его больше сейчас беспокоили боли в суставах. Он еще раз стал восстанавливать в памяти беседу с заведующим травматологического отделения Олегом Николаевичем Меньшиковым. Последний, стоял тогда у прибора для просмотра рентгеновских снимков и внимательно рассматривал изображения обоих суставов Куравлева, при этом недовольно покачивая головой. Было очевидно, что ничего приятного для Петра Степановича на этих снимках он так и не увидел. Доктор не стал витиевато что-то выспрашивать, обнадеживать и утаивать правду. Сначала он прямо спросил:

— Вам сколько лет?

— Шестьдесят семь.

— Так-с, — доктор подошел к столу, присел и стал изучать карточку пациента. — Петр Степанович! Я вижу здесь только один выход. Восстановить работоспособность ваших суставов не представляется возможным, поэтому их необходимо будет отрезать. Так как они у вас сухие, как хворост на солнце! — он улыбнулся своей шутке.

Пациент же не разделил восторга по поводу остроумия травматолога и угрюмо ждал продолжения. Олег Николаевич еще раз просмотрел на свету снимки и выдал приблизительный план действий:

— Итак, коленные суставы удаляются. Проще говоря, отпиливаются. Далее в трубчатые кости голени и бедра помещается титановый штифт, длинный. Кости ваши потихоньку срастаются и боли вас отпускают. Вот такая операция.

— Но тогда я никогда не смогу согнуть ноги в коленях?

— Да как вы их согнете, коли у вас этих самых коленей не будет?! К тому же внутри титановые стержни, которые чтобы согнуть, тиски и специальный инструментарий нужен, да и силища великая! Так что, если мы их вам согнем, — слегка рассмеялся врач, —то больше их уже никогда не разогнем! Вы же не хотите жить с согнутыми всегда ногами! Лучше уж с прямыми, как палка. И ходить вы, потом сможете, опираясь на костыли.

— Мне ваш юмор не кажется смешным, Олег Николаевич! — серьезно заметил Куравлев.

— А он, знаете ли, никому не нравится. Это юмор травматологов. Знаете, если весь ужас что я вижу, всю кровь, душераздирающие крики и дикие боли пациентов воспринимать слишком серьезно, можно очень оперативно и без задержек «слететь с катушек». «Слететь с катушек» в мои планы не входит. В вашем случае, в мои планы входит получить у вас согласие на проведение такой операции. Или отказ. Такой мой подход к вашему лечению.

Пожилой посетитель молча рассматривал свои руки.

— Скажите, доктор, а еще как-нибудь вылечить эти мои суставы возможно?

— Ну, Петр Степанович, мы же с вами столько разных лекарств перепробовали. Вы и к сыну в Москву ездили, в крупнейшие институты обращались. Лекарств вам он, сколько передавал самых разных! Его Федором, кажется, зовут?

— Федором.

— Может быть, еще раз к нему в Москву съездите. Поищите еще профессоров.

— Да пробовали. И потом мне, почему — то, некомфортно в столице. Воздух там, не то, что у нас, машины везде, в каждой подворотне, да и шумно очень. Все не просто ходят, бегут и летают. Это не по мне. Сын-то уже давно звал к нему навсегда перебраться. Внучок там Артем. Но здесь мне душе покойнее. Но это так, отступление. Я вам как доктору доверяю, хоть вы и не столичное светило. В столице мне они тоже самое, правда, что и вы все наперебой советовали.

— Я, так же как и в столице полагаю, что операция необходима. Вы же сами говорите и чувствуете, что лекарства помогают лишь временно, потом идет привыкание к ним и боль все равно усиливается. Здесь время радикальных действий. Полное излечение невозможно. А вот установить максимально нейтральные для человеческого тела имплантаты — это выход. Материалы сейчас есть суперсовременные. Между прочим, кости телохранителя принцессы Дианы, что погибла в автокатастрофе, скреплено ста пятьюдесятью титановыми пластинами в самых разных частях. И ничего, двигается, живет. В вашем случае речь идет лишь о двух имплантатах.

— Ага. И до конца жизни о прямых несгибаемых ногах.

— Ну, знаете, у вас возраст такой. Операцию вам я называю вариантом выбора, на нашем медицинском языке. А выбор этот небогат.

Оба мужчины опять помолчали.

— А народные средства-то могут помочь? Понимаю, вопрос звучит смешно, но мне в моем положении любые возможности интересны.

Меньшиков скептически улыбнулся: