Автобиография

А бывает и так: с одной стороны видишь увеличенное в несколько раз благородство известного мецената и филантропа. Его заботливая рука смягчает всякое несчастье и горе, его благородное сердце отзывается на всякую невзгоду. Он уже много слез осушил, многие страдания облегчил, многие несчастья отвел, обездоленные считают его при жизни святым, и душе его после смерти уже обеспечено место в раю. А поверни бинокль — и увидишь закоренелого злодея, замучившего поборами многих бедняков, дотла разорившего многие и многие семьи, отнимавшего последний кусок у ближнего, а теперь с помощью мелких подачек рекламирующего в газетах свое благородство, не затем ли, чтобы усыпить свою совесть и усыпить бдительность представителей власти, которые сквозь пальцы смотрят на бездушных злодеев, спрятавшихся под масками благодетелей.

Затем можешь увидеть великого литератора или ученого, от которого всегда ждут последнего слова, имя которого в любом списке пишется первым и произносится с уважением. Люди, окружающие его, удивляются и тому, что он уже написал, и тому, что он еще напишет, лавровый венок украшает его чело, и двери пантеона широко распахнуты перед ним. А повернешь бинокль другой стороной — и увидишь обычного профессора, какие у больших народов насчитывают сотнями, увидишь человека, который всю жизнь переливает из пустого в порожнее, увидишь ученого, который, как какая-нибудь модистка, каждые шесть месяцев рекламирует новый товар, которым запасся на данный сезон, и мимоходом напоминает, что залежалый товар распродается по сниженным ценам, увидишь человека, который на нашей простоте строит свое ложное величие.

А сколько других, сколько совсем других картин можно увидеть, если посмотреть на людей сквозь стекла, которые увеличивают или уменьшают. А эти стекла — глазок тюремной камеры, с помощью которого видишь лучше, чем с помощью самого что ни на есть совершенного американского бинокля.