Байки со «скорой», или Пасынки Гиппократа

— Руки–ноги чувствуешь?

— Чувствую.

— Ну так вставай!

— Не встану.

— Почему?

— Не могу.

— Почему не можешь?!

— Потому. Потому что я беретик где–то потерял. А какой же я писатель без беретика?!

У них, у творческих, всё не как у людей…

Пришлось искать. Обшарили весь чердак. Нашли кепочку кожаную — не то, говорит. Сняли шапочку вязаную со спящего бомжа — шапочкой побрезговал. С третьего захода отыскали беретик, на голову надеже русской словесности нацепили — и домой страдальца повели. А он охает и морщится. Оно и понятно: мужским–то естеством да с трехметровой высоты да верхом–то на перила — мало не покажется.

Дома уложила я дражайшего в постель, а у него сомнения возникли по части мужской состоятельности. И то: я такие травмы на работе не раз видала, после них обычно только несостоятельность оставалась.

Вот муж мой и засомневался. И решил свои способности проверить, меня особо не спросясь. Лично мне довольно скоро стало ясно, что ничего такого важного ненаглядный мой себе не зашиб. Потом пришлось признать, что ему этот полет только на пользу пошел. А к утру мы уже в равном положении оказались: я как будто и сама на те перила с высоты, извините, е*нулась…

Ну, в том смысле, что, простите, приземлилась.

Всем бы мужикам так падать, бабоньки.

Рожденный падать скакать не может

Ну да падать я сама по молодости лет неоднократно падала. Что характерно — иногда так даже с удовольствием. Правда, в основном по делу. То есть по работе.

Нет, конечно, не по основной.

Это сейчас каскадер — профессия серьезная и местами даже уважаемая. А в тридевятом царстве, тридесятом государстве не было у нас такой профессии вообще. В том смысле, что официально не было.

Каскадеры–то, конечно, были. Как правило — отдельные энтузиасты, которые сами себе трюки придумывали, сами их готовили и исполняли. И всё это — в свободное от основной работы время.

При одной такой каскадерской команде я в те времена подвизалась, так сказать, нештатным доктором. Тоже в перерывах между дежурствами. Ну и кое–что из трюков выполняла, если в кадре требовалась женщина. Простенькое что–нибудь такое: могла на заднем плане в постановочной драке поучаствовать, с лестницы а ля Бельмондо в «Чудовище» скатиться, на ходу из машины в машину перелезть, из под колес под визг покрышек выпрыгнуть…

Но тут случилось чудо. Решили всё–таки тогдашние чиновники оформить эту странную профессию официально. То есть в Госреестре прописать.

А раз так, каждый, кто на этот профессиональный статус претендовал, обязан был перед высокой столичной комиссией все свои умения продемонстрировать, подать товар лицом. Вот народ и кинулся со страшной силой тренироваться — автомобильные трюки, рукопашные бои, верховая езда. А под шумок решили и меня поучить высокому искусству вольтижировки — вдруг пригодится!

Лошадей я всю жизнь любила. Но издалека. А тут закинули меня в манеже на спину жеребцу по кличке Кагор, привязали к передней луке седла веревочку и объяснили, что моя задача — встать на конскую спину, за эту самую веревочку придерживаясь. На всем конском скаку, что характерно. Тренер в центре манежа, шамберьером щелк — алле оп! — поехали.

Кагор сначала шажком, потом всё быстрее по кругу чешет. Я из стремян вылезла, раскорякой у него на крупе примостилась и торчу, пардон, в позе орла, вцепившись в веревочку изо всех сил. Тренер орет: «Выпрямляйся! Выпрямляйся, мать твою!!!» А у меня от страха ноги свело. А Кагор скорость набирает и набирает…

Всё же я зажмурилась и встала. Всё бы хорошо, но ведь и эта чертова копытная скотина тоже стала! На всем скаку. Как вкопанная.

Кагор стоймя, но я–то по инерции двигаюсь вперед! То есть через конскую голову — и намакияженной физиономией в опилки. По большой дуге, с воздушными кульбитами и переворотами. Очевидцы после признавали, что на камеру захочешь так — не сделаешь. А сделаешь — так после этакого «трюка» костей не соберешь.

А я — нормально. Ну, если не совсем, то в первом приближении. Подняли меня, почистили, конфеткой угостили. Фиг с тобой, говорят. Уж больно забавно смотреть, как ты враскоряку галопируешь. Но давай–ка мы тебя лучше научим на ходу с лошади спрыгивать и обратно запрыгивать.

Это вообще проще всего считается. Манеж с опилками пружинит, поэтому прыгаешь, держась за седло, вперед по ходу лошади, а тебя обратно как на батуте закидывает.

Ладно. Затащили меня опять Кагору на спину, кнутом щелк — алле оп! — понеслись. То есть это жеребец понесся. А я спрыгнула, как учили. А эту копытную тварь на полном скаку в сторону шатнуло. Такое впечатление, что в оправдание своей кликухи гадский жеребец с утра пораньше подло накагорился…

И пролетела я у него аккурат под брюхом, только копыто по волосам чиркнуло. Ну и как положено, по уже устоявшейся традиции — мордой в опилки. Лежу и пошевелиться боюсь. Может, мне уже полбашки снесло: встану — и отвалится. И тишина в манеже мертвая.

Народ на цыпочках подошел, смотрит — а я качественно зарылась. Откопали, трясут: скажи хоть что–нибудь! Хотела я от души выматериться, а изо рта вместо слов — фонтан опилок.

— Нет, — в итоге тренер рассудил, — не выйдет из тебя наездницы. Клоун из тебя классный выйдет. Здорово ты опилками плюешься, просто загляденье!

Спасибо и на том. Вот только клоунады мне и на основной работе до сих пор хватает. Все сутки на манеже.

Вызывайте — обхохочетесь.

Не роняйте пианиста

В бытность мою нештатным каскадерским доктором попала я на съемки развлекательной новогодней программы. Причем не только как подручный лекарь, но и как каскадер. Приятель уговорил. Типа, подумаешь, пару раз с лестницы свалиться и на капоте автомобиля прокатиться! Уж больно им женская фигура в кадре нужна была, а на тех съемках все мужики подобрались как нарочно суровые и могучие, нипочем под бабу не загримируешь.

Ладно, сказано — сделано. По сюжету этой программы главный герой — молодой влюбленный — спешит на свидание к подруге и всё время попадает в дурацкие ситуации. То его в очереди за подарком бьют, то его машина в мирно гуляющую парочку врезается, а под конец его и вовсе швейцар в бар к любимой женщине не пускает…

Короче говоря, программа как программа, пипл под водку в Новый год и не такое хавает. Главного героя изображал известный питерский (в те незапамятные времена, конечно, ленинградский) певец и композитор… ну, скажем, Игорь К.

А дублировал героя–звездюка тот самый мой приятель.

В лучших киношных традициях начали съемку с конца. То есть с бара, куда герой настырно как бы ломится. Гостиница «Ленинград», бар «Канатный». На входе — грозный швейцар, человек–гора, Валуев отдыхает. Швейцар самый что ни на есть всамделишный. Метрах в двух за его спиной — декоративный бассейн метровой глубины, огороженный канатами. По периметру столики стоят. Воды в бассейне нет — предновогодний ремонт. Но нам вода и ни к чему, в кадр только швейцар и канаты попасть должны были.

Хлопушка, дубль первый, мотор. Влетает мой приятель, загримированный под Игоря К., швейцар его хватает за грудки, приятель изящным приемом освобождается и проникает в бар. Хорошо. Снято.

Дубль второй. Швейцар тихо звереет: как так, до сих пор еще никто без спросу проскочить мимо него не мог — а тут нате вам! И вцепляется в приятеля моего намертво, готовый стоять до последнего. Все инструкции у него из головы напрочь вылетели, в раж человек вошел. Приятель корчит зверскую рожу — и швейцару в лицо громко: «Гав!!!» От неожиданности руки у привратника разжимаются… Порядок, снято.

Игорь К., со скучающим видом наблюдающий, какой он крутой, внезапно воодушевляется: «Ребята, а можно я сам? Здесь же всё просто, никаких умений не надо!» Ну, насчет не надо — это еще вопрос. Но звезда желает. Да и режиссер повелся: еще бы, реклама–то какая — знаменитость самолично трюки выполняет! Правда, суровые каскадерские мужики полчаса звездюку втолковывали, что от него требуется, а заодно и швейцара вразумляли, чтобы не дай бог силы не приложил, а то повредит певцу чего — за всю жизнь не расплатится.