Брачный сезон или Эксперименты с женой

– Сенечка! Как хорошо, что ты вернулся. – Она выбралась из-за стола и протянула мне сигарету, чего с ней никогда не случалось. – Кури, теперь везде можно.

– Марианна Александровна у нас по совместительству секретарь. Не хватает пока людей, – пояснил Игорь и по-свойски обратился к англичанке: – Мариша! Напечатай приказ о продлении контракта с Васильевым Арсением Кирилловичем, одна тысяча девятьсот… Ну ты знаешь его год рождения.

– Должность прежняя? – поинтересовалась англичанка.

– Да. Только впиши туда еще спортивный преферанс. Правильно? – Хренов посмотрел на меня. Я кивнул. – Тогда пошли к Кузьмичу. Я тебя представлю.

– Зачем? – удивился я. – Он ведь меня и без того знает.

– Так положено, – вздохнул Игорь. – Он ведь должен знать, кого принимает на работу.

Я пожал плечами и толкнул тяжелую дверь с золотой табличкой «Директор гимназии». Надо же, уже успели повесить.

За массивным дубовым столом, к которому вела ковровая дорожка, поблескивала лысина «К в кубе». Привычного синего халата на нем не было. Константин Кузьмич был облачен в иссиня-черный дореволюционный сюртук с золотыми пуговицами.

Правда, из нагрудного кармана, как и прежде, торчало несколько ручек и карандашей. Рогожин близоруко глянул на меня сквозь очки, вытащил одну из своих многочисленных письменных принадлежностей и принялся что-то медленно выводить. Мы с Хреновым приблизились к директорскому столу.

– Константин Кузьмич, вы не против, если наша команда пополнится еще одним членом? – чопорно спросил главный менеджер.

«К в кубе» с сожалением оторвался от листа бумаги.

– Уж больно наш Арсений Кириллович самодеятельность любит, – проворчал он.

А я ожидал услышать привычное: «Все шутишь…» Надо же, как меняются люди! Тем временем «К в кубе» продолжал:

– Я, конечно, и сам до шестидесяти лет занимался в самодеятельности, но мы были гораздо скромнее.

– Вы что же, против? – угрожающе произнес Игорь.

Рогожин стушевался и крутанулся вместе с роскошным креслом.

– Да нет, что вы, Игорь Вадимыч, что вы! Как говорится, жизнь исковеркает – могила исправит.

Хренов довольно улыбнулся, погрозил Кузьмичу пальцем и, обняв меня, развернул на выход. Напоследок я бросил заинтересованный взгляд на стол директора. На бумаге было тщательно выведено дрожащим старческим почерком:

Памятка учащемуся Новой русской гуманитарно-экономической мужской гимназии по уходу за зубами.

А вы говорите – Пушкин!

Глава 41

Постоялица господина Еписеева

Жизнь моя, хотя бы в материальном плане, теперь была более-менее налажена. Осталось наладить ее в плане личном и духовном. С этим проблем не было. Надо всего лишь жениться. И я, обрадованный, поскакал к загсу, где меня уже поджидала мадам Еписеева.

Загс располагался на первом этаже высотного здания. Уже издалека я углядел у небоскреба крохотную и стройную Машину фигурку. Мы расцеловались, будто не виделись много лет, и Мария ввела меня в стеклянные двери брачного учреждения. Угрюмая особа вручила нам две анкеты и ткнула в сторону низенького столика, над которым имелась надпись: «Место заполнения».

Все в загсе было строго регламентировано. Везде красовались таблички. На дверях, из которых появилась угрюмая особа, к примеру, было написано: «Регистрация брака и оформление развода». На соседних створках – «Уборная жениха» и «Уборная невесты». Очень разумно. Я с вожделением посмотрел на тяжелые двери с надписью «Зал регистрации» и склонился над анкетой.

Без труда расправившись с первыми пунктами, я перешел к графе «Фамилия после брака» и уже хотел написать: «Васильев». Но сначала решил поинтересоваться, что написала Маша. Заглянув в ее бумажку, я с удивлением обнаружил, что моя суженая собирается оставить свою неблагозвучную фамилию. Чем ей, интересно, не нравится моя?

Я был искренне убежден, и факты не опровергали этого убеждения, что однофамильные семьи гораздо прочнее всех остальных. Знаю я, например, человека по фамилии Говядин. Обычная, в общем-то, фамилия. Вроде Козлова или Баранова. А теперь представьте, как будет именоваться супруга гражданина Говядина. Неплохо, да?

Так вот, жена моего знакомого ничуть не испугалась присвоить себе это гастрономическое название, хотя до этого носила благородную и древнюю фамилию Орлова-Затонская. Их брак счастлив и поныне. А все почему? Да потому, что если жена не берет фамилию мужа, то у него в подсознании откладывается некая обида. И даже, можно сказать, подспудная установка на развод с этой женщиной. А Маша написала «Еписеева»…

– Ты что, не хочешь брать мою фамилию? – обиженно спросил я.

Мадам Еписеева оторвалась от анкеты.

– Ты уже дошел до этого пункта? Очень хорошо. А то я чуть не забыла тебе напомнить одну мелочь. Ты, наверное, забыл?

– Что еще за мелочь?

–Ну как же, я ведь тебе говорила о завещании моего отца, где он просил, чтобы его фамилию носил мой муж. Если ты против, то у нас ничего не получится, – вздохнула мадам Еписеева. – Я не собираюсь перечить отцу. Тем более покойному.

– И что, твой первый муж, этот прищуренный алкоголик, тоже выполнил эту нелепую волю предков? – недоверчиво спросил я.

– А как же! Иначе я бы ни за что не вышла за него замуж!

– Да, в славном полку Еписеевых в моем лице скоро прибудет. Еще на одну боевую единицу, – усмехнулся я.

– Так ты согласен?

– А что мне остается делать?

Мария проследила за тем, чтобы я правильно вписал ее фамилию в свою анкету, и удовлетворенно откинулась на спинку стула. Я улыбался. Но на самом деле решение далось мне вовсе не так легко, как я хотел показать.

В конце концов, не устраивать же скандал прямо здесь и отказываться от своего предложения руки и сердца. А брак наш, согласно моей же теории, должен быть крепким, как орех. Плюс ко всему лишний раз докажу своей невесте, как сильно я люблю ее, раз иду на такую жертву.

Мы отнесли заполненные анкеты строгой регистраторше.

– Вы уверены, что все правильно заполнили? – усомнилась она, разглядывая мой листок.

– Правильно! Правильно! – быстро проговорила Маша.

Процедуру бракосочетания назначили через месяц. Ближе к весне.

– Жаль, до Красной горки не дотянули, – по-деревенски вздохнула моя невеста.

Мы вышли из загса под руку, и я сообщил мадам Еписеевой радостную весть о своем трудоустройстве. Мария оживилась, и мы тут же поехали по магазинам. Выбирать ей свадебное платье.

Она, несмотря на то что выходила замуж во второй раз, хотела сочетаться непременно в белом. И с невинной девичьей фатой. В одном магазине мадам Еписеевой понравилось аляповатое нагромождение из тюля и марли с бумажными цветами и пластмассовым жемчугом. Стоило платье, хоть и являло, с моей точки зрения, образец безвкусицы, неимоверно дорого. Глаза мадам Еписеевой вспыхнули хищным огнем. Она сказала:

– Вот это нам подойдет, – и для проформы поинтересовалась моим мнением: – Как ты думаешь, дорогой?

Опять это жуткое словцо!

– Зачем тебе эти кладбищенские цветочки? Давай лучше купим вот это.

Я показал на скромное белое платье из атласа. Оно тоже, конечно, стоило о-го-го, но не столько же, как этот муляж праздничного торта.

– В нем на работу прийти и то неловко, – взвилась Мария. – Ты еще не забыл, что у нас свадьба? Надо как у людей…

Про свадьбу я, конечно, не забыл, а потому согласился. Осталось дело за малым – получить первое жалованье. Я надеялся, что слова Хренова не были пустым звуком. К тому же я еще получу комиссионные за Автоклава Борисыча. Надо будет наведаться в подвал дома номер семь.

Но вот на собственном свадебном наряде я решил сэкономить. В глубине души я лелеял надежду, что обойдусь своим стареньким, видавшим виды костюмчиком и Виталькиным галстуком. Однако Мария и для меня присмотрела кое-что. Это кое-что так и называлось: «Костюм новобрачного» – и тоже стоило немалых денег.