Грибы на асфальте

Но Ким был упрямым человеком. Он решил работать над сеялкой самостоятельно. Вскоре уже мой друг с увлечением таскал по коридорам общежития модель, основной составляющей частью которой было старое колесо от телеги. Изобретение произвело страшный шум и пользовалось всеобщей ненавистью,

Я присоединился к Киму из сострадания. Дело в том, что постепенно модель усложнялась.: к колесу вскоре были приделаны самоварная труба, ящик от посылки и радиатор. Когда Ким тащил эту адскую машину, то извивался всем телом, как пойманный уж. С лица его катился пот и оставлял на полу дорожку.

Предоставить Киму возможность и дальше одному изобретать сеялку — значило обречь его на верную гибель. Я добровольно впрягся в эту колесницу и быстро похудел на три кило. Дальше сработал инстинкт самосохранения. Я понял, что если я не облегчу чудовище, то ни меня, ни Кима родители больше не увидят.

Первым делом я освободился от колеса и самоварной трубы, заменив их более легкими частями. У меня был третий разряд токаря, и это здорово пригодилось. Конечно, Ким в штыки принял мое вмешательство. Право менять что-либо в конструкции сеялки он оставлял только за собой. У нас началась борьба. Ким усложнял — и упрощал. Ким делал так — я этак. Разумеется, наше детище от этого только выигрывало.

Постепенно адская машина стала приобретать черты настоящей сеялки.

Не знаю, что было бы дальше, но сеялку увидел новый заведующий кафедрой эксплуатации машинно-тракторного парка Дмитрий Алексеевич Кретов, или просто Ляксеич.

Дмитрий Алексеевич Кретов был человеком совершенно не типичным для нашего института. Кандидатом сельскохозяйственных наук и заведующим кафедрой Кретов стал в силу роковым образом сложившихся (обстоятельств. Говоря точнее, даже в силу одного обстоятельства. А если еще точнее, то Дмитрий Алексеевич пал жертвой собственного любопытства.

Это случилось года два назад. Дмитрий Алексеевич, в то время безвестный колхозный механик, прибыл в Сельхозтехнику «выбивать» подшипники для жаток. Разумеется, он такой прибыл туда не один, и, разумеется, подшипников не было. Злые механики толпой наседали на главного инженера. Он отбивался: «Рожу я их вам, да? Из глины сделаю, да?»

На эти его слова никто, кроме Кретова, внимания не обратил, а Дмитрий Алексеевич обратил на свою погибель. «Гм, — подумал он, — а что, если в самом деле попробовать, того, из глины, да прибавить туда соломки? Обжечь в печи. Пару часиков небось проработали бы».

Не подозревая, к каким это приведет последствиям, Дмитрий Алексеевич принялся за изготовление саманных подшипников. К изумлению всех, подшипники проработали два дня, пока не пришли настоящие из Сельхозтехники.

Может быть, все дело и осталось бы без осложнений, не окажись в колхозе селькора-пенсионера. Но селькор-пенсионер был, и он немедленно настрочил в областную газету корреспонденцию под названием «Народный умелец». В редакции корреспонденцию печатать не решились и направили в сельскохозяйственный институт для проверки. Она попала к Глыбке.

Говоря словами избитого сравнения, корреспонденция «Народный умелец» произвела на Наума Захаровича впечатление разорвавшейся бомбы.

Шутка сказать — подшипники из глины и соломы проработали два дня! А если туда добавить металлических опилок? А если подержать под давлением в разреженном пространстве? А если пропитать растительным маслом?

Мысль декана заработала, и пока ничего не подозревавший Дмитрий Алексеевич в поте лица трудился над изготовлением самана, кафедра эксплуатации машинно-тракторного парка под председательством заведующего Наума Захаровича Глыбки села за расчеты. В три дня при помощи сложнейших формул и диаграмм было доказано, что:

а) прессованный саман — наилучший материал для изготовления подшипников скольжения. Он прочен, легок, дешев. Прост в изготовлении и надежен в обращении;

б) первую попытку применить прессованный саман в качестве подшипников скольжения сделал русский изобретатель-самоучка Иван Силин в 1676 году;

в) прессованный саман найдет широкое применение в нашем машиностроении и самолетостроении;

г) прессованный саман даст стране экономию в сумме 1 234 567 891,23 рубля;

д) кафедра эксплуатации машинно-тракторного парка Н-ского СХИ берется в двухлетний срок разработать технологию изготовления саманных подшипников, провести их испытания и внедрить в производство;

е) кафедра не сомневается в успехе дела, так как во главе ее стоит известный в стране ученый, кандидат сельскохозяйственных наук Н. 3. Глыбка.

Последний пункт Н. 3. Глыбка вычеркнул, так как был человеком скромным.

Копии этого документа направили в Академию наук, Совет Министров, в редакции всех центральных газет и журналов, первому исследователю космического пространства Гагарину и еще в 378 других мест.

После этого в колхоз, где работал Кретов, выехала целая делегация под руководством кандидата сельскохозяйственных наук Н. 3. Глыбки. Комиссия полностью подтвердила заключение кафедры. На специальном заседании ученого совета института Кретову была присвоена ученая степень кандидата сельскохозяйственных наук, а сам он назначен заведующим кафедрой эксплуатации машинно-тракторного парка (Н. 3. Глыбка был избран деканом факультета механизации сельского хозяйства). Кроме того, изобретателя поставили на общественных началах руководить научно-исследовательской лабораторией прессованного самана, на общественных началах избрали ректором института местных ресурсов и утвердили заведовать корреспондентским пунктом по саману журнала «Резервы — на-гора!».

В первое время у Кретова была пропасть работы. Целыми днями он подписывал какие-то хитроумные графики, сложнейшие планы работы, ведомости на зарплату, утверждал сметы, подписывал наряды на глину, солому, известь, медь, растительное масло, мел и сосиски. В перерывах он давал интервью корреспондентам газет и журналов о том, что такое саман.

Затем работы поубавилось. Корреспонденты исчезли, поток графиков и планов иссяк, из кучи нарядов шли только наряды на сосиски, да еще продолжали аккуратно поступать ведомости на зарплату.

Кретов заволновался. Ему было стыдно получать много денег и ничего не делать. Изобретатель самана стал бегать к декану, смущенно показывать планы и извиняться, так как планы не выполнялись. Наконец Н. 3. Глыбке он надоел (декан как раз обдумывал очередную идею).

— Саман! Саман! — сказал Глыбка. — Что вы с ним носитесь? Саман — пройденный этап. Надо мыслить перспективно. Слышали, торчане из навоза смазочное масло получили? А вы «саман»…

Дмитрий Алексеевич затосковал. Он привык вставать в пять часов, бегать, ругаться, доказывать, ликвидировать ЧП, а тут… Кафедра открывалась в десять часов, да и скука там была. Ну, придет задолжник клянчить стипендию; хорошо, если лаборант перепутает аудитории — тогда прибегут студенты выяснять. Целыми днями пропадал Ляксеич в гараже, где стояли тракторы, помогал лаборантам ремонтировать. Вылезал он оттуда грязный, в масле и, ничуть не смущаясь, бежал на кафедру. За глаза преподаватели над ним посмеивались.

Наша сеялка оказалась для Дмитрия Алексеевича живой водой. Он словно заново родился.

— Ребята! — закричал Кретов, едва увидев наше изобретение. — Да вы же молодцы! Ей-право, молодцы! Вы же большое дело делаете!

Завкафедрой проводил с нами почти все свободное время. Здесь он был в своей стихии, советовал, давал указания, и мы подчинялись ему беспрекословно, так как механиком, надо отдать должное, он был замечательным.

Кретов выделил немного денег и упросил проректора по хозяйственной части дать нам мерина. Вскоре в мастерских был готов первый экземпляр нашей сеялки. Экземпляр страшно гремел и обладал дурацкой привычкой рассыпаться при малейшем толчке. Обычно посмотреть на испытание сеялки собиралась толпа. Когда мы трогались в путь, следом, крича и улюлюкая, бежали мальчишки. Чтобы отвязаться от любопытных, мы начали работать по ночам, и сеялку в институте прозвали «Летучим Голландцем».