Уроки переносятся на завтра (СИ)

Толян пребывал слегка не в духе, потому что у него сорвалась, как он выразился, «крупная рыба».

- Забудь! Она не пара тебе! - доказывал Серега.

- Почему?

- Во-первых, она старше тебя лет на семьдесят.

- А во-вторых?

- Не всем женщинам нравятся общежития.

- Ерунда! Они любят военных.

- Тогда почему «рыба» сорвалась?

Этот никчемный бесконечный спор прервал Шнырь.

- Ну, студенты, - напомнил он. - Куда ехать?

- В студгрдк, - отчеканил Серега.

- Ясно. Сейчас устроим.

Он рванулся к проезжей части, чтобы поймать таксомотор, однако на поверку дело оказалось не таким уж простым. Едва на горизонте показывалась пара горящих автомобильных глаз, как её тут же перехватывал кто-то более шустрый, догадавшийся устроить засаду выше «по течению». Достопочтенные граждане, ещё недавно пребывавшие в тепле и сытости, теперь были вынуждены скакать по улице в поисках транспорта, окончательно превратившись в дикую толпу. Облака крепчающего мороза дрожали в воздухе, готовясь заживо проглотить отчаявшихся неудачников.

Серега озарился идеей поехать на трамвае, но даже и эти непрестижные экипажи не предлагали своих услуг в виду позднего времени. Один из них, с потушенным светом салона, зародил, было, надежду на счастливый исход, но тут же её и убил, остановившись, не доезжая развилки метров двадцать. Из вагона грузно выбралась вожатая, одетая во всё пролетарское, и стала ковырять ломом рельсы, чтобы перевести стрелку.

- В депо, - констатировал обледеневший Серега. - Здесь у них разворот.

- Хм, - откашлялся Атилла. - Не опробовать ли мне одну старую теорию?

Ни слова больше не говоря, он двинулся в направлении героической женщины, боровшейся с непослушным железом. Обрывки состоявшегося между ними разговора долетали до наших друзей.

- Извините, что отрываю вас...

Далее неразборчиво.

- Ты чо, слепой? Не видишь табличку: «в депо»!

- Я дико извиняюсь...

Неразборчиво.

- Куда санитары в вашем дурдоме смотрят? Это тебе не частная лавочка.

- Мне кажется, мы могли бы...

Опять неразборчиво.

- Сколько?!

Неразборчиво.

- Повтори, чтобы все слышали! И деньги вперёд!

- Ну, что мы, грабители какие? - обиделся Атилла, отслюнявив от толстой пачки оговоренную сумму, и замахал руками товарищам.

Вожатая не разочаровала. Она выжала из стального коня все шестьдесят километров в час, предусмотренные конструкцией, и даже включила в салоне отопление, чего не делала уже лет десять. Шутка ли — пятьдесят целковых. Третья часть зарплаты. Мелькали остановки со случайными силуэтами людей, шарахались в стороны частники.

Толян, продолжая начатую накануне тему, попытался с ней заигрывать в окошечко кассы, но потом отстал, когда женщина, видимо, воодушевлённая успехом, заломила цену.

- Дура какая-то! - резюмировал он, вернувшись к компании.

- Зато водитель первоклассный, - вступился за неё Атилла. - Я бы так не смог.

- За пятьдесят, - вставил Серега. - Я бы и задом доехал.

Шныря, которому понравилась идея, с трудом удалось отговорить от её осуществления. Вместо этого они дружно спели:

Белая акация расцвела под окнами,

распустила ветви, вся она в цвету.

У окна старушка-мать лет уже двенадцать

с Воркуты далёкой сына ждёт домой...

Они вышли на конечной, попрощались со счастливой вожатой, скатились с горки к зданию института и уже через пять минут бодрого шага стояли во дворе общаги, угрюмо мерцавшей тусклыми окнами. Тут их ждала первая за весь вечер неудача. Дверь в общагу оказалась запертой изнутри, и никакие стуки и крики о помощи не производили эффекта. Видать, сегодня дежурил кто-то из «правильных» вахтёров, любящих устав и порядок.

- У вас что, режим? – поинтересовался Шнырь.

- Периодически, - подтвердил Серега.

- Одобряю. Заднего крыльца нет?

- Есть, но мы пойдём другим путём.

Он подобрал приличный по размеру осколок ледяной глыбы и запустил в одно из светящихся окон на втором этаже. Камень разбился вдребезги о кирпичную стену возле форточки, слегка отклонившись от намеченного курса. Серега полез за вторым снарядом.

- Мне кажется, это слишком радикально, - засомневался Атилла.

- Всё пучком! - успокоил друзей Серега. – Это наша 226-ая комната. Лёха ещё не спит.

Второй камень улетел в том же направлении, но на этот раз врезался в жестяной подоконник, подняв фонтан снежной пыли.

Лёха родился в глухой сибирской деревне и прожил там безвылазно восемнадцать лет. Нет, это не значит, что он вообще не покидал пределы родного села. В девятом классе он три раза ходил с товарищами на танцы в соседнюю Макаровку, а однажды, будучи уже десятиклассником, ездил с матерью в район продавать излишки урожая.

Под присмотром отца он пользовался ружьём лет с пяти, а самостоятельно стал шататься с двустволкой по тайге, когда ему стукнуло двенадцать. В свободное от охоты время он посещал школу, удил рыбу и заготавливал на зиму дрова. Эти и многие другие занятия воспитали в нём характер, не подверженный влиянию внешних раздражителей.

Все обитатели их деревни выглядели на одно лицо, и тому имелось вполне научное объяснение: они приходились друг другу родственниками. В той или иной степени. Возможно, именно с целью вырваться из замкнутого генетического круга Лёхины родители и решили отправить сына в институт. Учился он не хуже других, поведение обнаруживал только примерное — а какие ещё критерии нужны для отбора будущих интеллигентов?

Сельскохозяйственное направление они отмели сразу и единогласно, чтобы уж наверняка отрезать возможные пути сына к возвращению. И Лёха, поощряемый морально и материально, поступил на специальность самую что ни на есть городскую. Слово «город» там присутствовало даже в названии.

За два года распутной областной жизни с ним произошли следующие события. Он записался в секцию стрельбы из пистолета и уже через пару месяцев выполнил норматив мастера спорта. Сдал четыре сессии, не провалив ни одного экзамена. На первом курсе, в канун Нового Года напился пьяным, разбил голыми руками окно, но был коварно остановлен дежурным преподавателем во время попытки совершить первый в истории человечества полет без помощи механических приспособлений. После этого к алкоголю он больше не прикасался, не взирая ни на какие угрозы, мольбы и хитрости товарищей.

Большую часть времени он проводил в своей комнате, стоя с литровой бутылкой из-под молока, наполненной водой, в вытянутой вперёд руке*. Левый его глаз закрывала зловещая чёрная повязка. Иногда его заставали за кульманом, и гораздо реже — за общением с другими жителями общаги. А ещё, когда темнело, он предавался сну — под рёв ли магнитофона, скрип ли половиц или драку с применением мебели. Оторвать его от какого-либо из занятий не удавалось никому.

* Есть такая технология тренировок по стрельбе. Унимает естественную дрожь в руках и укрепляет используемые при стрельбе мышцы.

Студенты соревновались в усилиях рассердить Лёху, но всегда с одним и тем же результатом — нулевым. Больше других усердствовал сосед из 228-ой по прозвищу ББМ*, но и его потуги завершались тем, что он попросту выходил из себя.

* ББМ - сокращённо от «боевая безмозглая машина».

- Лёха, а Лёха! - начинал он обычно противным писклявым голосом, едва Лёхина голова касалась подушки.

- М-м? - отзывался тот.

- Ты что, спать собрался?

- У-гу.

- А свет тебе не выключить?

- Не-а.

- А магнитофон не мешает?

- Не-а.

- Может, потише сделать?

Лёха оставлял фразу без ответа, и ББМ продолжал.

- Лёха, а Лёха!

- М-м?

- А у тебя женщины были?