Мы с Варварой ходим парой

За сыр Рыжий был готов Луну с неба достать, а уж простое «сидеть» исхитрялся исполнять чуть ли не в полете. То есть за сыром подпрыгивал и тут же приземлялся на попу. Попа, надо сказать, ходуном ходила от вожделения сыра.

Труднее оказалось с запретом подбирать всякую пакость. Дрянь, раскиданная по просторам, почему-то не казалась Рыжему ни пакостью, ни падалью, ни мерзостью — в чем я пыталась его убедить: а) уговорами; б) страшным лицом, издающим шипение; в) угрозами; г) криком; д) ласковым словом и обещанием «сильно не бить»; е) «летающей банкой», роль которой исполнял небольшой, но увесистый камень. Сыр к тому времени мы съели, менять пакость было не на что. «А раз не на что, — логично рассудил Рыжий, — тогда и разговаривать не о чем! Пишите письма!» И, взяв сокровище в пасть, сделал ноги.

«Ладно, — устав бегать за ним по газонам, сказала я. — Хрен с тобой, золотая рыбка. Отлучаю тебя от дома и материнской груди. Живи себе по помойкам!». И свистнув Варвару, мы, руки в брюки, развернулись и пошли в сторону дома. Варя за моей спиной показала Рыжему язык. Рыжий вломил за нами. За что был хвален. Правда, с представлением к ордену, торопиться не стали, обошлись почетной грамотой.

Сегодня точно был НАШ день. Рыжего судьба искушала на каждом шагу. Уже почти у дома, он уперся носом в чью-то метку. И все, привет. Минуту, две, три… Носом в землю — и не сдвинешь. Кто бы мог подумать, что в этом кобелишке столько силы и упрямства! Пришлось, выждав дипломатические пять минут — что мы не люди, что ли! — взять мерзавца за ошейник и почти отнести с места разгула подростковых фантазий. Тренированная на мастифе рука почти не почувствовала тяжести. Рыжий убедился, что с такой рукой не поспоришь и с воплями: «Ну ладно, ладно, я понял уже, грабли убери, да?!» — вырвался, отряхнулся и побежал чуть впереди. Делая вид, что его мужская гордость ничуть не пострадала. Варя, глядя на нанайских мальчиков, тихо ухмылялась: «Хлипковат ты, братец…»

Потом они нашли дерево. Натуральное молодое дерево, спиленное, подсохшее… Варвара, старая носильщица бревен (Ленин, Троцкий и Зиновьев — единая в трех лицах) сразу за дерево ухватилась с целью упереть на лужайку и там разгрызть в щепки. Рыжий сначала не врубился (потому что Зиновьев с Троцким никогда не работали по субботам!), потом подумал было ухватиться за край, но не решился… Шагающая Варишна с деревом наперевес — это вам не блох по пузу гонять!

А дома наш бойкий рыжий друг… О да, наш юный бодрый друг нашел себе занятие поинтереснее: стырил кусок сыра, легкомысленно оставленный на кухонном столе. Стырил, наглая морда, съел, после чего сидел, облизывался.

А сыр предназначался для запрятывания в него горького порошка — Варвариного лекарства. Варвара за моей спиной пожала Рыжему лапу. Спасибо, друг. Я не знала, как реагировать на эти отношения в уголке Дурова, поэтому сыр Рыжему простился — но в блокнот юного дрессировщика записала.

«Никто, никто, сказал он, намылив руки мылом… Никто, никто, сказал он, съезжая по перилам… Никто не скажет, будто я тиран и сумасброд, — продекламировала я с куражом, глядя на притихших зверей. — Так вот, друзья мои! Никто, никто не забыт и ничто не забыто! Так что штучки свои бросьте. Все ходы записаны». Лекарство Варваре было выдано.

Во мне однозначно погибла великая воспитательница детского сада. Погибла в цвете лет и даже слегка разложилась. Как сказали в КВНе: «И это был не первый случай смерти в ее теле». Ранее во мне погибли певица, балерина, дрессировщица и сотрудница клининговой службы.

Нет, правда! Возиться со зверями, гулять, разговаривать с ними, писать свои писульки — что еще надо в жизни? Еще бы кто деньги приносил и деликатно клал у двери. И быстро-быстро уходил, чтобы звери не гавкали на посторонний площадочный шум.

На автостоянку мы зашли, как же иначе. Сегодня же понедельник. Там нам отказали, мы уверили, что не очень-то и хотели, а заглянули к ним так, из вежливости. Звери на всякий случай облаяли дядьку, огребли за несанкционированное вмешательство в переговоры, и ко всеобщему облегчению мы удалились.

Я действительно не отдала бы Рыжего на стоянку: ему светит участь получше. Новые хозяева. Поисками которых займусь. Лично!

Длинные истории Рыжего. День шестой

Сообщение от Helga: «Галка, а как субъект-то? Облагораживается?»

Субъект валяется у ног и ворчит; по его мнению, вместо того, чтобы пойти и нажарить котлет, я бездарно провожу время. Утром состоялось «Изгнание торговцев из храма» — из кухни, где торговцы мешались под ногами и норовили сунуть носы в кастрюлю с кипящим супом.

Сообщение от Дядюшки Ау: «Галка! Породу собаке придумайте. С породой пристроить легче!»

Породу! Семен Семеныч! Где ж вы раньше были! А какую? Ферфилдский скотишвольф, контрабандно вывезенный из туркестанских лабораторий?

Длинные истории Рыжего. Вечер шестого дня

Кто-кто, а доберманы — точно не мои собаки. На 200%. У меня от них голова кружится. Вот то ли дело — мастифы! Собака вдумчивая, тяжелая, верная, но не навязчивая. Наши отношения, сейчас попробую сформулировать, они гораздо прочнее, потому что в них нет страсти… Есть только ощущение, что ты не один, что кто-то другой очень близко. Не нужно быть лучше, чем ты есть на самом деле. Ты просто ДОМА, там, где ровное ласковое тепло… И нежность.

Но с недавних пор, как знают все присутствующие, в нашем ровном доме появилось еще одно существо. Ласкового тепла стало так много, как будто мы тут и там — прямо на полу в квартире — костры жжем. Аж жарко.

Главный костровик-затейник попыток нас расшевелить не оставляет, а пик его неуемной натуры приходится на моменты закрывания ключом двери и ожидания лифта. Он носится по площадке, нарезает круги, ноет, подпрыгивает в нетерпении, толкает Варвару и распевает свои следопытские гимны. Что-то вроде: «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер! Моря и горы мы обшарим все на свете!» Любимый трюк Рыжего — забежать в открывшийся лифт и, пока двери закрываются, сделать еще пару ходок — из кабины на площадку. Каждый раз боюсь, что ему прищемит хвост. Или нос. Но Рыжий успевает. А потом садится в лифте и смотрит снизу своими круглыми карими глазками — ну как, здорово я, да?!

Прогулка омрачилась дракой. Все-таки не удалось избежать встречи с нашим Степой, который сначала угрожающе зарычал, а потом и просто повалил Рыжего и вцепился. Обошлось без увечий. Рыжая шуба примялась и лапа подвернулась, но в целом пес вел себя молодцом. Оказался не трусливым, отходчивым, не ревел и не жаловался, хотя ему досталось.

Единственное, что меня удивило, — не сечет поляну! Ведь Степаныч ясно ему сказал: «Не подходи!» Куда там! Поперся напрямую, здороваться со Степановой хозяйкой, легкомысленно помахивая хвостом. Может, он дурачок? Баловень судьбы из «страны непуганых идиотов»? Во-во… Солнце жизнерадостное.

Еще одним выступлением нашей звезды стал номер художественной самодеятельности в стиле «прятки». Идем, значит, себе по дорожке. Мягкий снежок с неба сыпется, хоть и ночь, а светло, хорошо. Никого нет, угол медвежий, собаки без поводков. Рыжий впереди, Варвара позади. Снег нюхают. Глазами хлопаю — нет Рыжего. «Рыжий! Рыжий!» — кричу. Тишина в ответ.

Вернулись чуть назад. Варвара тоже ничего не понимает. Вдалеке помойка. Думаю, точно, удрал на помойку, свинота такая. Потащились на помойку. Идем, покрикиваем, ищем… Нет Рыжего. Ни на помойке, ни в окрестностях. Вернулись опять на дорожку. Спасибо Варваре, доброму человеку — нашла постояльца.

Эта пакость с глазками лежала на газоне, в двух метрах от нас, и, совершенно не обращая внимания на посторонние шумы (наши крики!) с наслаждением что-то грызла. «Убью-зарежу», — подумала я и шагнула к Рыжему. Он на всякий случай отскочил в сторону, дожевал, проглотил и, улыбнувшись во всю пасть, как ни в чем не бывало, подбежал. «Привет! Соскучились? Чем занимались тут в мое отсутствие?» Ну не двинешь ведь по чайнику, раз подбежал! Нет, я восхищаюсь этой простодушной наглостью. И этой смекалкой. Вчера понял, что партия не одобряет подбирания. Сегодня тихо, без шума и пыли, лег в сторонке, чтоб глаза не мозолить. Молодец.