Шутки Господа

Лондос – не единственный пример человека с незаурядными психическими способностями. Есть и другие. Скажем, С.Н. Джером из Ньюпорта (Род-Айленд) утверждает, что способен угадать любую карту, которую задумает бурундук.

Наконец мы подошли к графу Настурбамусу, чьи поразительные предсказания, сделанные в шестнадцатом веке, до сих пор ставят в тупик отъявленных скептиков. Судите сами:

(Специалисты полагают, что имеется в виду русско-японская война 1905 года, – ошеломляющая дальность прогноза, если учесть, что он сделан в 1540 году.)

(В 1860 году Абу Хамид, офицер оттоманской армии, сдал гамаши в чистку, и ему посадили два пятна на подкладку.)

(Конечно, Настурбамус имел в виду передник.)

(Здесь идет речь о Наполеоне или о Марселе Люме, лилипуте восемнадцатого века, возглавившем заговор с целью искупать Вольтера в соусе бешамель.)

(Полагаю, комментарии излишни.)

Я обращаюсь к выпускникам

Ни разу за всю историю человечеству не бывало так ясно, что оно на распутье. Одна дорога ведет к утрате последних надежд и отчаянью. Другая – к полному вымиранию. Дай бог, чтоб нам хватило мудрости сделать правильный выбор. Я говорю об этом отнюдь не с унынием, а лишь с кошмарной уверенностью в полной бессмысленности бытия, что может быть ошибочно расценено как пессимизм. Это не пессимизм. Это просто трезвое понимание трагедии современного человека. (Под «современным человеком» здесь понимается всякий родившийся в период между заявлением Ницше «Бог умер» и первым исполнением шлягера «Твоя рука в моей руке».) Есть два способа описать эту трагедию, хотя философы-лингвисты предпочли бы свести ее к математическому уравнению, которое надо решить и носить с собой в бумажнике.

В простейшем виде проблема такова: можно ли постичь смысл жизни при моем размере брюк и ширине плеч? Вы ощутите всю сложность этого вопроса, признав, что наука надежд не оправдала. Конечно, ей удалось победить множество болезней, расшифровать генетический код и отправить человека на Луну; но оставьте восьмидесятилетнего господина наедине с двумя юными медсестричками, и ничего не случится, как и в прежние времена. Ибо подлинные проблемы неизменны. В конце концов, можно ли увидеть в микроскоп человеческую душу? Вероятно; но, судя по всему, только в очень мощный, с двумя окулярами. Мы знаем, что мозг самого современного компьютера не столь совершенен, как мозг пчелы. Правда, это же можно сказать и о некоторых наших родственниках – но с ними видишься только на свадьбах, по особым случаям, а от науки мы зависим постоянно. Допустим, у меня появились боли за грудиной. Врачи велят сделать рентген. Но что, если от облучения я заработаю что-нибудь пострашнее? Обдумать всесторонне не успеваю – кладут в реанимацию. Дают кислород, и тут, естественно, какой-то практикант решает закурить. После чего на глазах изумленной публики я в одной пижаме пролетаю над зданием Центра международной торговли. И это называется наука? Да, безусловно, благодаря науке мы умеем пастеризовать сыры. И что говорить, в компании без предрассудков сыр – штука приятная. Чего не скажешь о водородной бомбе. Доводилось вам наблюдать, что бывает, если она скатится со стола? А что проку от науки тому, кто в одиночку бьется над извечными загадками бытия? Откуда взялся мир? Давно ли? Началось ли все со взрыва или по слову Божию? Если по слову, то почему было не произнести его неделькой раньше, чтобы мы застали побольше теплых деньков? Что конкретно имеется в виду, когда говорят «человек смертен»? Судя по всему, это не комплимент.

Да и религия, увы, настроения уже не поднимает. Мигель де Унамуно [89] где-то восторгается «неутомимой настойчивостью разума», но ведь она не всякому по плечу. Особенно при чтении Теккерея. Я часто думаю, как, наверное, легко жилось первобытному человеку, верившему во всемогущего доброжелательного Создателя, который присматривает за всем на свете. Воображаю его разочарование, когда жена вдруг начинала терять талию. Современный человек далеко не так безмятежен. Он ввергнут в пучину безверия. Он, как это деликатно называют, некоммуникабелен. Он повидал ужасы войны, он знает не понаслышке, что такое стихийные бедствия и вечера знакомств.

Мой близкий друг Жак Моно [90] любит порассуждать о хаотичности Вселенной. Он убежден, что все на свете появилось по чистой случайности, за исключением его завтрака, который – тут не ошибешься – состряпала домработница. Да, вера в божественный Промысел вселяет спокойствие. Но ведь это не снимает с человека ответственности. Разве не сторож я брату моему? Сторож. Любопытно, что лично я делю эту честь со смотрителями городского зоопарка.

Без Бога мы чувствуем себя сиротливо и создаем себе кумира в виде научно-технического прогресса. Но что может объяснить научно-технический прогресс, когда новенький «бьюик» (Нат Зипский, мой хороший приятель, не поездил на нем и трех дней) влетает в витрину ресторана «Телячья неясность» и посетители едва успевают броситься врассыпную? За четыре года мой тостер ни разу не сработал как следует. Я действую точно по инструкции, закладываю ровно два ломтика хлеба, и через секунду он выстреливает их обратно. Как-то раз таким выстрелом сломало нос одной дорогой мне женщине. И мы надеемся, что гайки, болты и электричество решат все проблемы?

Конечно, телефон – дело хорошее. Да и холодильник. И кондиционер. Но не всякий. Явно не тот, что купила моя сестренка Ханна. Он работает с диким грохотом, но прохлады не приносит. Вызвали мастера. Стало хуже. «Ну, на нет и суда нет, – сказал мастер. – Не нравится – покупайте новый». Сестра стала упрашивать, но мастер попросил не действовать ему на нервы. Этот человек очевидно некоммуникабелен. К тому же он все время улыбался. Беда в том, что нас не подготовили к жизни в технократическом обществе. Что поделаешь, политики либо некомпетентны, либо продажны. Иногда и то и другое вместе. Государству нет дела до нужд маленького человека. Уже в пять минут седьмого бесполезно звонить в Конгресс своему депутату. Не отрицаю, демократия пока остается наилучшей формой общественного устройства. В демократическом государстве по крайней мере охраняются права человека. Никто не вправе без веских оснований подвергнуть гражданина пыткам, бросить в тюрьму или заставить досмотреть некоторые бродвейские шоу. По сравнению с тем, что творится в Советском Союзе, это – небо и земля, конечно.

В тоталитарном государстве человека могут приговорить к тридцати годам исправительно-трудовых работ только за то, что он насвистывал. Если через пятнадцать лет он не перестает свистеть, его расстреливают. Плечом к плечу с варварством фашизма шествует по планете терроризм. Никогда за всю историю человек так не боялся включить электромясорубку: а вдруг она взорвется?