Сквозь этажи

Этот, сверху назначенный вопросы задавать, постучал пальцем по лбу и говорит: у нас тут клуб знатоков и попрошу без дурацких вопросов. У меня аж дух захватило. Что же мне делать, говорю, если у вас нету клубов дураков? А вопрос серьезный, так что отвечайте. Ну, если серьезный, то они посовещались и говорят: получите премию за остроумный вопрос. И дают мне изделие-новинку: держатель туалетной бумаги. Все похлопали, игра продолжается.

Тот, сверху спрашивает: кто или что такое Афидинея? Кто знает? Умники — лиственные вши.

Тут я опять встрял: если, спрашиваю, телефон можно купить сейчас, а кабеля не будет до девяностого года, то в каком году по этому телефону можно будет позвонить? Можете ответить? Они ответили: премия за остроумный вопрос — сувенирная кукла в национальном костюме. Ее кладешь — открывает один глаз, поднимаешь — закрывает другой. И совсем без ушей — на телефон намек.

Следующий вопрос. Кто такой Луи Каан? Знатоки опознали — американский архитектор, родом с эстонского острова Сааремаа. Погодите, думаю. Архитектор родом с Сааремаа, а откуда родом такие строители?

Переходим к следующему вопросу.

Как по-настоящему звали Ганса Фалладу? Ответ: Рудольф Дитцен! А я думаю: знают ли они, как по-настоящему зовут нашего главного инженера? Вряд ли. А я знаю. По-настоящему он — скотина…

За остроумный ответ мне дали «Древнегреческую мифологию». Я намек понял. Не суй, мол, свой нос в бурлящую современность.

Ладно. Так и быть. Вот вам вопрос: где обедали трудящиеся Древней Греции, когда афинские рестораны были забиты римскими туристами?

«Нет» — сокращению!

Жила-была семья.

Муж.

Жена.

Жили хорошо.

Зарабатывали много.

Тратили еще больше.

И было у них заветное желание — накопить денег.

Муж из своих двухсот не мог сэкономить ни копейки.

Жена из своей сотни не могла отложить ничего.

И они решили: семье нужен третий.

Не ребенок — он только тратить будет. Нужен эконом.

И взяли в семью экономиста.

Оклад ему положили сто рублей в месяц.

Теперь на всякие пустяки в семье тратилось на сто рублей

меньше.

Раньше семья зарабатывала триста рублей — жена и муж.

Теперь зарабатывали четыреста — жена, муж и экономист.

Больше доход, веселей народ!

Двойной эффект!

А кое-кто еще удивляется, почему работу двоих выполняют

по меньшей мере три человека.

Одна из многих

Я имел честь посетить завод, выпускающий большие и мощные машины. Одна такая машина выполняет работу семи человек. Побывал я на сборке. Собирают машину восемь человек. Я подошел, когда устанавливали последнее колесо, но, несмотря на это, ко мне отнеслись с уважением. Один из установщиков колеса подошел и, поздоровавшись, спросил две вещи: во-первых, спичку, а во-вторых, что я тут высчитываю. Я сказал, что интересуюсь, зачем тут эти восемь человек.

— Положим, их тут не восемь, а восемнадцать, — ответил он. — Бригада из восьми — только на установке последнего колеса.

— Подумать только, — сказал я прочувствованно. — И что же они делают?

Человек был не жадный и рассказал:

— Трое выкатывают колесо из угла и ставят на эту ось. Четвертый в это время говорит: «Раз, два — взяли!» Пятый следит, чтобы колесо попало на конец оси, шестой и седьмой — за техникой безопасности и за тем, чтобы никто не мешал. Восьмой, в данный момент я, находится здесь для удовлетворения жажды знаний экскурсантов.

Я спросил, разве одного экскурсовода на завод мало.

— Мало, — отозвался собеседник, — крайне мало. Люди с других узлов никак не могут запомнить, что же в точности делает наша бригада.

— А зачем техникой безопасности занимаются два человека?

— Опоздали вы со своим предложением, — сказал он. — Уже неделю за техникой безопасности следит один человек, а второй абсолютно свободен.

— Вон тот, — спрашиваю, — который сейчас зевает и перекуривает?

— Он самый, — отвечает.

— Что же он тогда шляется тут без дела?

— Ничего не без дела. Задача этого освободившегося работника следить, как еще более упростить нашу процедуру установки колеса.

— Тогда для наблюдений высвободится еще один человек?

— Угадали. Одна голова хорошо, а две — лучше.

Народившийся стальной гигант съехал с поточной линии и устремился к потребителю на всех своих пяти колесах.

Все зависит от комбината

ДИРЕКТОР. Я по повестке, на десять часов.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Та-а-к, вы, значит, директор?

ДИРЕКТОР. Да, товарищ следователь… Или надо уже «гражданин следователь»?

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну, это зависит от того, насколько у вас чиста совесть.

ДИРЕКТОР. Совесть, гражданин следователь, у меня, как стеклышко, товарищ следователь, — я даже могу говорить вам «братец следователь»!

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ну, ну, это, пожалуй, слишком. Какой я вам брат?

ДИРЕКТОР (безнадежно). Понимаю. Простите. (Кладет обе руки на стол.)

СЛЕДОВАТЕЛЬ (непонимающе смотрит на директора, потом на его руки, вроде бы понимает, оживляется). Да-да, ровно десять. Как приятно видеть пунктуального директора!

ДИРЕКТОР. Благодарю за комплимент… И за доверие. (Убирает руки со стола.)

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Мне известно, что вы хорошо знаете положение дел на комбинате. Понятно, вы не можете быть в курсе всех мелочей: ведь директор — это человек, скованный по рукам и ногам!

ДИРЕКТОР (кисло улыбаясь). Пока еще не скованный. Я уже сказал спасибо за доверие.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Можно продолжать?… Так вот. Директора — народ загруженный, и вы, понятно, не успеваете поближе узнать всех своих подчиненных…

ДИРЕКТОР. Я знаю всех, товарищ следователь, от начальника отдела кадров до пропускного.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. До кого?

ДИРЕКТОР. Ну, пропускной или выпускной — обычное же слово.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. И кем у вас числятся эти пропускной и выпускной?

ДИРЕКТОР. Это один человек. Просто он так склоняется. Вахтер он.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Никого и ни к чему склонять не советую. Итак, вы знаете своих вахтеров, как говорится, вдоль и поперек?

ДИРЕКТОР. И еще, как говорится, поименно. Впереди у нас Тоомшницель, на запасных — Сациви, здоровенный грузин.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Постойте… Сациви, он что, запасной вахтер?

ДИРЕКТОР. Нет, основной, но на задних воротах.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вот-вот. Как раз задние ворота меня и интересуют. Как он там, по-вашему, справляется?

ДИРЕКТОР. Акакий?

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Какой Акакий?

ДИРЕКТОР. Акакий Сациви, здоровенный грузин.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Так бы сразу и сказали: Акакий Сациви, а то затвердили — здоровенный, здоровенный!

ДИРЕКТОР. Что я могу поделать, если он всю жизнь был здоровяком?!

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Он там, в проходной, один сидит или его кто-то подменяет?

ДИРЕКТОР. Никто его не подменяет, сидит один со своим Мендельсоном.

СЛЕДОВАТЕЛЬ (нервно вздрагивает). С каким Мендельсоном?

ДИРЕКТОР. У него на стенке Феликс Мендельсон висит. У Акакия. Немецкий композитор XIX века. То есть портрет висит.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Итак, если не считать портрет, здоровяк ваш в будке один? Припомните, может, там еще кто-нибудь висит? Вы так покраснели, словно что-то скрываете.

ДИРЕКТОР. Я позабыл, Мендельсон еще и Бартольди.

СЛЕДОВАТЕЛЬ (вскакивает). Ведь он только что был Феликсом?

ДИРЕКТОР. Феликс — это имя, а фамилий — две, через дефис.

СЛЕДОВАТЕЛЬ (вздыхает, садится). Теперь вроде понял, как Соловьев-Седой.

ДИРЕКТОР. Именно. Только в другом жанре.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Мне кажется — хотя, возможно, только кажется, — что вы пытаетесь замутить воду. Лучше отвечать честно.