ПЕНРОД-СЫЩИК

– Но, по-моему, таких собак не полагается мыть, а Сэм?

– Ну, нет! Джон Кармайкл вполне заслуживает, чтобы его мыли не меньше других собак. Это ему просто необходимо. Он уже никуда ходить не может. Стоит его куда-нибудь повести, как он садится на землю и начинает чесать за ухом. Он уже просто чокнулся на этом чесании. Пет уж, сейчас я его вымою так, как еще ни одну собаку на свете не мыли!

Поначалу Роберт не очень-то поверил, что Сэм действительно проявит усердие. Однако последующие действия младшего брата показали, что он не бросал слов на ветер. Мытье длилось целых два часа. Роберт в это время сидел в библиотеке, и разнообразные манипуляции брата, которые он мог наблюдать через окно, настолько увлекли его, что он никак не мог сосредоточиться на книге. Сначала Сэм направил на Джона Кармайкла садовый шланг. Окатив пса мощной струей, он тщательно намылил его «собачьим мылом», снова направил на него шланг и поливал до тех пор, пока полностью не смыл обильный слой мыльной пены. Потом он погрузил Джона Кармайкла в ушат, куда перед этим вылил несколько ведер горячей воды, которые приволок из кухни. Тут пес снова был намылен, а затем тщательно прополоскан. Потом на него опять полилась вода из шланга, вслед за тем вся процедура с ушатом, намыливаньем и выполаскиваньем повторилась. Тут Роберт стал опасаться, как бы щенок не растворился без остатка. На такие опасения его толкнул сам Джон Кармайкл, который в мокром виде являл собой сколь тщедушное, столь и жалкое зрелище. Но тут Сэм принялся вытирать его и проявил в этом деле не меньшее рвение. Притащив из дому несколько отслуживших свой век больших полотенец, он путем долгих и яростных растираний восстановил тот облик, который был свойственен Джону Кармайклу до мытья, с той только разницей, что теперь щенок выглядел куда опрятнее. Настроение у Джона Кармайкла тоже улучшилось. Ощутив, наконец, давно желанную свободу, он опустил морду на землю и, поместив ее между передними лапами, игриво повел глазами, потом издал шутливый рык и принялся носиться кругами, ловя воображаемых врагов.

Роберт посмеялся над выходками щенка. Koгда же он снова взглянул на младшего брата, у него просто лицо вытянулось от изумления. С выражением крайнего прилежания Сэм хорошенько сполоснул ушат, отнес его на место в подвал, а потом вновь возник во дворе, вооруженный большой метлой. С помощью метлы он, аккуратно отогнал воду на обочину кирпичной дорожки. Однако самое потрясающее заключалось в том, что Сэм и этим не ограничился. По-видимому, он решил, что вся дорожка изрядно загрязнилась, и он тщательнейшим образом принялся чистить ее. Неторопливо водя метлой из стороны в сторону, он медленно приближался к дому. Когда он наконец оказался около окна библиотеки, Роберт решился задать ему вопрос:

– Что случилось, Сэм?

– Случилось? Ничего не случилось. А почему ты спрашиваешь?

– Ну, ты такой прилежный сегодня. Тебя ведь никто не просил чистить дорожку.

– Но сюда налетело с улицы столько пыли. Придется промыть дорожку до самой калитки.

– И ты делаешь это по собственной воле, Сэм? – засомневался Роберт. – Может, тебе все- таки велели?

– Никто мне не велел, – с укором ответил Сэм. – Мне просто приятно, – добавил он тем же тоном, – сделать что-то полезное. Каждому из нас дана жизнь, чтобы приносить какую-то пользу! Или я что-то не так понял?

– Что-что? – переспросил в конец пораженный Роберт.

– Ну, может я не совсем правильно все понимаю, но я вдруг решил, что, прежде, чем умереть, все-таки надо принести какую-то пользу, – ответил Сэм.

И он с таким рвением принялся снова мести дорожку, что, если бы Роберт не задержал его, наверняка счистил бы ее до самой земли.

– Слушай, Сэм. Я тебя еще ни разу таким не видел. А ну, говори, что ты натворил?

Сэм оторвался от работы и оскорбленно посмотрел на брата.

– По-моему, ты сам видел, что я делал. Сперва купал свою собаку, а теперь чищу дорожку. Между прочим, мы все по ней ходим.

– Вот это-то меня и удивляет. Мне кажется, ты ждешь каких-то неприятностей после того, как вернется папа. Правду я говорю, Сэм?

– Нет!

– Это не убедило Роберта, и он продолжал строить догадки.

– А с тем делом, о котором мы с тобой говорили, тоже все в порядке? А, Сэм? – понизив голос до заговорщицкого шепота, спросил он.

– С каким делом?

– Сам знаешь, с каким. Я имею в виду, что Пенрод Скофилд стал сыщиком и…

– Пенрод? – с наигранным удивлением перебил его Сэм. Однако теперь он почему-то смотрел не на Роберта, а поверх его головы, и можно было подумать, что его вдруг очень заин тересовала верхушка росшего под окном клена. – Пенрод? – снова переспросил он. – Мне ничего не известно ни про Пенрода, ни про все эти штуки, о которых ты говоришь. У меня своих дел полно. У меня просто времени не было всем этим заниматься.

– Что? – воскликнул старший брат. – Да ты же мне сам недавно сказал, что Пенрод теперь настоящий сыщик!

Сэм по-прежнему буравил взглядом пышную крону клена.

– Знаешь, по-моему, какая-то птица свила там гнездо, – сказал он.

– Сэм! Разве не ты мне сказал, что у Пенрода есть значок и…

Сэм оторвался от созерцания кроны и, не вдаваясь в дальнейшие предположения о наличии гнезда, принялся полировать полой куртки рукоятку метлы.

– Ну, возможно у него действительно появился какой-то завалящий значок или еще что-нибудь, но я что-то уже плохо помню. Может, он просто изображал, что он сыщик или еще что-нибудь такое. Ну, конечно, он просто делал вид.

– Но ты же сам говорил…

– Я? Ну, вообще я, может быть, так подумал. Но я не долго так думал. Вообще-то все это ерунда. Никакой он не сыщик, и он сам об этом прекрасно знает. Ну, если и не знает, то уж скоро наверняка узнает!

Все это Сэм высказал чрезвычайно строгим и рассудительным тоном. Он стремился во что бы то ни стало отдалиться ото всех неприятностей, связанных с деятельностью ближайшего друга. К тому же он сейчас действительно не понимал, как мог еще недавно поверить (а он ведь верил!), что Пенрод стал настоящим сыщиком. Теперь-то Сэму было абсолютно ясно, что Пенрода никто бы и близко не подпустил к настоящему сыскному агентству! Так, сама того не понимая, наивная Марджори Джонс поставила все на свои места. Оказывается, стоило лишь вывести сыскное дело Джорджа Б. Джашбера на взрослый уровень, и сами участники слежки за мистером Дэйдом тут же убедились, сколь глупо себя вели. Ну, а с этим и предприятие их полностью утратило привлекательность.

– Мне кажется, у Пенрода голова совсем не варит, – добавил Сэм таким тоном, каким часто даже взрослые люди отзываются о своих бывших начальниках. – Во всяком случае, другой бы на его месте давно уже понял, что никакой он не сыщик.

Роберту и тон, и замечание младшего брата показались весьма знаменательными.

– У Пенрода, что, какие-нибудь неприятности, Сэм? Что с ним стряслось, а?

– У Пенрода? Понятия не имею.

– М-м, – замялся Роберт. Затем как можно более доверительным тоном осведомился: – Вы и потом продолжали то, о чем ты мне тогда говорил?

– Я? – возмутился. Сэм. – Ты ведь прекрасно знаешь, что вчера шел дождь, и мама не выпустила меня из дома. Я весь вечер был дома. Тебе это известно не хуже, чем мне.

– Да, да. А до вчерашнего дня, а Сэм? Я спрашиваю о тех вечерах до вчерашнего дня. Ну, мистер Дэйд ведь приходил к Скофилдам? Разве вы тогда…

– Он не приходил, – утратив на время бдительность, признался Сэм. – После той прогулки в воскресенье, когда ты нас видел и дал мне потом пятьдесят центов, а на другой день дал мне еще доллар, половину которого велел отдать Пенроду, и еще по дайму для Германа и Вермана… Это вообще-то был единственный раз, что ты мне что-то дал, а так от тебя только по праздникам или на день рождения можно чего-нибудь дождаться! – совершенно некстати выпалил Сэм.

Роберт не поддержал сего лирического отступления и вернулся к интересующей его теме.

– Откуда ты знаешь? – спросил он. – Откуда тебе известно, что мистер Дэйд с того воскресенья только один раз заходил к Скофилдам?