Осторожно, писатели! [сборник]

Первая встреча запомнилась гораздо ярче, чем моя первая влюблённость, — я пережил второе рождение. Бек говорил по‑русски на уровне первой сигнальной системы, но как он общался с моим телом! Великий инквизитор с первого раза безошибочно нажал на все мои мышечные узлы и болевые точки, пальцем‑сарделькой начертил «линии боли», ведущие от причин к симптомам и обратно. Дальше я испугался: Бек посмотрел на меня так, как смотрят на «воинов‑интернационалистов», которые приезжают в южные республики «принуждать к миру» бывших соотечественников. Это позже он объяснил, что врагом его был не я, а мой плексит. Каждый приём Бек сопровождал воинственным выкриком «Ассссс»! Я отвечал ему сначала истошными криками, потом вялыми стонами. До сих пор не понимаю, каким образом я тогда выжил. Но выжил! На радостях я придумал ему слоган, перефразировав великую русскую уголовную «мантру»: «Бек боли не видать»!

— Спасибо вам, Бек! Вытащили с того света!

— Сиз — билан — куриш — канимдан — хурсанд — ман, — я воспроизвожу его речь, как услышал. Неоднократно пытался её понять, но тщетно. Общий смысл угадывался: «Обращайтесь».

И я обращался! Иногда, когда острой боли не было, мы с Беком «изгоняли дьявола» авансом, чтобы даже не думал приближаться. Такие сеансы я называл «индульгенция», а Великий инквизитор выбирал для них относительно щадящий режим массажа. «Массаж‑индульгенция» давал возможность общаться, насколько позволял языковой барьер. Из этого общения и родился словарь терминов, соответствующий пыткам средневековья.

— Ассалому алейкум, еретик! — приветствовал меня Бек.

— Салом, Великий инквизитор!

— Индульгенция?

— Сегодня дыба…

Не успев начать массаж, Бек извинился, извлёк из кармана мобильный телефон, выпискивавший заунывную мелодию его родины:

— Жена…

Дальше был филологический праздник! Государства, в которые технический прогресс пришёл одновременно с советской властью, не были готовы к этому на лингвистическом уровне. Для обозначения любви, плова и социального неравенства слова уже были придуманы, а для электроприборов, механизмов и прочих достижений научно‑технической революции пришлось одалживать у русских. Судя по тексту, Великий инквизитор и его супруга делали в квартире ремонт:

— А‑утиз‑кирк, лампочки. Ха‑албата‑икки, телефон. Джуда‑баши, стеклопакеты — келишдик… В отличие от «офисного русского», полного американизмов, который звучит пошловато и ущербно, речь Бека, полная «русизмов», была смешной и трогательной. Он говорил о гнёздышке, которое они с женой вили в чужой стране.

А ещё в этот день Бек произнес первую связную фразу на русском: «Обращайся, приводи друзей».

Я знал, какого «друга» мне хочется отдать на растерзание Беку. Уже полгода я мучился с очень духовным персонажем, которого спонсоры приложили к деньгам на документальный фильм в качестве консультанта. Я окрестил его «человеком бессмысленных словосочетаний». Владлен Изяславович был членом «общественной палаты», чиновником «министерства культуры», координатором движения «Духовное возрождение», а тема его диссертации формулировалась вообще без комментариев: «Сакральные предпосылки духовного возрождения». В изречении Бека «Сиз — билан — куриш — канимдан — хурсанд — ман» я находил гораздо больше смысла. Для комплекта не хватало должности «психоаналитика аквариумных рыбок». Владлена Изяславовича — это бесполое и безнравственное существо — хотелось подвергнуть всем известным пыткам, включая бековский массаж.

— Понимаете, коллега!

Эта фраза каждый раз вызывала у меня судороги и необходимость посетить Бека.

— Понимаете, коллега! Наш фильм…

Это сакрально‑духовное членистоногое почему‑то обзывало фильм «нашим».

— Наш фильм — это «послание»! Нет! Это сакральная предпосылка к духовному возрождению родины!

Статья 105, часть вторая УК РФ. Убийство при отягчающих обстоятельствах. Интересно, сколько мне дадут?

Каждую фразу закадрового текста, каждый кадр видеоряда мне приходилось трактовать для него с точки зрения сакральных смыслов и прослеживать, как они отразятся на ментальном фоне нации. Владлен Изяславович занимался этим далеко не из соображений заботы о духовном возрождении. Хитрый сакральщик договорился со спонсорами о ежемесячной зарплате из бюджета фильма, так что каждый день его «работы» отражался не только на качестве картины, но и на моём кармане. Послать его «в сакрал» я не мог, так как он являлся родственником главного спонсора.

Владлен Изяславович исхитрился превратить словоблудие о духовности в продукт вполне материальный. С завидной регулярностью на телеэкране он и ещё несколько не менее духовных граждан, впадая в оплаченный экстаз, рассуждали о судьбах русской интеллигенции. В результате они получали гранты, заседали в палатах, издавались и назначались консультантами на документальные фильмы за более чем приличное вознаграждение. Когда власти было необходимо отвлечь народ от своего очередного «косяка», и она (власть) вспоминала о духовности, сразу вставал вопрос: «И кто это у нас тут самый духовненький»? А вот они!

— Понимаете, коллега! Мы взываем к прекрасному, которое дремлет вековым сном! Наша священная миссия — пробудить его! Я вижу для этого все предпосылки.

И тут же, без паузы:

— Я уже несколько дней сесть не могу, спина болит. Соли.

Интересно, как сближает людей общая боль. На мгновение Владлен Изяславович показался мне не таким омерзительным. Я ему искренне посочувствовал. Кто хоть однажды познал боль в спине, меня поймёт. Однако это не помешало мне отправить его к Беку. Это была месть, не оставляющая угрызений совести: я выручал человека, что бы он при этом ни испытывал.

— Владлен Изяславович! Я как раз приехал к вам от уникального массажиста! Он меня реанимировал!

— Вы не представляете! Я чувствую себя возрождённым! Я принял муку, ваш Бек очень жесток, но я испытал катарсис! Теперь мне открылась жизнь без страданий плоти! Я договорился с Беком на два раза в неделю.

Вот сформулировал, гадина!

— Я многое понял! Наш зритель должен пережить то, что вынес я! Мы должны низвергнуть его в самую пучину страданий, довести до отчаяния… и возродить!

Владлен Изяславович «извергался» минут сорок. Я кивал и записывал этот бред на диктофон, добавляя его к коллекции предыдущих «потоков сознания». У меня назревала идея сделать по его словоблудию первые духовные комиксы.

— Ассссссс!

Бек закончил очередную пытку. Мы не виделись довольно долго, так что в этот раз на мне был отработан весь репертуар святой инквизиции.

— Рахмат (спасибо), Великий инквизитор.

Телефон Бека, своим звонком напоминавший невысморкавшийся кларнет, запищал очередную песнь узбекских степей. Я одевался и краем уха слушал разговор. Узбекские тексты Бека были разбавлены странно‑знакомыми словами:

— Сиз — айтгандек — булсин, духовность?

А вот это уже был перебор! Я прощал Владлену Изяславовичу многое: «сакральные посиделки» в телевизоре, издевательство над моим фильмом, но надругательство над юной неокрепшей душой — увольте! В этот же день я составил подборку диктофонных записей с высокодуховным бредом, чтобы объяснить спонсору, почему работа над фильмом стоит и куда уходят его деньги. Встречу мне назначили на следующий день.

Главный спонсор — абсолютно нормальный бездуховный мужчина — сначала перепроверил смету, потом график работы над фильмом и только потом услышал речи своего родственника — консультанта. Из текстов Владлена Изяславовича спонсор вывел логическое заключение: