Разговорчики в строю № 1

После посадки подполковник Чайка подозвал техника и, показывая через плечо на равномерно забрызганное остекление задней кабины, приказал: «Достаньте это и по возможности отмойте».

Впервые за день он улыбнулся.

Особенности африканского домино

Торговля оружием – штука тонкая.… Был период, когда некоторые африканские государства, которые, как тогда говорили, избрали некапиталистический путь развития, активно покупали нашу авиационную технику, хотя никто из покупателей толком не мог объяснить, что они с ней собираются делать, и для чего им нужна аппаратура для дозаправки в воздухе, если на штатной заправке Су-24 можно пролететь пол-Африки?

Но, желание клиента – закон, самолёты поставили, а для обучения местного персонала отправили в загранкомандировку советских авиационных инженеров.

По замыслу командования, наши специалисты должны были обучить африканских товарищей передовым методам эксплуатации авиационной техники, а затем отбыть на Родину. Однако, возникли проблемы. И первой из них была проблема языковая. У наших инженеров никак не выходило изложить передовую техническую мысль по-французски, и, тем более, по-арабски, а местные, в свою очередь, дружно не понимали по-русски. Имелись, конечно, и переводчики, но толку от них не было никакого, так как просьба перевести на французский простейшую фразу «Увод строба системы автосопровождения по дальности» вгоняла их в состояние элегической грусти.

Пришлось разбираться самим. Местных товарищей быстренько обучили Самым Главным Словам, и процесс пошёл. Любо-дорого было смотреть, как утром на вопрос: «Как дела, месье?» африканец отвечал с приветливой улыбкой:

– Карашшо, заэпись!

Вторая проблема состояла в том, что у наших свежеприобретённых друзей руки росли анатомически неправильно. Выполнение любой работы на авиационной технике неизбежно заканчивалась её разрушением, разодранным обмундированием и отдавленными пальцами. Как-то раз понадобилось заколотить деревянный ящик и наш инженер по природной русской лени, чтобы не идти за молотком, забил гвозди пассатижами. Ещё 3 гвоздя пришлось забивать «на бис».

Местным почему-то очень нравились советские кипятильники. Причём особо ценились чудовищные агрегаты, способные за минуту вскипятить ведро воды. Зачем в засушливой Африке кипятить вёдрами воду с помощью советских кипятильников, так никто и не понял, но привозили и дарили их исправно. Попутно выяснилось, что нигде в мире, кроме СССР, их не делают.

Но лучшим подарком, без сомнения, оставалось домино! Советские специалисты привезли его с собой и по неистребимой технарской привычке в перерывах между полётами начали «ворочать плиты».

Местные заинтересовались. Им объяснили. Вскоре африканские товарищи научились кричать «Риба!» (с буквой «ы» были проблемы) и лихо стучать локтём по столу, дуплясь на оба конца.

Как-то раз с очередным транспортником наши привезли ящик домино и подарили всем офицерам авиабазы.

Рассыпавшись в благодарностях, местные инженеры сказали, что они в благодарность русским друзьям сами(!) сделают стол для домино, чтобы показать, чему научились.

Тут же была отдана команда, по аэродрому заметались солдаты, вскоре в комнате отдыха появился набор великолепного французского электроинструмента и фанера. Лист тщательно раскроили. Взвыла электропила. Первый перепиленный стул распался на две части. Подивившись качеству распила, наши продолжили наблюдение.

Постепенно помещение наполнялось обломками мебели, опилками и кусками фанеры странных форм. Каким-то чудом обошлось без отпиленных рук и ног. По комнате шарахалось эхо арабского мата. Наконец, последний распиленный лист фанеры признали условно квадратным. Нужно было прибивать ножки. Из ящика извлекли хитрый инструмент для забивания гвоздей, с ружейным лязгом вставили обойму с гвоздями, включили в сеть, местный с инструментом наперевес задумчиво подошёл к столу.

Но тут у нашего инженера по авиационному оборудованию сдали нервы: он вскочил с места и с криком:

– Стой! Убьётесь нахрен! Дай молоток! – бросился к столу…

По имени Чмырь

Нет, дураком он, пожалуй, не был. Как и другие солдаты, он азартно рубился в волейбол, с удовольствием смотрел единственное тогдашнее эротическое шоу «Аэробика» и всячески старался уклониться от занятий по марксистско-ленинской подготовке. А вот был ли он умным? Нет, скорее, чудным, даже чудноватым.… И фамилия у него была подходящая – Чмырь.

Знаете, как отличить хорошего солдата от плохого? Ах, не знаете? Легко. Дайте солдату выполнить неполную разборку автомата на время. Если он самостоятельно сумел разобрать и, тем более, собрать автомат, ничего не потерял и ничего не сломал, у него есть шанс. Может быть, он даже станет сержантом. Но если при попытке достать пенал с принадлежностями у воина застревает палец в прикладе, жди беды.

У нашего героя палец застревал в десяти случаях из десяти. Пару раз даже пришлось отвинчивать накладку на прикладе, хотя обозлённый старшина предлагал куда более радикальные меры.

Родился и вырос Чмырь в какой-то глухой деревне, а службу в армии воспринял как дар судьбы.

Маленького роста, кривоногий, плешивый Чмырь сильно напоминал мелкого гоблина, если бы не громадные голубые глаза и совершенно детское выражение лица.

В армии Чмырю было интересно абсолютно всё. Простой огнетушитель вызывал у него живой, неподдельный интерес. Чмырь его долго рассматривал, поворачивал, потряхивал. Наконец, обнаружив рычаг, Чмырь его с удовольствием нажимал, мгновенно покрываясь слоем пены. Любое техническое устройство, сложнее лома, вызывало у него приступ тихого восторга. Устройство немедленно подвергалось дотошному изучению со случайным, но неминуемым его разрушением.

Всему, что говорили офицеры, Чмырь верил истово и безоговорочно. Впрочем, верил он и прапорщикам и солдатам. Его никогда не разыгрывали, потому что это было неспортивно.

Любое дело, порученное Чмырю, было обречено на провал. «Засланный казачок» обладал мистической способностью совершать невозможные ошибки, нанося боеготовности части максимальный урон.

Чмырь очень любил воду. Его слабостью был Енисей.

Енисеем у нас называли маленькую речушку, в которой солдаты мыли машины. Просто загоняли Урал или КрАЗ на середину и мыли. Большей частью Енисей состоял из нефтепродуктов и старых покрышек, однако, мёртвым водоёмом он не был. В нем зародилась какая-то странная жизнь, в воде раскачивались черные водоросли, а в тени берегов прятались ротаны. Мы долго спорили об их метаболизме и пришли к выводу, что ротаны либо питаются бензином, смешанным с соляркой, либо жрут друг друга. Больше никакой органики в Енисее не водилось.

Как-то раз, вечно голодный Чмырь наловил на пустой крючок ротанов и решил их поджарить. Ротаны на сковородке так страшно шипели, пуская радужные бензиновые пузыри, что есть их никто не решился. Учуяв омерзительный запах, дежурный офицер приказал закопать опасную рыбу как можно глубже, а Чмырь до вечера драил сковородку песком.

В то воскресенье рота должна была ехать на экскурсию. Весёлые, наглаженные солдаты давно сидели в автобусе. Не хватало Чмыря. Наконец, он появился, мокрый, запачканный тиной и водорослями и сильно похожий на грустного Дуремара, у которого Буратино увёл из-под носа золотой ключик.

– Ты где был, убоище? – горько спросил ротный.

– Я думал, что построение на аэродроме…

– Ну?

– А там никого нет… Я обратно побежал и в Енисей упал…

– Всё, – махнул рукой ротный. – Не знаю я, что с тобой делать. Завтра пойдём к командиру, как он скажет, так и будет. В казарму иди, а то ещё и простудишься.

В понедельник ротный повёл мрачного Чмыря к командиру, втайне надеясь, что его куда-нибудь переведут.

Однако попали он не в добрый час. Командир изучал свежеполученный приказ Министра обороны.

«На основании приказа МО СССР № 85/12/1 и в соответствии с директивой Генштаба № Д 14 /267 считать утратившими силу пункты 2.11 и 5.2 вышеупомянутого приказа и изложить пункт 4.5.1 в следующей редакции…» тупо повторял про себя командир, силясь вникнуть в хитросплетения военной мысли. Как всегда, документ был написан тёмным, путаным языком, изобиловал ссылками на какие-то другие приказы, а также разъяснения, исправления разъяснений и уточнения исправлений. Командир разложил руководящие документы на столе в тщетной надежде уловить хоть какие-то признаки смысла…