Джентльмены предпочитают блондинок (пер. Лихачева)

Итак, к себе на вечеринку я пригласила всех умных людей, которых только смогла вспомнить: и джентльмена-профессора всех экономических наук из Коламбиа-колледж, и знаменитого редактора из одного нью-йоркского журнала, и даже одного из самых знаменитых драматургов, который пишет очень, очень знаменитые пьесы — и все они о жизни. Ну, то есть я хочу сказать, что его имя всем известно, но я никак не могу его запомнить, потому что все мы, его единственные настоящие друзья, зовем его просто Сэм.

Ну и этот Сэм спросил, не может ли он привести с собой одного джентльмена из Англии, который пишет романы. Ну и поскольку я сказала «да», постольку Сэм привел его.

Ну и когда мы собрались, я позвонила Глории и Дороти, а джентльмены принесли с собой спиртное, так что сегодня утром квартира оказалась в весьма плачевном состоянии, и мы с Лулу полдня старались как собаки, чтобы привести ее в порядок. Вот только Бог знает, сколько времени потребуется, чтобы починить люстру…

Итак, мой день рождения уже прошел и принес мне одни огорчения. Ну, то есть я хочу сказать, что, если джентльмен, подобно Гасу, так дружески интересуется образованием девушки, он просто не может не хотеть, чтобы у нее появился большой граненый бриллиант, и я хочу сказать, что я была ну совершенно разочарована, когда ко мне приехал мистер Эйсман с такой малюсенькой вещицей, что ее не сразу и разглядишь.

Ну и тогда я сказала мистеру Эйсману, что, конечно, это очень мило с его стороны, но что у меня болит голова и что мне лучше провести весь день в постели. Ну и еще сказала, что я, возможно, смогу увидеться с ним завтра. Потому что ведь даже Лулу подумала, что подарок был совсем маленький и что на моем месте она бы непременно сделала бы что-нибудь определенное. Ну и еще она сказала, что всегда верила в старую поговорку: «Оставляй мужчину, пока хорошо выглядишь».

Но мистер Эйсман пришел к обеду с очень, очень миленьким браслетом, украшенным большим граненым бриллиантом, и я была вполне утешена. Ну а потом мы пообедали у Колони, и посмотрели шоу, и поужинали в «Трокадеро» — все как обычно, когда мистер Эйсман бывает в городе. И я поверила ему, что он и вправду осознал, как мал был тот, первый, подарок. Ну, то есть я хочу сказать, что он все время говорил о том, как плохо у него идут дела и что в пуговичном бизнесе полно большевиков, которые только и делают, что всем вредят.

И мистер Эйсман все время повторял, что чувствует, что вся страна на грани большевизма, так что в конце концов его беспокойство передалось и мне. Но я хочу сказать, что, если вдруг придут большевики, я знаю лишь одного такого джентльмена, который смог бы с ними справиться, и этот джентльмен — не кто иной, как мистер Гриффит. Потому что я никогда не смогу забыть, как мистер Гриффит ставил фильм под названием «Нетерпимость» — это был мой последний фильм перед тем, как мистер Эйсман заставил меня отказаться от карьеры кинозвезды, и в нем я играла роль одной из девушек, падающих в обморок во время битвы, когда все джентльмены покидают крепость. Ну и когда я посмотрела, как мистер Гриффит управляется со всеми этими толпами актеров, я сразу поняла, что он на многое способен, и я и в самом деле думаю, что правительству Америки следует приказать мистеру Гриффиту быть в полной боевой готовности на случай, если большевики решатся вдруг на дело.

Да, еще забыла я сказать, что тот английский джентльмен, который пишет романы, похоже, заинтересовался мною сразу же, как только понял, что я девушка литературная. Ну, то есть я хочу сказать, что он звонит мне каждый день, и что мы уже дважды ходили с ним на чай, и что на день рождения он подарил мне целое собрание сочинений книг какого-то джентльмена по имени мистер Конрад, и все эти книги, кажется, об океанских путешествиях, хотя у меня хватило времени лишь бегло просмотреть их. Но я всегда любила книги об океанских путешествиях, особенно с тех пор, как я позировала мистеру Кристи для обложки романа мистера Макграфа о путешествиях по океану. Потому что я всегда считала, что нигде девушка не выглядит так хорошо, как на борту парохода или хотя бы яхты.

Ну а зовут этого английского джентльмена мистер Джеральд Лэмпсон, и это имя знакомо всем, кто читал его романы. Он и мне прислал в подарок несколько своих книг, и все они, кажется, об английских джентльменах средних лет, которые живут в деревне, а не в Лондоне, и ездят, кажется, на велосипедах и совершенно не похожи на американских джентльменов.

Ну и когда я сказала мистеру Лэмпсону, что записываю все свои мысли, то он ответил, что сразу же почувствовал, что во мне что-то есть, — с той самой минуты, как только увидел меня, и что, когда мы лучше узнаем друг друга, я обязательно позволю ему прочесть мой дневник. И я хочу сказать, что я даже рассказала мистеру Эйсману об этом джентльмене, и мистер Эйсман остался очень доволен. Потому что, конечно, ведь мистер Лэмпсон — довольно знаменит, и, оказывается, мистер Эйсман прочитал все его романы, пока ездил взад-вперед на поездах по своим пуговичным делам. И, кроме того, мистер Эйсман всегда ужасно хотел бы познакомиться со знаменитым человеком и пригласить его на обед в «Ритц» в субботу вечером. Но я, конечно же, не стала говорить мистеру Эйсману, что я, наверное, немножко влюблена — хотя я верю, что это так. Пусть мистер Эйсман думает, что мой интерес к писателю — литературный.

Ну наконец-то мистер Эйсман уехал, и должна сказать, что я совершенно измучилась и небольшой отдых мне необходим. Ну, то есть я хочу сказать, что я совсем не против танцевать хоть каждый вечер до утра, но что мистер Эйсман и в самом деле не так уж хорошо танцует и потому почти все время мы с ним сидим и пьем шампанское, и немножко закусываем, и уж, конечно же, ни с кем другим я не танцую, когда бываю с ним.

Но мистер Эйсман и Джерри, как мистер Лэмпсон попросил меня называть его, так подружились, что мы втроем провели уже несколько вечеров. Так что теперь, когда мистер Эйсман наконец уехал, мы с Джерри собираемся сходить куда-нибудь сегодня вечером, и Джерри предупредил меня, чтобы я особенно не наряжалась, потому что, оказывается, что он любит меня за мою душу. Ну и мне действительно пришлось ему сказать, что, если бы все джентльмены любили так, как он, всем заведениям мадам Франсез, которые шьют дамам туалеты, пришлось бы разориться. Но Джерри не любит девушек, похожих на кукол. Оказывается, ему нравится, когда девушка каждый вечер подаст мужу домашние туфли и заставляет его забыть все, что ему пришлось пережить.

Но, прежде чем уехать в Чикаго, мистер Эйсман сказал мне, что этим летом он собирается по делам в Париж, и я решила, что он намерен подарить мне эту поездку, потому что, по его словам, ничто так не образовывает девушку, как путешествия. Ну, то есть я хочу сказать, что Дороти, например, это принесло огромную пользу, когда прошлой весной она побывала за границей: мне, например, никогда не надоедает слушать ее рассказы о том, что на каруселях в Париже не деревянные кони, а хрюшки.

Но я действительно не знаю, радоваться ли мне по этому поводу, потому что если я поеду в Париж, то мне придется оставить Джерри, а мы решили с ним никогда не расставаться.

Вчера вечером мы с Джерри обедали в совершенно необыкновенном месте, где нам подали ростбиф с печеным картофелем. Ну, то есть я хочу сказать, Джерри всегда хочет, чтобы я ела такую еду, которую он называет «сытной» и «питательной». А ведь большинство джентльменов, похоже, об этом даже не задумываются. Ну а потом мы наняли с ним кэб и несколько часов катались по Центральному парку, потому что Джерри говорит, что свежий воздух для меня полезен. И это действительно приятно — иметь кого-то, кто думает о таких вещах, о которых другие джентльмены едва ли когда и вспоминают.

Ну а потом мы долго разговаривали. Джерри знает, как вызвать девушку на откровенность, и я рассказала ему такое, что никогда бы не решилась доверить даже своему дневнику. Ну и когда он все узнал о моей жизни, он так расстроился, что на глазах у нас обоих появились слезы. И Джерри сказал мне, что никогда не думал, что девушка может так много пережить и остаться такой милой и доброй, как я. И я хочу сказать, Джерри считает, что большинство джентльменов действительно ужасно грубы и что едва ли они когда-нибудь думают о душе девушки.