Театр Абсурда (СИ)

Мокшин вопросительно посмотрел на Огурцова.

— Ты — наш штатный психолог, ответь мне, что в мире происходит?.. Это психоз?..

— Этого следовало ожидать… — сказал Огурцов мрачно. — Рано или поздно это должно было произойти…

— Что — ЭТО?! — завёлся, уже готовый к срыву Мокшин. — Если у тебя на этот счёт уже есть какая-то идея, то почему ты ею с нами не поделился раньше?! Сколько трупов тебе нужно было насобирать для твоих теперешних откровений?! Тысячу?! В следующий раз мы в сумме к этому уже подойдём! А по всему миру трупов на стадионах наберётся уже и миллион!..

— Любая теория сначала медленно завязывается, и только потом расцветает и созревает, — сказал Огурцов. — Я весь этот кошмарный месяц скрупулёзно сопоставлял, анализировал факты, строил гипотезы и разрушал их, и вот только сегодня на этом мёртвом Куликовом поле из всего этого выделилась одна-единственная гипотеза, весьма похожая на жизнеспособную.

— Всё-таки — психоз?.. — опять с надеждой спросил Мокшин, точно утвердительный ответ давал ему какое-то облегчение. — Каких ещё хронических деяний можно ожидать от разогретой спиртным и эмоциями толпы?

— Я у себя на даче в летнем домике проводил эксперименты. — Огурцов ушёл в непонятный экскурс. — Представь: комнатка три на три метра, а на столе — тарелки с остатками еды после моего завтрака. Я ухожу из неё на час, оставив дверь открытой настежь. Когда я возвращаюсь, в комнате уже скопилось энное количество мух. Я закрываю дверь, делаю из старой газеты хлопушку, и начинаю избиение мух с точным подсчётом жертв моих экспериментов.

— Странная у тебя методика… — хмыкнул Мокшин. — Мухи и болельщики на стадионе. Одни кидаются на объедки, другие — на едоков…

— Тем не менее… Убив всех мух и точно сосчитав, я повторяю свой эксперимент, на этот раз открыв дверь домика на весь оставшийся день. Я поливаю грядки, моюсь под душем, загораю, а потом возвращаюсь в домик для новой экзекуции.

— Сколько их у тебя уже?.. — вдруг поинтересовался Мокшин, пытаясь вникнуть в суть чужой логики. — В сумме?..

— Дохлых мух? — понял Огурцов. — Да как и этих, — он кивнул головой в сторону медиков и криминалистов, терявшихся среди погибших, — несколько сотен…

— Жуткие у тебя какие-то аналогии и параллели… — Мокшина передёрнуло. — Люди — не мухи…

— Мы все — разные элементы одной биосферы, за миллиарды лет созданной Природой, а потому послушно подчиняемся единым законам, ею порождённым. Ты удивишься, но через час и через семь часов количество мух в одной комнатке заданного объёма собирается одно и то же…

— Сколько экспериментов ты проводил?

— Больше десятка.

— Да, любопытно… — согласился Мокшин. — Таким образом, Природа задаёт в заданном объёме некую среднюю концентрацию кого-то?

— Получается, что так. Это значит, что мой садовый домик способен прокормить расчётное количество особей одного крылатого вида, плюс — минус девиации, мухи ПОНИМАЮТ это на каком-то генетическом уровне, и не лезут больше, либо прогоняют лишних.

— Это всё — лишние?.. — Мокшин саркастически показал рукой на трупы. — Для кого именно?..

— Ты пытаешься узнать весь алфавит по одной первой букве. Это не серьёзный метод. Слушай дальше. Учёные — биологи проводили эксперименты с достаточно развитыми млекопитающими — лабораторными крысами. В одну клетку их сажали два десятка, в другую, точно такую же по размерам, — всего двух особей. Всех крыс кормили одинаково, но спустя какое-то время в перенаселённой клетке спонтанно начиналась бойня, после которой в ней осталось лишь пять не убитых и не съеденных другими крыс! И они уже вполне мирно уживались!

— Понятно, — сказал Мокшин. — Всё — как у тех же мух. Лишних едоков из закрытого на замок объёма никуда не прогнать, значит, их нужно убить и съесть, чтобы не было никаких заморочек с Природой… Даже если еды и хватает, Природа подстраховывается, контролируя территорию. Ладно, с мухами и крысами всё условно ясно, давай теперь перейдём на высших млекопитающих типа мы с тобой.

— Легко!.. — сказал Огурцов. — Генетический принцип абсолютно тот же. — Двадцать пять тысяч лет назад одну общину перволюдей могли естественными природными ресурсами прокормить, допустим, десять на десять — сто квадратных километров. Пять тысяч лет назад, когда люди уже выращивали культурные насаждения и разводили домашних животных, жизненная площадка одной человеческой семьи сократилась уже, допустим, до десяти квадратов. Сейчас, учитывая развитые инфраструктуры городов, она уменьшилась ещё раз в десять — двадцать.

— Постой, у меня самого что-то напрашивается в голову… — сказал Мокшин. — Следовательно, физические ограничения территории обитания с помощью общественного развития можно до некоторых пор уменьшать. До каких именно?..

— Это известно только Природе… — развёл Огурцов руками. — Она позволяла нам сжимать некую внутреннюю пружину генетического механизма биосферы, но только до некоторого предела… Когда европейцы добрались до Америки, то обнаружили там заброшенные города. У индейцев были свои мегаполисы, из которых они однажды просто ушли…

— Полагаешь, у них случилось то же, что и у нас теперь пока на стадионах, только чуть раньше?..

— Кто знает… Дарвин когда-то сказал, что самая яростная борьба за выживание разгорается между особями одного вида. У тех же крыс повышенная скученность на ограниченной территории порождает выделение их надпочечниками гормона агрессии. Мы, люди, как и все хищники, склонны к агрессии, хотя и сдерживаемой законами, но когда до предела сжатая в нас природная пружина срабатывает, у нас тоже, похоже, выбрасывается огромное количество этих убийственных гормонов. Полвека назад самая настоящая война между Сальвадором и Гондурасом началась фактически на футбольных стадионах. Погибли тысячи человек… Тогда это был разовый спазм, а сейчас могут начаться и затяжные судороги… Осмелюсь предположить, что все жертвы конкретно нашего сегодняшнего внезапного срыва нервной системы совершенно не отдавали себе отчёта в творимом ими, и сейчас, придя в себя, испытывают ужас от содеянного…

Мокшин вдруг изменился в лице, ставшем похожим на театральную маску, ещё не определившуюся с выражением смеха или плача. Огурцов не увидел этих перемен, поскольку был к нему спиной.

— Ты думаешь, что всё это — только начало?.. — спросил Мокшин. — Пока — стадионы, а потом…

— Да, начало Конца… На Земле слишком много мегаполисов с чудовищной концентрацией людей, и если сейчас начнётся цепная реакция срабатывания всех сжатых пружин… Стадионы — это искусственно повышенная плотность населения и эмоций, потом с них и в других местах может начаться цепная реакция…

Лицо Мокшина, как-то вдруг, ни с того ни с сего, выбрало фиксированное выражение спонтанной ярости.

— Похоже, ты прав… — он достал из подмышечной кобуры свой пистолет и выстрелил идущему впереди Огурцову в затылок…

Живущий среди людей, всё меньше чувствует себя Человеком…

УРОК

Недавно по ТВ показала Брейвика, убившего пять лет назад в Скандинавии почти сотню человек, и сидящего сейчас в тюрьме в таких условиях, которые многим и не снились даже на свободе…

Я тут же вспомнил про свой рассказ, написанный в середине 90-х годов прошлого века. Тогда это была просто детективная фантастика, но сейчас всё кажется каким-то мистическим предвидением. И то, что я описывал в рассказе одну из скандинавских стран, и с некоторыми фамилиями — оттуда же. И в особенности — заключительной фразой рассказа, потому-что Брейвик на государственном уровне уже почти созрел для того, чтобы стать национальным героем…

А что с миром будет ещё через двадцать лет?..

Вертолёт вынырнул из-за крыши высотного здания нефтяного банка, слегка поворачиваясь вокруг оси, провалился в тесный колодец крохотной площади, и завис в метре от мостовой, покачиваясь под порывами ветра, создаваемыми его же винтом. Из своевременно распахнутого люка геликоптера нетерпеливо выпрыгивали люди в глухих защитных костюмах, прижимавшие к груди длинноствольные автоматы.