Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера

«Народное творчество» собирается подавать в суд, хотя министерство образования и науки еще может их остановить, компенсировав украденную древесину, и полностью замять дело.

Однако, по словам Хамфри, МОН придерживается иной точки зрения. Сюрприз! Сюрприз!

Я попытался все это несколько смягчить. Сказал, что МОН, само собой разумеется, надо вернуть древесину и предать этот досадный инцидент забвению. Это их прямая обязанность! Особенно после того, как миллионы телезрители слышали мои искренние слова о том, что эта школа должна служить образцом для подражания…

– Чем-то вроде образца, – язвительно уточнил секретарь Кабинета.

– Но для таких школ это совсем нетипичное явление, – настаивал я. Его губы растянулись в откровенно издевательской ухмылке. – Что ж, в недостатке предприимчивости их не упрекнешь, это уж точно.

– Хамфри, до суда это дело дойти не должно, – приказным тоном заявил я. – Ни в коем случае!

От удивления его брови залезли вверх даже выше обычного.

– Господин премьер-министр, это ваше распоряжение? – Я молча кивнул. Он глубоко вздохнул, бросил на меня сочувственный взгляд и нарочито медленно протянул. – Ладно, будем надеяться, наш МОН не допустит утечки того факта, что вы тем самым фактически покрываете воров…

Это же шантаж, чистейшей воды шантаж! Пришлось срочно менять позицию.

– Боюсь, вы меня не так поняли, Хамфри. Это никак нельзя считать моим указанием. Просто скажите им, что передавать дело в суд не надо, только и всего.

Хамфри задумался, но затем с серьезным видом сказал:

– Да, но без их помощи и сотрудничества сделать это будет крайне трудно. Если вообще возможно.

Шах и мат! Гейм, сет и матч! «Сделали» как мальчика! Перед моими глазами уже стояли кричащие заголовки: «ПРЕМЬЕР-МИНИСТР ПРЕСТУПНОГО МИРА» , «ПРЕДПРИИМЧИВЫЕ УЧЕНИКИ ДЖИМА!» и так далее, и тому подобное.

Увы, похоже, настала моя очередь просить и умолять.

– Хамфри, поймите, вы должны уговорить их остановиться!

Но он был неумолим. Даже с показным сочувствием – правда, еще неизвестно, по отношению к кому – медленно протянул:

– Видите ли, господин премьер-министр, трудно, очень трудно уговаривать людей сотрудничать, когда над ними, как топор палача, висит смертный приговор.

Мне оставалось только попытаться прибегнуть ко лжи. Пусть даже открытой.

– Смертный приговор?

– Вот именно, смертный. Мне казалось, вы твердо решили упразднить наш МОН, разве нет?

– Упразднить наш МОН? Ах, это! – Я громко расхохотался. – Нет-нет, Хамфри, это было всего-навсего предположение. Причем, одно из многих. Да и говорил я об этом, скорее, в шутку. Хамфри, неужели вы до сих пор не научились понимать шуток?

– Вы уверены, господин премьер-министр?

– Естественно, уверен! Я всегда уверен, когда шучу…

Мне почему-то казалось, что тем самым я оставил для себя возможную лазейку. Так сказать, на всякий случай. Однако секретарь Кабинета тут же ее разгадал.

– А вы уверены, что не собираетесь упразднять МОН?

– Да.

– Тогда могу я считать ваш ответ заверением, господин премьер-министр?

Я сделал глубокий вдох, задержал дыхание, затем шумно выдохнули тихо ответил:

– Да.

Мой гениальный план на глазах превращался в пыль. Впрочем, как и многие из планов. Внезапно я с поразительной ясностью увидел то, с чем никогда не сталкивался раньше – даже если бы мне удалось одержать ту или иную частную политическую победу, или провести какие либо реформы, или даже хотя бы выразить искреннюю признательность за несколько крошек, любезно брошенных мне с барского стола, к сколь-либо фундаментальным переменам это все равно не приведет! Никогда и ни за что…

Мне было грустно, зато секретарь Кабинета, наоборот, выглядел как «новый шиллинг», весь сиял и искрился от нескрываемой радости.

– Господин премьер-министр? Господин премьер-министр? С вами все в порядке?

Я тупо посмотрел на него невидящим взором.

– Да, все…

– Вы уверены? Отлично. Тогда, может, продолжим с повесткой?

– Повесткой! – Я устало улыбнулся. Боевой дух, увы, вышел из меня. Целиком и полностью. Как воздух из проколотой шины. – Нет, Хамфри, у нас больше нет никакой повестки… Объявляю заседание закрытым. Вы согласны?

– Да, господин премьер-министр. – Он одарил меня сочувственной улыбкой. Ибо увидел, что я наконец-то все понял.