Занятные истории

Великий князь расхохотался, и тем все и кончилось.

Один из поручиков лейб-гвардии уланского Его Высочества полка был дежурным по Уяздовскому (в Варшаве) госпиталю. В тот день вечером в Большом театре должно было состояться собрание, которое в высшей степени интересовало дежурного поручика. Что тут делать?

«Дай рискну, – думает себе поручик. – Теперь вечер, авось никакое начальство в госпиталь не придет».

Подумано, сделано.

Пройдясь по зале маскарада и отыскивая интересующую его маску, вдруг, к величайшему своему ужасу, сталкивается он лицом к лицу с Великим князем, который взглянул на него с удивлением и, нагнувшись к нему на ухо, сказал тихо:

– Ведь ты сегодня дежурный по госпиталю?

Вдохновенный пословицею «смелого Бог бережет», поручик прибегнул к отчаянному средству спасения. Он тоже нагнулся и сказал Великому князю на ухо:

– Точно так, Ваше Высочество!.. Я дежурный. Но тот из нас будет нечестен, кто хоть одно слово скажет кому-нибудь о нашей здесь встрече.

И, произнеся эти более, нежели смелые, слова, он отвесил цесаревичу поклон, вышел поспешно из театра и возвратился в госпиталь.

Проходит день, другой, все обстоит благополучно, поручика никто не беспокоит: ясно, что цесаревич никому ни слова не сказал о маскарадной встрече, то есть оставил без последствий важный проступок против военной службы.

Надо сказать, что поручик этот был старшим по полку и со дня на день ожидал своего производства в штаб-ротмистры. И вдруг читает он в приказе по полку, что произведен в штаб-ротмистры один из его товарищей, который был моложе его по службе. Значит – его обошли чином. Сильно огорчило его это. Но дня через три он представлялся по службе Великому князю, который нагибается и говорит ему на ухо:

– Поздравляю тебя штаб-ротмистром, но тот из нас будет нечестен, кто хоть одно слово скажет кому-нибудь о твоем производстве.

И таким образом, поручик прослужил целый год в двойном чине: гласным поручиком и негласным штаб-ротмистром; этот последний чин находился, так сказать, «под спудом». Итак, за свою дерзость только по прошествии года поручик, наконец, прочитал о себе в приказе: «Поручик такой-то производится в штаб-ротмистры, со старшинством от такого-то числа (то есть со дня, когда его следовало произвести) и с возвращением ему излишка жалованья, по чину штаб-ротмистра, за целый год».

В 1828–1829 годах русская армия воевала с Турцией. В Варшаве в то время наши недоброжелатели поляки распускали самые чудовищные, ложные слухи, неблагоприятные для русских и русской армии, волновавшие все варшавское общество и тревожно воспринимаемые русским военным кружком. Великого князя Константина Павловича, который также пребывал в Варшаве, сердило это злорадство поляков. Однажды, узнав, что один из жителей Варшавы, более других изощрявшийся в измышлении ложных слухов, распространял слух об обратном взятии крепости Варны турецкими войсками, Великий князь приказал позвать его к себе во дворец и спросил:

– Скажи, любезный друг, правда ли, что Варну турки снова отняли?

Струхнувший обыватель отвечал уклончиво, что он слыхал об этом, но верен ли факт – утверждать не может.

– Я тоже наверное не знаю, но очень бы хотел узнать правду. Не можешь ли съездить в Варну и разузнать все, как следует. Издержки пополам.

Любитель новостей немедленно же был посажен в телегу и прямо из дворца с фельдъегерем отправлен в Варну, откуда таким же порядком привезен обратно в Варшаву.

Великий князь Михаил Павлович Романов

(1798–1849)

[14]

Великий князь Михаил Павлович строго взыскивал за нарушение дисциплины и не терпел малейшей небрежности в одежде солдат и офицеров.

Однажды, проезжая мимо семеновских казарм, он видит пьяненького, расстегнутого, растрепанного солдата, пробиравшегося в полк.

Великий князь вспылил и что-то крикнул ему.

Хотя был уже вечер, но солдат разом признал Михаила Павловича. От грозной неожиданной встречи он моментально отрезвился и, боясь ответственности, улизнул в казармы.

Крайне разгневанный трусливою выходкой солдата, великий князь выскочил из коляски и бросился за ним.

В казармах поднялась суматоха. Михаил Павлович приказал тотчас же собрать всех солдат и перекликать их по именному списку.

Так как было темно, то один из солдат носил за великим князем свечку. Михаил Павлович пытливо всматривался в лица и во время переклички, и после, но никак не мог узнать провинившегося.

– Признавайся, кто из вас попался мне сейчас навстречу! – сказал он, вполне успокоившись. – Не накажу…

– Я, Ваше Высочество! – признался солдат, все время носивший за ним свечку.

– Ты? – удивился Михаил Павлович. – И то верно… Как же мне в голову не пришло тебя рассмотреть, когда ты откликался?

– Это так Богу было угодно, Ваше Высочество.

– Действительно, так Богу угодно, – повторил великий князь и уехал.

В сороковых годах жил в Петербурге именитый купец Василий Григорьевич Жуков, производивший обширную торговлю табаком и известный своею добротою ко всем, кто поступал к нему на услужение или на работу. Василий Григорьевич любил наших солдат и выходивших в отставку принимал к себе на фабрику, платил им хорошее жалованье, часто разговаривал с ними и награждал. Однажды великий князь Михаил Павлович, любивший в свободное от службы время побалагурить с солдатами, проходя по лагерю под Красным Селом, встретил старого солдата, подлежавшего увольнению в отставку, остановил его и разговорился с ним.

– Ну, что, брат, пора нам с тобой и на покой! – сказал ему Великий князь весьма серьезно.

– Да, Ваше Высочество, приходит время к отставке, – отвечал солдат серьезно.

– Куда же пойдешь?

– Еще не знаю, Ваше Высочество.

– Ну, брат, и мне хочется на покой, также не знаю, где бы местечко потеплее найти. А? Как ты мне посоветуешь? – продолжал пресерьезно Михаил Павлович.

– Ах, Ваше Высочество, – отвечал солдат, не запинаясь, с желанием от души всего хорошего любимому им великому князю, – у купца Жукова жить хорошо, вот бы куда!

– Пожалуй, не примет? – засмеялся Великий князь.

– Как не принять – Ваше-то Высочество? – отвечал убежденно старый воин, – первющее вам место предоставит.

– Спасибо за совет, любезный товарищ, – смеялся Великий князь, хлопая по плечу солдата, – придется, значит, поклониться Василию Григорьевичу… Завтра же увижу и попрошу.

– Попросите и за меня, Ваше Высочество, – отвечал невозмутимо-серьезно старик.

– Конечно, конечно, – закончил Великий князь разговор, – уж если служить, так опять вместе.

И действительно, солдат, по просьбе Великого князя, был принят при выходе в отставку Жуковым и находился у него на службе до самой смерти.

Я.И. Ростовцев

(1803–1860)

[15]

Яков Иванович Ростовцев был человек превосходной души и сердца. В его характере вмещались качества и весьма серьезного и подчас игривого свойства. Доступ к нему был открыт для всех и каждого. Немало случаев можно указать, когда люди, приехавшие из провинции по делам в Петербург, не только не знакомые Якову Ивановичу, но имевшие дела в совершенно других ведомствах, обращались к нему за помощью и всегда находили ее.

Вот один случай, характерно обрисовывающий доброту и вместе с тем игривость характера Якова Ивановича.

Летом 1840 года, в Павловске, обедали у Великого князя Михаила Павловича его приближенные: Толстой, Криденер и Ростовцев. Едва кончился обед, как доложили, что какая-то почтенная старушка пришла с прошением к Великому князю. Не желая выходить, Михаил Павлович согласился на просьбу Ростовцева поручить ему объяснение с просительницей, причем приказал ему назваться Великим князем. Прошение старушки, обремененной громадным семейством, состояло в том, чтобы ходатайствовать о даровании средств для возвращения из Сибири ее сосланного и ныне прощенного мужа.