Ёксель-моксель

Как откажешься, если задумала третий глаз открыть на всю диафрагму…

Повезло, у Анатолия, который летал на седьмом небе от вдруг нахлынувшего счастья, на пятый день беспробудного пьянства с любимой женой печень зверски забастовала…

Сдвигая точку сборки в другую реальность, Елена Ефимовна классно придумала на случай, если в ту же лужу в новом плаще угораздит, успокаивать себя формулой: я — молекула! я вся подчиняюсь законам природы… я растворяюсь в ней…

С этой формулой не материлась, оставив на гвозде клок юбки или порвав очередные колготки. Не скандалила с соседями, когда с только что побеленного потолка на только что наклеенные обои вдруг обрушивались потоки ржавой воды.

Заповторяет: «Я — молекула…» — и никакой потоп не страшен.

Наоборот, схватит кружку и добавит сырости со своей стороны.

Платье новое цыганке отдала.

Та, позвонив в дверь, попросила десять копеек. Елена Ефимовна позолотила ей ручку гривенником. А цыганка, будто кто подсказал про смещение сборочных координат, после копеек не к рублю, сразу к платью перешла.

— Отдай! — пристала.

Платье было гордостью скромного гардероба. Но очень уж хотелось Елене Ефимовне третий глаз заполучить, с которым можно в соболях ходить.

В соседнем доме жил Виктор Антонович Сурмач. Когда-то в райкоме партии заведовал орготделом, кроме этого страшно любил женщин с обширным бюстгальтерным наполнением. В настоящий момент сидел на пенсии, но при встрече приставуче зазывал Елену Ефимовну в гости.

— Пойдем, кое-что покажу.

«Знаю твое „кое-что“, — думала зазываемая. Пространство она раздвигала весомым бюстом.

Но с наступлением периода смещения точки отнекаться от приглашения было нельзя.

«Я — молекула», — говорила про себя Елена Ефимовна, поднимаясь к обрадованному Сурмачу, у него даже лысина светилась от счастья.

«На этом диване придется смещаться, — подумала Елена Ефимовна, когда Сурмач зазвал из кухни, где угощал наливкой, в комнату, и заповторяла. — Я — молекула, молекула, молекула…»

Диван был раздвижной. Сурмач засуетился вокруг него.

— Придержи, — поднял край.

И нырнул внутрь диванных закромов. Только задница обтянутая отполированными брюками осталась снаружи.

«За простыней, — обречено решила Елена Ефимовна. — Я — молекула…»

— Вот, — выскочил из дивана Сурмач с лысиной в пыли и паутине.

В руках он держал красную папку.

— Тут все речи и статьи нашего губернатора, когда он еще в горкоме работал. Сучара ренегатская, в два горла жрал от партии, а теперь поносит ее по всем телепрограммам! Ты газетчиков нынешних знаешь — передай, кто против этого проходимца. Пусть вольют ему перед выборами по самые гланды.

«Похоже, абзац наступает — даже пни старые не реагируют? — шла от Сурмача с красной папкой Елена Ефимовна. — Я — молекула…»

Но позже подумала: оно и к лучшему — опускаться по женской части не придется…

Однако не говори гоп… Повела Бонда на вязку. Хозяином пуделихи оказался мужичок не промах. Сам страшненький: головенка, как мячик с ушами, животень арбузом из штанов.

— Может и нам последовать примеру, — шкодно хихикнув, кивнув на собак.

И, вроде как шутя, попер с объятиями на Елену Ефимовну. Буром теснит ее в другую от самозабвенно вяжущихся собак комнату.

«Я — молекула», — дала себе установку Елена Ефимовна, укладываемая на кровать. И закрыла глаза для смещения точки в сторону незапланированной «вязки».

Вдруг мужичок, вовсю распалившийся на «молекулярную» даму, расстегивая ее кофточку, заорал не интимным голосом.

— Что? — испуганно схватилась за обнажаемый бюст Елена Ефимовна.

Причина трагедии находилась в другом месте. На оголенную по случаю «вязки» спину мужичка истребителем легких танков спикировал со шкафа кот. И вонзил, достигнув нижней точки траектории, острые когти в увлеченного хозяина.

Кот спрятался на верхотуре, когда в доме появился Бонд. И затаил злобу на хозяина за впущенного чужака.

Мужичку стало не до «вязки», он вскочил на ноги, сорвал кота со спины.

— Убью! — безжалостно швырнул в стену.

Кот возмущенно заорал от соприкосновения с бетоном.

На кошачьи-хозяйские крики с лаем — никаких условий для половой жизни — вбежали недовязавшиеся пуделя…

После чего Бонд напрочь охладел к интимному процессу.

Мужичок тоже не мог настроиться на повторные объятия.

Вдобавок во входной двери заскрипел ключ хозяйки.

— Твой паразит, — заругался мужичок на жену, — всю вязку испоганил! Спрыгнул на собак с холодильника!.. Смотри, что скотоморда делает!

Кот, выражая негативное отношение к вязке собак, делал лужу посреди кухни.

«Погоди, он тебе еще на кровать нагадит», — со злорадством подумала Елена Ефимовна.

— Приводите завтра Бонда, — сказал мужичок официальным голосом и, подмигнув тайком от супруги, добавил шепотком, — жену с котом отправлю на часок подальше…

— Хорошо, — сказала Елена Ефимовна.

Мужичок сдержал слово в отношении кота и жены. Однако Елена Ефимовна посчитала, что «приводите» понятие растяжимое. И отправила на вязку мужа.

Тем не менее, избежать смещения точки сборки в сторону секса не удалось. Несколько раз пришлось становиться всетерпимой молекулой в кабинетах службы занятости. Мужики нутром чувствовали смещенность Елены Ефимовны. Она боялась на улице в глаза сильному полу глядеть — казалось, все горят готовностью посмещать точку.

Как-то к Елене Ефимовне зашел Федор Колотуша.

— Дай денег, — попросил. — У тебя, вижу, есть в чулке.

— Сколько?

— Все. На днях за лечение получу — отдам.

Елена Ефимовна полезла в книжный шкаф. Там в «Острове сокровищ» был клад для покупки газовой плиты.

«Сколько дать-то?» — мучалась, зная необязательность Федора.

— Все! — перебил нерешительность Колотуша.

Пришлось стать молекулой, выгрести клад до копейки.

После чего Федор пропал. Говорили, опять забомжевал с целью более глубокого постижения тонкоматериальных процессов.

А Елена Ефимовна подходила к старой, со всех сторон облупленной, с неработающей духовкой и сифонящей всеми конфорками плите только в сильно молекулярном состоянии…

Зато однажды проснулась и…

Еще лежа носом в подушку, почувствовала результат смещения в другую реальность. Мысли Бонда были как на ладони. Пес ворчал у кровати: «Мочевой пузырь сейчас лопнет, она вылеживается! И одеколоном воняет! Опять с чужим мужиком смещалась!»

— Получилось! — выскочила из-под одеяла Елена Ефимовна и запрыгала нагишом у кровати. — Открылся! Третий глаз открылся!

«Дура ты, Ленка! — с ужасом прочитала ответную реплику Бонда. — Дура и не лечишься!»

— Сам ты скотина безрогая! — резко закончила трясти телесами в ритуальном танце Елена Ефимовна. — Тварь лохматая! Не поведу на улицу!

«Я что — железный?! — вспыхнуло в голове у Бонда. — Ты без мозгов, а я должен терпеть!..»

И недвусмысленно задрал заднюю ногу. Негодование струей ударило в косяк двери.

ГДЕ СГРЁБ, ТАМ И ХЛОП

«Козлы мужики! — клеймила сильный пол, глядя в заоконное автобусное пространство, Елена Петровна Гонча. — Все козлы!!»

Когда-то она получала образование в физкультурном институте. Бегала — только пятки сверкали на средних дистанциях. А когда они устали молотить беговые дорожки, подалась в ученые, дабы подрастающей смене помогать медали отхватывать. Писала диссертацию «Влияние женских молочных желез на скорость бега на виражах». Как эти обязательные — нередко обаятельные — женские атрибуты утягивают бегуний в сторону от рекордных финишей.

Однако и диссертация ушла в прошлое. Все течет, всех меняет. Если раньше нечему было влиять на бег самой Леночки на виражах, сейчас тормозящие объемы, случись выйти под стартовый пистолет, мотали бы Елену Петровну во все стороны. Только она давно уже завязала со спортом, безвозвратно забыла, с какой стороны на стадион калитка открывается. На хлеб зарабатывала с помощью многоуровневого маркетинга.