Уроки переносятся на завтра (СИ)

- Еле на ногах стоят.

Славка поднял на Серегу глаза, полные праведного гнева.

- Как же ты мог?

Листок опустился обратно на стол.

- Фамилия у него не Иванов.

- Знаем.

- Ну, тогда оформляйте.

- В вытрезвитель везти?

- Не надо. Ему драки для отчисления вполне хватит. А второй?

- С ним вместе был.

- Понятно. Заканчивайте с обоими. Не тяните. Сейчас по всему «студгородку» самое весёлое начнется.

- Есть!

До Сереги стало медленно доходить происходящее, единственным положительным моментом которого проглядывало то, что поход в отделении отменялся. Как-то даже обидно.

- Слава, - тихо позвал он. - Помощь не нужна?

«Окошники» напряглись, предположив, что клиент намеревается скандалить.

- Кровью готовы искупить. Полобщаги к тебе приведём. Или даже всю. А потом — выпьем за победу! Помнишь, как в старые добрые времена?

Но Славка оказался крепким орешком.

- Отвечать за свои поступки нужно уметь, - веско сказал он и вышел.

Два оставшихся выходных были дарованы народу, чтобы плавно выйти из штопора и подготовиться к продолжению трудовой жизни. Некоторые так и поступили. Уже с самого утра девятого числа в коридорах попадались отдельные студенты, бегущие с чистыми листками будущих рефератов. Снова появился спрос на ватман и готовальни. Особо ретивые листали учебники и делали на полях пометки.

Но попадались и такие, кто не мог или не хотел смириться с окончанием праздников. Они наивно полагали, что веселье будет длиться вечно, пока не оскудели закрома.

Атилла был нарасхват в обоих лагерях. Пробегая мимо комнат, где продолжались попойки, он не отказывался от приглашения пропустить стаканчик-другой, но буквально через несколько минут его уже видели склонённым над хитроумной задачей из учебника по высшей математике.

- Готово! - объявлял он, протягивая ошарашенному студенту решение.

Тот внимательно изучал его и восклицал:

- Ответ правильный. Но я ни хрена не понял.

- Что же здесь непонятного? Вот формула, вот значения, вот результат.

- Мне бы так научиться, - мечтал студент. - Посоветуй что-нибудь.

- Начни с азов, - уверенно говорил Атилла.

- Как это?

- Ну, допустим, квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов.

- И как это мне поможет?

- Морально, друг мой. Почувствуешь себя человеком.

Что тут скажешь? Только и приходилось разводить в недоумении руками. Видать, наш здоровяк и на нарах умудрился провести время с пользой.

Кастеляну* Коле он помог завершить замысловатый чертёж по теоретической механике, над которым тот безрезультатно трудился аж с сентября.

* Кастелян - это не армянская фамилия. Так в общаге назывался деятель, ответственный за приём и выдачу постельного белья.

- Ты гений! - возопил Коля. - Приходи ко мне в любое время. Подушки, матрацы, простыни, - соблазнительно перечислил он.

Обещание дорогого стоило. Смена белья в общаге проводилась строго по расписанию: по вторникам с десяти до двенадцати. Кто не успевал, ждал следующей недели, просыпаясь по ночам от скрежета простыней.

Атилла даже комендантше угодил: вынес на помойку мешки с извёсткой, которые лежали в коридоре с летнего ремонта и отравляли бедной женщине существование. Ни какими угрозами ей не удавалось привлечь для этого дела добровольцев. Даже согласившись помочь, они потом всё равно куда-то исчезали. А этот бык без разговоров взвалил их на плечи и вынес к чёртовой матери!

В перерывах между многочисленными подвигами Атилла читал «Малую землю»*, не известно зачем валявшуюся на подоконнике. За это и многое другое он снискал в общаговской среде авторитет. До такой степени огромный, что ни одна душа не смела интересоваться его прошлым, и тем более стучать на него как на нелегального постояльца в деканат.

* «Малая Земля» - художественное произведение Л.И. Брежнева о войне. Подлежало обязательному изучению в школьной и институтской программах.

Серёга поначалу ни к одному из течений не примкнул. Он выпал в рефлексию и лежал поэтому на кровати, уставившись в потолок, который служил ему своеобразным экраном, отражающим мысли. Толян пропадал то в 228-ой, которая пошла вразнос, то в любовных приключениях (по слухам, крайне неудачных), и поэтому утешать Серёгу никто не вызвался.

Анализируя шаг за шагом свою жизнь, Серёга пришёл к грустному выводу о том, что потратил время, отведённое ему на взросление, абсолютно бездарно.

Укрепиться в этой мысли ему помогла последняя новость: комсомольское собрание, посвящённое неспортивному поведению отдельных студентов, объявили назначенным на завтрашний вечер. В списке его фамилия стояла последней, несмотря на законы алфавита, что тоже ничего хорошего не сулило. На закуску, гады, оставили.

А ведь он обещал себе вырваться из круга проклятий, преследовавших его род.

Тюрьма в их семье являлась чем-то обычным. Его отец наведывался домой с зоны только для того, чтобы опять что-нибудь украсть и сделать мать беременной. Серёгин старший брат пошёл по отцовским стопам с четырнадцати лет. Брат отца провёл на зоне тридцать лет из пятидесяти. Дед сидел. Прадед сидел. Никакой мокрухи, но воровали они вдохновенно и неизменно попадались.

Двоюродный дядька, чудом оказавшийся в армии раньше тюрьмы, остался там на сверхсрочную и попал сторожить зэков. Но не надолго. Его поймали с какими-то продовольственными махинациями и перевели на другую сторону клетки.

Малолетним пацаном Серёга часто сопровождал мать, когда она носила передачи. Бывало, что сразу несколько пакетов — родственников-то уйма. Или они стояли на обочине, ожидая проезда зарешеченных бортовых машин, чтобы помахать руками отцу, когда того перевозили с одной стройки на другую.

Поступив в институт, Серёга ясно ощутил, что где-то свернул с протоптанной предками дороги. А теперь что? Получается, от генов не убежишь?

- Что мне теперь делать? - в отчаянии спросил вслух Серега.

Дверь в комнату распахнулась, и появившийся на пороге ББМ объявил:

- На «Чайку»* пиво завезли! На тебя брать?

Неужели это и есть ответ на вопрос?

* «Чайка» - кинотеатр, рядом с которым располагался пивной киоск.

- Бери!

Тот грустный день закончился ещё более бесславно. После пива кто-то притащил «дури», и под её воздействием Толян стал приставать к Деду Магдею, вероятно, приняв его за кого-то другого. Матрос, к чести его, на ласки не отвечал и на соблазны не вёлся. Они уснули, обнявшись, однако не сделали ничего предосудительного.

Борискин, лёжа на диване в гостиной, перелистывал «Капитал» Маркса. На лице его блуждал неподдельный интерес, и это казалось тем более удивительным, что за ним никто не наблюдал, и весёлых картинок данная книга не содержала принципиально. Причина же радости Борискина была проста: взятый им в библиотеке экземпляр содержал нечто большее, чем учение о прибавочной стоимости — на полях, почти на каждой странице, он обнаружил пометки карандашом. Вот они-то и поглотили его целиком.

Первое замечание выглядело тривиально: неизвестный читатель подчеркнул какую-то строку классика и написал: «Верно!!!» Но уже в следующем эпизоде он оказался не только поклонником таланта Маркса, но и бескомпромиссным оппонентом. «Сомнительно», - вывел он. А чуть ниже стояло: «Сравнить с аналогичным текстом у Плеханова». Иногда дерзкая рука позволяла себе и такие вольности: «Мысль, мягко скажем, не нова. К тому же, Аристотель выразился по этому поводу значительно ярче». Едва Борискину начинало казаться, что автор заметок всё-таки перегибает палку, как он спотыкался о такую фразу: «Гениально! Неоспоримо по содержанию и поэтично по форме».