Том 18. Лорд Долиш и другие

Сидевшие за столом изумленно ахнули.

— Потому что перпендикуляр? — спросил принц Отто в зловещем затишье.

— Потому что перпендикуляр, — согласился русский спокойно, но то было спокойствие коварного моря.

Все снова ахнули. Тревога нарастала.

— Вы говорите не обинуясь, ваше высочество, — медленно начал принц Отто.

Тут младотурок с грохотом свалился со стула на пол, и напряжение мигом разрядилось. Все подскочили. Райсули воспользовался замешательством и сунул в карман серебряную пепельницу.

Заминка сыграла благоприятную роль. Нахмуренные лица разгладились. До спорщиков стало доходить, что они дали волю чувствам. С примирительной улыбкой принц Отто, наполняя бокал великого князя, заметил:

— Трампер [105] искусно владеет битой, но должен признаться, что восхищаюсь сильным ударом Фрая.

Это покорило русского. Он протянул руку.

— Два в лузе, три в игре, и красный в правом дальнем углу, — сказал он с полувосточным очарованием, которым умел при случае блеснуть.

Они сердечно пожали друг другу руки.

Таким образом, раз русские, как мы видели, отказались от права бомбардировать Лондон в свой черед, препятствий для мирного урегулирования больше не оставалось. Очевидно, что превосходящие силы германцев и русских, объединившись, становились господами положения. Решение, которое они выработали описанным выше методом, было следующее. По установившемуся обычаю русский и германский генералы решили следовать правилу «только для белых». Это означало, что войска Китая, Сомали, Боллиголла, а также Райсули и младотурков исключались. Им дали неделю на то, чтобы покинуть страну. Сопротивление было бесполезно. Соединенные силы Германии, России, Швейцарии и Монако имели подавляющее превосходство, особенно учитывая, что китайцы еще не пришли в себя после блужданий по Уэльсу и не взялись бы воевать, так у них были стерты ноги.

Стоило им ретироваться, и оставшиеся четыре державы могли бы продолжать завоевание совместно.

Принц Отто Саксен-Пфеннигский отправился ночью в постель с приятным сознанием выполненного долга. Перед ним расстилался ясный путь.

Однако он просчитался. Он не принял в расчет Кларенса Чагуотера.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1 В БОЙСКАУТСКОМ ЛАГЕРЕ

Ночь!

Ночь в Олдуиче!

Посреди широких просторов нетронутой прерии, известной лондонцам как Олдуичские задворки, едва мерцал, будто нарочно оттеняя темную и пустынную местность, одинокий огонек.

То был костер бойскаутского лагеря.

Стояла сырая и ветреная ночь. Уже несколько часов сеял мелкий дождик. Дата — первое сентября. Ровно месяц Англия в руках завоевателей. Цветные захватчики к тому времени были уже дома или почти туда добрались. Народ проводил их с сожалением. С тех самых пор, как приезжал персидский шах, [106] не бывало столь благодарной темы для беседы. Немало юмористов завоевали себе репутацию и хорошую построчную плату за счет одного только короля Боллиголла. На театрах благотворно сказался наплыв массы новой, неискушенной публики. В театре «Уолдорф» одна пьеса продержалась добрых две недели, а «Веселую вдову» [107] заиграли с новой силой. Универсальный магазин Селфриджа — и тот перестал осторожничать и дал объявление на четверть колонки сразу в двух еженедельных газетах.

Младотурки уже вернулись в константинопольскую школу шаркать ногами под партой и пуляться друг в друга жеваной бумагой; Райсули в родимых горах снова раскручивал похитительский бизнес — а то халтурщик-заместитель совсем запустил дела; а китайцы, боллиголланцы и войска Сумасшедшего Муллы страдали от морской болезни посреди океана.

Швейцарская армия также отправилась по домам, чтобы вовремя подготовиться к зимнему туристическому сезону. Остались одни германцы, русские и вооруженные силы Монако.

В лагере бойскаутов шла лихорадочная деятельность. Мало кто из миллионов лондонцев подозревает, насколько громадная и влиятельная организация — бойскауты. Человек с улицы и не представляет, что бойскауты, может быть, самое сплоченное тайное общество в мире, за исключением разве «Черной руки». [108]

Их сеть раскинулась вдоль и поперек Англии. Мальчики, что маршируют по улицам с хоккейными клюшками, — всего лишь малая часть, верхушка общества. Все английские мальчишки и многие мужчины у него на жалованье. При вступлении каждый дает клятву выплачивать в общую казну часть карманных денег или заработка. У себя в конторе, по субботам, вы суете мальчику на побегушках его три с половиной шиллинга и думаете, наверное, что он отнесет их домой матери. Ничего подобного. Два с половиной уйдет на дешевые сигареты, а остальное — в казну бойскаутов. Навещая племянника в Итоне, вы дарите ему пять фунтов или сколько там; что же, он все просадит в кондитерской? Только по видимости. На самом деле четвертая часть окажется в общей кассе.

Или другой пример могущества бойскаутов. Допустим, вы — лондонский коммерсант и, пребывая сутра в дурном настроении, срываете зло на конторском мальчишке. Он ничего не скажет, ничего не сделает, казалось бы. Но вечером в подземке тяжеленный работяга отдавит вам любимую мозоль. Только выйдете на станции Ладброук Гроув — проедет извозчик и обдаст вас грязью. Дома не лучше: кошка доберется до заливного цыпленка, а дворецкий заявит об уходе. Вы не замечаете связи, а ведь все это оттого, что вы в конторе с утра третировали мальчишку. Напротив, случись вам погладить по головке малыша в лохмотьях и дать ему шестипенсовик за спички, и наутро почта приносит шампанское от анонимного дарителя.

Страшные в гневе, бойскауты и добра никогда не забывают.

Нежный свист полосатого игуанодона раздался в ночи. Часовой перед лагерным костром застыл и вгляделся в темноту. Всматриваясь, он издавал жалостный зов заблудившейся зебры.

Чей-то голос произнес из мрака: «Йин гоньяма-гоньяма».

— Инвубу, — степенно ответил часовой. — Йа-бо! Йа-бо! Инвубу.

Приблизился неясный силуэт.

— Кто идет?

— Свой.

— Подойди ближе и скажи пароль.

— Помни Мафекинг [109] — и смерть краснокожим.

— Проходи! Все в порядке.

Свет костра озарил подошедшего. Часовой вздрогнул, стал навытяжку и отдал честь. На его лице отразился благоговейный восторг и восхищение, будто у молодого новобранца Великой армии при виде Наполеона; ведь перед ним возник не кто иной, как сам Кларенс Чагуотер.

— Фамилия? — спросил Кларенс, пристально вглядываясь в стойкого юного бойца.

— Рядовой Уильям Баггинс, сэр.

— Хорошо несете службу, рядовой Баггинс. Такие, как вы, нужны Англии.

Он снисходительно потрепал бойскаута по щеке. Часовой залился радостным румянцем.

— Мой приказ выполнен? — спросил Кларенс.

— Так точно, сэр. Собрались все звенья.

— Назовите.

— Персидские котята, Антилопы-бонго, Зебры, Игуанодоны, Валлийские кролики, Каймановые черепахи и ползвена Лондонских тапиров, сэр.

Кларенс кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Чем занимаются?

— Одни репетируют скаутскую пьесу, сэр; другие составляют живые пирамиды; некоторые отрабатывают глубокое дыхание; остальные танцуют старинный английский танец моррис.

Кларенс кивнул.

— Время зря не тратят. Передайте им, что я на месте и скажу речь.

Часовой откозырял.

В позе углубленного размышления (ноги врозь, руки за спиной, голова склонилась на грудь) Кларенс выглядел более чем внушительно. Он покинул свой дом в Эссексе три недели назад, под конец десятидневных каникул, и вернулся на должность начинающего младшего репортера в штате небезызвестной лондонской газеты. Теперь он мог распоряжаться своим временем лишь по ночам. Днем он отдавал все силы газете, где был вынужден долгими часами считывать результаты скачек и прочих спортивных новостей с телеграфной ленты. Служение родной стране начиналось только с шести часов вечера.