Невоспитанный трамвай

Поздно вечером Стрылько позвонил моей жене и сказал по секрету, что я не «у директора на совещании», а у Верочки Целовальниковой дома.

Жена ахнула и дала мне пощечину, хотя я был при ней. Потом успокоилась и сказала:

— Позвони старому лгуну и скажи… — Она подумала секунду. — Скажи — его племянница рожает!

— Но у него нет племянницы!

— Звони!

Я набрал номер. Стрылько долго не подходил, чуя неладное. Потом осторожно спросил:

— Алё?

— У тебя племянница того, — заорал я, как на пожаре, — рожает!

— Какая племянница?! — рявкнул Стрылько. — Рехнулся?

«Узнал!» — понял я и бросил трубку.

— Спокойно! — сказала жена. — Без паники.

Ночью не спалось. Мерещились чьи-то племянницы и выговор с занесением. Среди ночи позвонил Стрылько. Трубку взяла жена.

— Чего ему? — шептал я, отодвигаясь подальше.

— Спрашивает, где рожает…

Жена сунула мне трубку и шепнула:

— Скажи, в Петровске.

— В Петровске! — повторил я и добавил: — Двойню! — и швырнул трубку. Сидел на кухне и слушал сердцебиение. Оно усиливалось час от часу.

Утром Стрылько попросил у директора три дня без содержания и улетел в Петровск.

Не помню, что я делал эти три дня, как выжил. Предместкома собрала по рублю на пеленки. Я дал три рубля. Трошкин сочинил поздравление в стихах и собирал подписи. Я расписался в уголке.

Вернулся Стрылько с отмороженными ушами. Пеленок не взял, стихи порвал. Подал на меня в суд.

Там я с ней и встретился. С «племянницей»! Молоденькая, с ребеночком, даже как будто двумя. Суд признал отцовство Стрылько и определил с него алименты. Меня оправдали.

— Стрылько туда ездил в прошлом году в командировку! — объяснила мне жена. — Я вычислила.

— Если позвонит еще, скажи…

Я выскочил, не дослушав. В Опочинск Стрылько тоже ездил. Я стал считать… В Иваново, Кострому…

«Только бы позвонил! Только бы…» — мне не терпелось.

Но Стрылько больше не звонил.

ЗАЯЦ

Никишин вышел, зевая, из комнаты смеха и купил билет на цепную карусель. Больше в парке ничего не было, если не считать «чертова колеса» — стояло оно без дела, скрипучее и старое, как сухостой в зеленой роще.

— Ты один? — спросила бабка у входа на карусель. — Одного не катаю. Жди!

— Стой! — гаркнула она, едва Никишин сделал шаг назад к кассе. — Не вздумай сбежать. Ты у меня один за цельный день. Так что, милок, пока не обслужу — не отпущу!

Солнце встало в зенит. В парке ни души.

— Жена-то где? — спросила бабка.

— Дома, с детьми.

— Вызови. Пущай тоже катается.

— Как вызвать-то?

— Телефоном!

— Не пойдет, у нее голова и без карусели кружится!

— Если мужа любит, на все пойдет!

Домой Никишин звонил из комнаты директора парка.

— Катюша, хочешь на карусели прокатиться?

— Спасибо! — сказала жена и повесила трубку.

В комнату вошла директор парка и строго поглядела на скучающего Никишина. Он снова набрал номер:

— Выручи, Катя, прокатись на карусели для финплана, иначе меня не отпускают из парка!

— Детей пущай захватит и соседей! — приказала директор.

— Детей приведи и родственников! — сказал Никишин слабым голосом.

— Да что с тобой? — тихо спросила жена и заволновалась.

Ее привезли на «неотложке». Зато комплект на карусель был полный, аншлаг. Бабка запустила агрегат и села считать выручку.

Дети на карусели освоились, соседи пробовали что-то спеть, жена успокоилась, шептала, прижавшись, к Никишину:

— Теперь не станешь без меня в парк ходить?

— Конечно, отдыхать надо только вместе с детьми и соседями!

Жена счастливо улыбалась. В парке стало весело, впервые за сезон. Благодаря Никишину. Даже директор вышла на воздух и помахала отдыхающим рукой.

Вдруг карусель пошла быстрее. Никишин вцепился в перильца, чуть не вылетев.

— Заяц! — металась внизу бабка. — Без билета влез!

Никишин оглянулся: все мелькало и кружилось.

— Соседи норовят за мой счет прокатиться! — прокричал он сердито сквозь свист ветра.

Жена отвернулась:

— Ты ведь их сам пригласил! Скажи спасибо…

— Стой! — крикнул Никишин бабке. — Я больше не могу. Я сойду.

— Пущай сначала заяц сознается, тогда остановлю!

Карусель прибавила оборотов и стала похожа на центрифугу. Директор прокричала в мегафон:

— Вам хорошо, товарищи, вы тут отдыхаете, а мы работаем! Не покладая рук…

Взошла луна. На скамейке целовались влюбленные.

— Милый, кто там летает вокруг луны? — томно шептала она.

— Похоже люди. Везет же! — вздыхал завистливо он. — К утру на Марсе будут. Судя по скорости, второй космической.

Бабка надела боты и повязала платок:

— Катайтесь, голуби, утром приду проведать…

Соседи на лету устраивались спать. Никишин взвыл и прыгнул в темноту. Летел он долго, распластав руки, и ткнулся носом в репейник на цветочной клумбе.

— Бабка, давай посчитаем снова, может, ты ошиблась? — он стоял на четвереньках, не доверяя ногам.

— Давай! — бабка прицепила к носу очки.

На рассвете сосчитали. Сошлось до копейки.

Карусель остановилась.

— Домой не приходи! — сказала жена, держась за сердце. Ее шатало.

Никишин остался с бабкой в парке.

— Хочешь, на «чертовом колесе» покатаю? — спросила она. — Там один уже есть, билет купил вчера, ждет комплекта…

Никишин вздохнул и пошел к «чертову колесу». Отдыхать так отдыхать! Что еще оставалось делать…

СИДОР СИДОРЫЧ И ЕГО СОВЕСТЬ

Однажды к Лосеву, начальнику ремстройконторы, записалась на прием гр-ка Совесть. Ничего особенного — старушка, как все, вела себя скромно, чихала в вышитый платочек.

— Будь здорова, баушка! — прониклась симпатией с первых же минут секретарша Сидора Сидорыча. — Ты чья будешь, откуда?

— Спасибо, деточка! — прошамкала старушка. — Местная я, Сидору Сидорычу родная…

— Неужели? — подхватила радостно Ниночка. — Родная мамаша?

— Не мать, совесть я его!

Ниночка сделала круглые глаза.

— Ждите, гражданка. Когда надо, вас позовут!

— Долго ждать-то?

Ниночка капризно повела плечиком:

— Не знаю. Все ждут.

Совесть сидела час, второй, третий, потом заговорила.

— Давай, давай, бабуся! — поддержали в очереди. — Наводи порядок.

Видимо, они плохо знали Сидора Сидорыча. Принял он Совесть только на третий день.

— Наконец-то! Бабуся, где ты пропадала?

Сидор Сидорыч усадил ее в кресло, дал воды. Очередь заглядывала в кабинет, одобрительно шумела:

— Хорошо, когда человек совесть имеет!

— Нашлась-таки!

— Заговорила!

— В добрый час!

Лосев в глаза старушке заглядывает, сигаретой угощает.

— Я же совесть твоя! А ты мне сигаретку.

— Да, да, — Сидор Сидорыч погасил сигаретку. — Надолго к нам, то есть ко мне?

— Не волнуйся, долго не наживу! Проститься приехала.

— И на том спасибо, — взбодрился Лосев. — Очень рад! Проститься.

Сидор Сидорыч поднес платок к глазам и сделал положенную паузу.

— Все там будем… Не переживайте.

— Тебя переживешь?! Эвон загривок-то… А ведь одногодки мы! Вместе на свет родились, вместе должны бы и умереть!

Сидор Сидорыч испуганно задрожал.

— Нет уж! Сначала ты, а я потом.

— Нельзя. Не может человек на свете жить без совести!

Сидор Сидорыч руками замахал.

— Может, бабушка, да еще как! Мой зам Лоскутов давно сменил свою совесть на персидский ковер.

— Продешевил твой Лоскутов! — Старушка вздохнула: — А сам-то ты, хорош гусь! Что со мной вытворил?

Сидор Сидорыч смутился.

— Я тебя потерял. Со всяким может стать. Закрутишься, на вокзале, в сутолоке…