Линия длиной 15000 метров

— То был розыгрыш, а теперь начинается настоящая борьба с настоящей показухой!

После этого собрания я вернулся к себе в отдел, заперся в своём кабинете, но уже через несколько минут понял, что я ничего не понимаю.

«Наверное, стар стал!» — решил я, порвал заявление на путёвку, достал чистый лист бумаги и стал писать заявление об уходе на пенсию.

ТАЛАНТ!

Когда Василий Евсеевич нёс заявление на отпуск, он очень беспокоился. В отделе горячка. Каждый человек на счету. Могут перенести отпуск на осень. Этого никак нельзя было допустить. И всё-таки природная застенчивость, которая порой принимается людьми за воспитанность, заставила сказать не то:

— Игнатий Иванович, если, конечно, трудно без меня будет, то я бы мог и в другое время…

Игнатий Иванович ничего не ответил и, не глядя, подмахнул заявление. Василию Евсеевичу показалось, что Игнатий Иванович обиделся, поэтому он ещё раз переспросил:

— Это ничего, что я в такое трудное для вас время?

— Ничего, ничего! — успокоил его шеф. — Не волнуйтесь, отдыхайте, без вас справимся.

Вернувшись домой, Василий Евсеевич долго не решался сказать о скором отъезде на юг жене. Могла учинить скандал. Тем более в такое время, когда вот-вот должна подойти очередь на новую кухню. Но говорить надо было. Не уезжать он не мог. И именно в этом месяце. Жена ответила не сразу. Пожала плечами, о чём ей сказал муж, снова пожала плечами и ответила:

— Да ладно, езжай, без тебя справлюсь!

Василию Евсеевичу стало обидно за себя:

— Ты даже не ревнуешь, отпуская меня на юг в такое время?

— Да кому же ты нужен? На себя посмотри! — усмехнулась жена, продолжая слушать погоду в Туркмении.

Об этой фразе, обронённой женой между дождями в Нечерноземье и жарой в Средней Азии, Василий Евсеевич не на шутку задумался, сидя за столиком в вагоне-ресторане и глядя на грустно-закатные пейзажи начинающегося юга. Да, он ничего не добился в этой жизни. Из наград у него был лишь студенческий значок ГТО. Раз в три месяца он получал прибавку к зарплате на десять рублей за выслугу лет на одном месте. Девятый год он стоит в очереди на новую квартиру. А главное, он не умел делать ничего такого, что бы не умели делать другие. А значит, был абсолютно заменим. Польза от него обществу могла быть только в том случае, если б его показывали детям как экспонат и говорили: «Вот таким быть нельзя, дети. Надо учиться сызмальства и развивать в себе хоть какие-нибудь способности». Действительно, жена права. Кому он нужен такой?

И всё-таки нужен! Василий Евсеевич знал это. И знал кому! Это была его приятная тайна, которая появилась у него в прошлом году. И которой не знал никто. Кроме… От воспоминания о тайне глаза его потеплели. Радость разлилась по душе. Вот эта солнечная радость, которая часто охватывала Василия Евсеевича с детства из-за какой-нибудь мелочи, наверно, и не дала ему возможности развиться в жизни. Его друзья не умели радоваться облакам, политым закатным фиолетом, над кипарисами, желающими нанизать их на себя, как на шампур; прибавке к зарплате на десять рублей и купленной на эту прибавку серии марок, погашенной в космосе…

Его друзья никогда не довольствовались настоящим. Их всегда звало будущее. А настоящее радовало лишь в воспоминаниях, когда становилось прошлым. За неумение радоваться настоящему Василию Евсеевичу было жалко своих друзей. Они напоминали ему идущих в высокую гору путников с тяжёлыми рюкзаками собственного положения и которым даже некогда взглянуть на открывающиеся перед ними красоты. И они идут на вершину, где ничего нет, кроме сильно разреженного воздуха и такого сладостно-манящего слова «вершина»!

Василий Евсеевич взглянул в окно и засмеялся. К пальме была привязана корова! Он так резко вскочил от радости из-за столика, что толкнул официантку с бефстрогановом, который вмиг разметался под всеми столиками вагона-ресторана.

— Ой, не волнуйтесь, я сейчас помогу! — засуетился Василий Евсеевич. Но официантка недружелюбно полоснула его взглядом по глазам:

— Ладно тебе… Сама справлюсь… Иди отсюдова!

«А может, и правда все люди на свете могут справиться без меня? — думал остаток дороги Василий Евсеевич, глядя на окончательно погрустневшие заоконно-кипарисные пейзажи, — И может, я зря еду?»

С этими мыслями, похожими на неуверенные мысли влюблённого перед встречей с любимой женщиной после разлуки, Василий Евсеевич вышел на долгожданный пляж.

Осмотрелся. В груди волновалось и билось. Солнце колдовало жарой на зелёной смирной воде. «Погода как раз!» — отметил про себя Василий Евсеевич.

Он не сразу заметил их. Почти в том же составе они сидели на том же месте, что и в прошлом году. Они немного повзрослели. Узнают ли?

Когда дети заметили дядю Васю, они попрыгали на него с разбегу. И он донёс их до воды.

— Дядя Вася! Приехал, как обещал!

Подошли и остальные дети, приехавшие в первый раз. но уже наслышанные о знаменитом и незаменимом дяде Васе.

Василий Евсеевич поднял с берега плоский камешек. Дети притихли и ждали затаив дыхание. Резким движением Василий Евсеевич послал камень в море по полированной поверхности воды. Рука не подпела его! Тридцать две бульки!!!

«Ура!» — закричали дети. И Василий Евсеевич снова почувствовал свою нужность и умение делать то, что не умеет делать больше ни один человек в мире. Он стал учить детей, хотя и понимал, что научиться этому невозможно. Тут должен быть талант!

ВМЕСТО СНОТВОРНОГО

После такого трудового дня засыпать надо только по методу аутогенной тренировки. Никаких снотворных, разрушающих организм… Успокоиться по методу аутогенной тренировки и заснуть. Нет ничего проще. Просто надо всё делать по науке!

Итак… Сначала ложусь на спину! Кровать вдоль меридиана, тело расслаблено, дыхание размеренное, голова пустая! Взгляд остекленевший… Строго вверх… Потолки второй год побелить не можем! Нет, глаза лучше закрыть! Вот так…

Чтобы заснуть, надо отвлечься, чтобы отвлечься, надо представить себя чем-то отвлечённым, необъятным и тёплым… Например, как йоги солнцем!

Я — солнце! Я — солнце! Я — огромный солнечный круг! «Солнечный круг — небо вокруг!» Тихо, спокойно… Не отвлекаться! Я — солнце! Я — огромное горячее солнце! Я излучаю тепло… И поэтому мне совершенно наплевать, что отключили горячую воду… Мои кисти и так уже нагреты, мои ступни горячи, как протуберанцы, моя голова, моя голова… Где моя голова? Вот она, бедненькая! Скоро совсем без волос останется! Нет, нет и ещё раз нет! Больше никогда никаких шампуней! В кипяточке ржаного хлебушка заварил, лукового сока по вкусу добавил, пару яичек туда бросил, крапивы свеженькой накрошил, уксусом залил, ну и чуток нашей пепси-колы капнул, чтобы лучше мылилось… Всё это поперчил, вскипятил и, будь здоров, себе на голову! Отличное средство от волос! Так что солнце я, конечно, солнце, но на закате…

Нет, перед сном о возрасте лучше не думать. Перед сном по методу аутогенной тренировки о чем-нибудь приятном мечтать надо. Например, о том, что нашего начальника за границу не пустили! А то, как по Средиземному морю — так он с женой, как на картошку — так я с отделом.

Нет, так я вообще не засну!

Надо успокоиться… Немедленно успокоиться. По методу аутогенной тренировки! Посчитать! Про себя… Вот так: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Соседка семь рублей второй год не отдаёт! А на два дня занимала! Одолжите, одолжите! Вологодские кружева, видите ли, ей к лицу! В зеркало б на себя посмотрела! Туркменская паранджа тебе к лицу!!!

Тихо, спокойно! У меня всё хорошо! У меня всё хорошо! И никаких неприятностей у меня нет!

А то, что щётки позапрошлой ночью с моего «Москвича» сняли, — это вовсе не неприятность. Так, небольшое огорчение. По сравнению с тех, что прошлой ночью сам «Москвич» увели. И правильно сделали! Давно пора мне «Жигули» покупать. А тот, кто увёл, пускай сам теперь с ними помучается. Так что у меня всё хорошо! Даже квартиру новую вон в каком отличном районе получили. Двадцать лет в очереди стояли и, наконец, получили. Правда, от центра Москвы далековато, зато к пригородам Ленинграда близко. А дом просто замечательный! Панельный! Крупноцелевой! Два лифта: пассажирский и грузовой. Первый этаж. Прачечная за углом. Замечательная прачечная! Месяц назад сдали семь пододеяльников, вчера обратно получили четырнадцать простынёй.