Праздник Святого Йоргена

— Это куры? — злобно проворчал главный секретарь.

— Так точно, ваше преподобие!

— Но ведь они без гребешков.

— Это очень породистые куры, ваше преподобие.

— А они несутся?

— Круглый год, ваше преподобие.

— Значит, это в самом деле куры, — прогнусавил секретарь.

Крестьяне так и покатывались со смеху, и Клаусу пришлось снова и снова повторять свой рассказ.

Коронный вор глубоко вздохнул: опять это вечное зубоскальство над чванливостью господ и простоватостью крестьянина. И так по всей земле. Нет уж, ему куда понятнее жгучая ненависть фанатиков, их страстная вера в возвращение Йоргена, непоколебимая убеждённость в том, что придёт некто великий и святой с пламенным сердцем в груди и бичом в руке и покарает всех этих грабителей и кровососов.

И как жаль, что нет никакого Йоргена, никакого святого и никакого Судного дня! Увы, всё это вздор и суеверие.

На башне святой Катарины пробило двенадцать. Коронный вор стоял на лестнице Скорби и слушал страстные призывы фанатиков. Потом они запели псалом:

Вдруг на лестнице появился какой-то пьяный парень в белой одежде и изрёк замогильным голосом:

— Я святой Йорген! Бэ-э-э!

Взрыв хохота, и сразу же началась драка. Потом все разошлись. Один лишь Микаэль стоял неподвижно, охваченный странным волнением. Какая мысль! Да! Да! Именно так! Он явится к ним в образе святого Йоргена! Наконец-то его осенило! Крик пьяного дурака: «Я святой Йорген», — пронзил Микаэля в самое сердце. Но Микаэль знал, чувствовал всем своим существом, каким должен быть святой Йорген, возвратившийся в родной город: величественный и гордый, сильный и могучий, он придёт, чтобы отомстить за свою поруганную честь, как и сам Микаэль!.. Да будет так!.. Но нет, ничего не выйдет, его план обречён на провал!..

На колокольне святой Катарины пробило час.

Вот переулок Роз, где он родился, где прошло его детство… Переулок спит. Какой он маленький и узкий. Здесь Микаэль бегал и играл ещё ребёнком… Неистово бьётся сердце… Он замедляет шаг. Вот знакомый сад, пламенеющий розами. В домике спят его набожная мать и дед, кроткий старый Коркис. Они считают его мёртвым, горюют о нём, уже давно потеряли надежду на его возвращение. И вот он явится! Дерзнёт сыграть эту самую трудную в своей жизни роль! Мелькает мысль: «Завтра или никогда!» Но ведь это же бред, чистое безумие, плод расстроенного воображения… но как заманчиво, как соблазнительно…

Пробило два.

Коронный вор стоял на Виселичном холме. На виселице болтался полуразложившийся труп какого-то горемыки. На земле валялась его рваная шляпа, и тут же лежали белые кости других горемык, таких же, как и он, пасынков судьбы… Завтра и он умрёт здесь, если его затея провалится. А она, конечно, провалится… Два черепа смотрят друг на друга чёрными пустыми глазницами. Их мягко окутывает ночной мрак. Идут часы — мир и тишина. Больше нет ни ненависти, ни позора, ни страха, ни разбитых надежд.

Великий покой! И великое равнодушие к презрению живых! Никто их больше не обидит, никто не унизит их…

…Нет! И он даже содрогнулся от неодолимого желания осуществить свой безумный замысел… Внезапно в куче костей послышался какой-то шорох. Потом всё стихло. Через минуту шорох повторился. Ах вот оно что! Это копошится большая крыса. Костям хорошо, они спят вечным сном. Крысе приходится хуже, она ещё живая… и ей хочется есть. Каким ничтожным казался Микаэлю весь этот крикливый и жестокий мир по сравнению с царящим здесь покоем, которого не нарушает даже петушиный крик.

Что ж, он попытается. Непременно попытается. Никаких колебаний! Он принял решение, и им сразу овладело холодное спокойствие.

Микаэль посмотрел на гору святого Йоргена и улыбнулся. Эти негодяи в сутанах, живые скелеты, погрязшие в злобе и чванстве, ему не страшны.

Завтра он, как эта крыса, попробует расшевелить их мёртвые кости.

На колокольне святой Катарины пробило три.

Коронный вор стоит в священной роще. Соборная площадь кажется пустынной и мрачной. А вот и сам собор, похожий на театр или огромную сцену, вот священная белая лестница, на ступени которой ещё не ступала нога простого смертного…

— Шутовство!

Перемахнув через ограду, он начинает подниматься по лестнице. Потом останавливается и обращает лицо в ту сторону, где завтра соберётся соборный капитул. Да, отсюда появится святой Йорген. И призовёт весь этот высокородный сброд к ответу, обрушит на них громы и молнии своего гнева.

А вдруг ничего не выйдет?

Он стоит и думает, думает долго, упорно, а в лесу воет ветер. Он видит, как вся роща заполняется волнующимся морем людей. Поверят ли они ему? Или потребуют доказательств? Каких именно? Потребуют чуда? Вестимо, ведь плащ-то чудотворный. Захотят, чтобы он исцелил увечных, калек, больных…

Тут Микаэль вспомнил о Франце и разразился беззвучным смехом; он так смеялся, что слёзы выступили у него на глазах и закололо в боку.

Ну что ж, он сотворит чудо. Много лет его гнали и преследовали враги, но завтра он разыграет перед ними комедию, тряхнёт стариной и покажет своё вдохновенное искусство актёра. Неудача означает смерть, но успех — это отмщение, победа, жизнь…

На колокольне пробило четыре.

Коронный вор медленно идёт по полю. Начинается новый день. Рядами лежат паломники, неподвижные, словно трупы на поле брани, окутанные утренним туманом: паноптикум восковых фигур, огромный паноптикум жизни…

Спите, спите спокойно. Завтра придёт святой Йорген.

2

В священную рощу

Уж скоро вечер.

В третий раз зазвонили в роще колокола, и со всех концов города устремляются к собору толпы паломников. Невероятная толчея в день выноса плаща — одна из главных достопримечательностей праздника святого Йоргена. Сплошное море голов. Бесконечным потоком движутся паломники по улицам города туда, где зеленеет священная роща, где высится собор. У всех радостное, приподнятое настроение, на лицах — умиление и блаженство. Скептики и насмешники тоже захвачены этим неодолимым потоком. Богомольцы сияют от удовольствия, как дети.

И каждый думает: «Вот это толпа! Как нас много! Слава Йоргену, это что-нибудь да значит!»

А в дверях лавок и кабаков стоят преуспевающие их владельцы и деловито, по-хозяйски осматривают толпу, как пастух осматривает барана, которого собирается стричь.

— Ну и нахальный вид у этого малого! — сердито говорят паломники, глядя то на одного, то на другого кабатчика, не понимая, как эти безбожники могут не проникнуться общим восторгом. Но, обозрев толпу и убедившись, что народу и без кабатчиков много, набожные богомольцы снова обретают душевное спокойствие и бормочут себе под нос: «Уж если кто и останется в дураках, то, конечно, не мы. Нас больше, нам веселее, а значит, мы избрали истинный путь». Они гордо поджимают губы и с сожалением смотрят на бедняг, кои не хотят приобщиться к божьей благодати.

Перед выносом плаща

У входа в рощу невероятная давка. И хотя шуметь в роще строжайше запрещается, всё же кругом стоит страшный шум. Если вам удаётся втиснуться в толпу паломников, этот многоголосый шёпот производит очень странное впечатление.