Моя сто девяностая школа (рассказы)

Вот каково значение стенной печати!

МУЖСКОЙ РАЗГОВОР

Мои родители сдавали одну комнату в нашей квартире. По странному стечению обстоятельств жильцом этой комнаты стал бывший ученик нашей школы Шура Романовский - довольно высокий, плотный молодой человек с широким, открытым лицом, русыми волосами, светлыми большими глазами и тихим, но густым голосом.

Не скажу, что он был красив, но у девушек было другое мнение, и они липли к нему, как мухи на мед.

Так, по крайней мере, казалось мне. А я ох какой наблюдательный.

Я был еще в предпоследнем классе, мне было 15 лет, а он окончил школу в 1924 году и уже был студентом.

Ко мне он относился по-дружески и часто помогал мне по математике и по физике.

Я относился к нему с уважением, как к старшему товарищу, и очень любил его. Но он был очень занятый человек: то он готовился к экзаменам в институте, то читал какую-то литературу, то ходил в театр, то еще что-нибудь. И по-настоящему посидеть с ним, поговорить почти не представлялось возможным.

Моя мама тоже его любила и всегда приглашала попить с нами чай, поужинать.

Если у него было время, он охотно соглашался, и я тогда был счастлив, что он с нами.

Но он много разговаривал с мамой и с отцом, и я опять оставался один. Но все это так... Главное впереди.

А главное - это была Люба. Тоже ученица нашей школы. Она была на класс старше меня. Люба была очень красива. Лично я вообще считал ее красавицей.

У нее была чудесная фигура, замечательное лицо, которое украшали лучистые глаза, и Люба представала вся в их свете. У нее были волнующие (да, да, именно волнующие!) губы и какой-то зовущий, чуть хрипловатый, загадочный голос. Наверно, ей очень нравился Шура, потому что она часто заходила к нему, и тогда он никуда не спешил, никуда не уходил и мог сидеть дома до поздней ночи, а потом шел провожать ее домой на Карповку.

Откуда я знаю, что на Карповку? Потому что я проследил их. Я шел за цими. Я ревновал.

Я ревновал и Любу к Шуре, и Шуру к Любе. Я точно еще не знал, кто мне дороже. Люба мне очень нравилась, и я завидовал Шуре, что он разговаривает с ней, гуляет, ходит с ней в кино и в театр и стоит ночью у ворот ее дома. Я завидовал ему, что он уже взрослый и никто не делает ему замечаний, что он поздно возвращается домой. И я завидовал Любе, что она пользуется Шуриным вниманием, что он с ней совсем не такой, как со мною, что он бросается к дверям, когда она стучит к нему в комнату.

И еще меня страшно волновало, когда она входила к нему и я из коридора слышал, как он запирает дверь.

У меня, наверно, не было никакого самолюбия, потому что, когда раздавался щелчок поворачивающегося ключа, я бежал к Шуриной двери и стучался.

- Кто там? - спрашивал Шура.

- Это я, Володя. Вы не можете помочь мне решить один маленький пример?

- Завтра, - отвечал Шура. - Сейчас я занят.

Я уходил как в воду опущенный.

Но через полчаса я стучался к нему второй раз.

- Кто там?

- Это опять я. Как точно объяснить, что такое диффузия?

- Это взаимное проникновение друг в друга приведенных в соприкосновение разнородных тел.

- А осмос?

- А про осмос завтра. Я занят, - отвечал он.

Еще через полчаса я наглел и стучался опять.

- У нас что-то с часами, скажите, который час?

- Без двадцати одиннадцать. Уже поздно. Ложись спать.

И я шел в свою комнату и думал, какой я несчастный и как мне не везет в жизни.

Люба заходила к нему, наверно, два-три раза в неделю, и я всегда стучал в дверь и задавал вопросы.

Это начало выводить Шуру из себя. Однажды он вскипел, открыл дверь и нервно сказал:

- Идем к тебе!

Он вошел в мою комнату и закрыл дверь.

- Садись, - сказал он. - Давай поговорим как мужчина с мужчиной. У меня роман, - сказал он серьезно. - Я люблю Любу. Ты, наверно, читал, что это бывает. Так вот, это есть. Я ее люблю. И мне хочется побыть с ней вдвоем, без посторонних свидетелей. Понимаешь? А ты стучишься в дверь, задаешь тысячу вопросов и не даешь нам поговорить. Понимаешь? Неужели ты не можешь спросить у меня все, что тебе нужно, в другое время?

Я молчал. Наверно, покраснел. Между прочим, Шура тоже покраснел.

- Но я же не мешаю тебе ее любить? - сказал я, перейдя почему-то на "ты".

- Мешаешь, - сказал Шура. - Ну как мне еще тебе объяснить?

- Не надо объяснять, - сказал я. - Я не маленький. Больше я не буду стучать.

Я подавил в себе чувство обиды и перестал стучаться. Люба вышла замуж за другого окончившего нашу школу; Шура окончил институт и уехал в другой город.

Но я до сих пор помню этот нервный разговор в моей комнате и очень ценю его: это был, пожалуй, первый в моей жизни мужской разговор со мной.

ТЕХНИКА - НА СЛУЖБУ НАУКЕ!

На письменную работу по математике Леня Селиванов явился с завязанными зубами. Широкий платок закрывал его челюсть, правую щеку и ухо.

- Что ты так обвязался? - спросил его Александр Дмитриевич.

- Очень болит зуб, - ответил Леня. - Но я не хотел пропускать письменную.

- Молодец, - сказал Александр Дмитриевич. - Ценю. - И стал писать на доске задачу.

Когда он ее записал, он кинул взгляд на стеклянную дверь класса и увидел за дверью Мишку Гохштейна из параллельного класса. Гохштейн смотрел сквозь стекло и что-то записывал. А записав, быстро удрал.

Селиванов не отличался большими способностями по математике, но он погрузился в работу, быстро писал и первым решил задачу.

- Александр Дмитриевич, у меня готово, - сказал он. И подал преподавателю аккуратно исписанный листок.

Александр Дмитриевич проверил и сказал:

- Ну молодец. Ты решил ее просто молниеносно.

Ничего не могу сказать. Отлично! Я от тебя этого не ожидал.

- От меня еще и не того ожидать можно, - сказал скромно Селиванов.

Когда урок окончился, мы все кинулись к Селиванову.

- Как это ты, Ленька, ухитрился так быстро и, главное, правильно решить задачу?

- Техника, - сказал Селиванов и снял повязку.

Под повязкой у него был телефон. От этого телефона шел провод, который незаметно протянулся по полу вдоль стены, дальше уходил в дверь и шел в физический кабинет. В физическом кабинете сидел дежурный по кабинету Миша Гохштейн, списавший с доски через стекло двери задачу и диктовавший решение в микрофон. Когда Селиванов закончил писать под диктовку решение, он отцепил провод от мембраны, а Гохштейн вытащил его из класса.