Пуховый птенец пингвина

— Оружие брать свое или предоставляет правление? — раздается непраздный и панихидный вопрос.

Три месяца полуночных бдений выдерживают многострадальные пайщики, а тем временем строители выкручивают руки правлению: подпишите акт о приемке дома.

В эти дни председателям ЖСК звонят невероятных калибров люди, невероятная приходит им почта.

— Алло! — раздается звонок. — Не товарищ ли это Птитёв из ЖСК «Корунд»? Говорит антарктический летчик Ценципер. Могу подарить вам пару пуховых птенцов из породы пингвины Адели.

— А я подписываю акт о приемке дома?

— Так точно!

— Ценципер! — говорит сатанеющий председатель. — Становитесь тропическим летчиком. Обещаю подпись за двух бородавочников.

И только забудется человек, углубится в вечернюю прессу, скажет жене:

— Лидия, вот интересно: 1/189 оборота ротора нового генератора достаточно, чтобы выработать электроэнергии в количестве, достаточном для приготовления семисот двадцати восьми новогодних индеек в электроплите типа «Томь», — как выпадает из газеты письмо, в котором написано обгорелыми спичками: «Председатель! Подпиши акт приемки, не то будет секир-башка. Строители брат и сестра».

Да, стояли еще председатели против угроз и увещеваний, а зачем? Ведь без Товстоляка из «Астры» был подписан акт, и в архитектурном контроле — чудо! — не было этого списка. (Беда ли, что в доме нет никакой вентиляции? Акт показывает, что есть и страшно отсасывает.) И уцепили строители изрядную премию вместо начетов и штрафов.

А теперь, как мы замечаем по перелинявшим домашним животным, скоро снова зима. И как в «Астре» прошлой зимой, как в «Корунде» говорят председатели пайщикам:

— Мы сломлены, граждане. Мы подписали приемку дома. Здесь из окон свистит, не работают лифты, в восьми квартирах под дождями, хлеставшими в разбитые окна, горбом вздулся паркет. В доме нет горячей и холодной воды. Нет подводки телефонного кабеля к дому и разброски по дому провода. Но вселяйтесь, товарищи! Призываем вас вселяться без ордеров во все этажи! Целый месяц выписывают ордера в исполкоме. За этот месяц дом разграбят дотла. Нет воды? Можете в чайнике растопить овражного снега. Не работают сливные бачки? Так опять же в овраг! Все кооперативы, друзья, проходили через горнило оврага и, заметьте, никто не умер. С новосельем, друзья! А если придет милиция — на каком основании вы тут проживаете? — рыдания всех членов семьи объяснят патрулю лучше всякого ордера, что семья законна в квартире.

Так начинаются жития пайщика, и еще много лет будет он приводить квартиру в порядок. Хотя, с точки зрения английской пословицы, гласящей: «Когда дом построен — человек умирает», — это и хорошо. Многая лета жизни строитель гарантировал пайщику.

И жизнь более-менее развивается.

Возмущает же в этой жизни теперь только одно: метод продажи в рассрочку цветных телевизоров. Вот членство в ЖСК — та же покупка в рассрочку, а что мы здесь видели? Тогда почему же, в свете такого членства и отношения к деньгам граждан, телевизоры продаются возмутительно готовыми к употреблению? Это недопустимо и вредно. Надо цветной телевизор продавать с половины конвейера, а в случае претензий давить на владельца:

— Ты чего? Геть отсюда! Контрастность тебе мы наладили, линейность по вертикали — терпимая, а цвета дошлем по отдельности.

Вся правда о Чешуёве

Что вам сказать о Виталии Чешуёве и горьком обороте в судьбе его? Совсем недавно еще подъезжал к своему дому Виталий на личном автомобиле бананово-лимонного цвета, сын его, Николай, ученик второго класса школы с сингапурским уклоном, открывал багажник и с веселым лицом тащил в дом авоську, где честно просматривались консервы «Дельфин в томате» и украинский хлеб поляница; жена Чешуёва, по имени Зоя, по профессии массажистка, тоже вылезала из задней дверцы с веселым лицом, и собака их — ризеншнауцер с кличкой Анонс (а как правило, это злобные донельзя собаки) — выпрыгивала с улыбкой на клыках, и сам глава семьи Чешуёв, вылезая из автомобиля, имел вид искренней души нараспашку, труженика и полноправного члена общества, годного избирать и даже быть избранным.

Славная это была семья. И проживающий в третьем подъезде кооператива «Квартет» мастер художественной фотографии Автандил Подошьянц давно затевал снять на цветной шосткинской пленке вылезание семьи Чешуёвых из автомобиля, чтобы затем дать это фото целиковой обложкой в популярном журнале как восславление прочной семьи. Но все как-то вытеснял Чешуёвых с обложки то «Великий капрон», то «Большой аммиак», то турбинная лопатка адских размеров и блеска — а теперь уже все, не подловить счастливый момент фотографу Подошьянцу. Огорчительные произошли изменения, и вот останавливается перед кооперативом «Квартет» автомобиль бананово-лимонного цвета, и второклассник с сингапурским уклоном Николай Чешуёв вылезает, держа в руках непроницаемую для взглядов сумку вместо честной авоськи, и ризеншнауцер Анонс, распоясав звериные инстинкты, выпрыгивает, вздыбив шерсть и рыча, и жена Чешуёва, Зоя-массажистка, имеет ледяное выражение глаз, и сам бывший добряк Чешуёв нервно и злобно кривит губу. И никак не рассыпанным строем, а монолитом, сформировавшись в железный кулак, идет к подъезду семья Чешуёвых, и у входа сидят в шезлонгах стодвадцатирублевые пенсионеры, а лифтерша Степанида на лавочке.

И когда подходят Чешуёвы к подъезду, лифтерша Степанида, повышающая свой умственный уровень, чтобы сдать на высшую категорию вплоть до диспетчера по лифтам и техника-смотрителя, поднимает голову от пособия, разъясняющего, чем отличается флаг от знамени, и говорит сладким голосом:

— Здравствуйте, добрый день вам, пайщики Чешуёвы!

— Здравствуйте, вот и вы! — говорят также с широкой улыбкой пенсионеры.

В ответ на что Анонс, ризеншнауцер, производит зубами звук, будто в тюрьме задвинули щеколду на двери, сингапурский Николай, пользуясь неокреплостью детских шейных хрящей, отворачивает голову от престарелых аж на сто тридцать градусов, как сова, а взрослые Чешуёвы воротят нос на девяносто семь градусов, что представляет большой интерес для медицинской науки, потому что свыше девяноста градусов голова взрослых мужчин и женщин в общем и целом не отворачивается.

— Набычились, — сказала лифтерша Степанида, когда лифт пошел на девятый этаж.

— Узнали, почем в сотне гребешки, — сказали в шезлонгах. — Мы их вывели на чистую воду.

— Их мало на чистую, — сказал пенсионер Авдюков. — Вот я на дистиллированную воду их выведу.

Были, были тяжкие времена. В коммунальной квартире, на шестом, как говорится, звонке, проживала недавно семья симпатичнейших Чешуёвых. В старое время размещался тут «Крестьянский земельный банк». В главном сейфе «Крестьянского банка», в четырех стальных стенах, и жила семья Чешуёвых. Тридцать семь баллонов газа ацетилена, не говоря уж о кислороде, истратили автогенщики, чтобы прорезать в сейфе окно. Прорезали большими трудами, а куда, опять же, выходило это окно? На брандмауэрную, впритык, стену соседнего дома, как раз на границе света и тени, где в зоне света грелся серый паук-косиножка.

— Виталий, — говорила Чешуёву жена его, Зоя. — Нехорошо, если Чешуёв-младший дорастет до того, чтобы глянуть в окно, и для него весь мир за окном будет представлен пауком-косиножкой. Сходи и похлопочи.

А Виталий, чтобы вы знали, имел надомную специальность переписчика нот «Музсоюза». Он отодвинул пятистрочные ватманские листы оперы «Сельская честь», закупорил пробочкой тушь, вытер перо «рондо» и пошел хлопотать.

— Нехорошо, — сказал он (где надо), — чтобы ребенок видел в окно одного паука-косиножку.

— Чего уж хорошего, — солидаризировались с ним (где надо).

И вызвали кнопкой в столе нижестоящую служащую, сказав ей:

— Ознакомьте товарища с перспективами.