Телеграмма из Москвы (СИ)

Во сне хмельному Ореху, как каждому пьяному человеку, стала снится разная чепуха: приснилась баба Маланья -- жена его венчанная. Она сквернословила и совала ему под самый нос фиги. Ее сменила татарская княжна удивительной красоты и вся в золотом убрании. Она подмигнула Ореху черным глазом и спросила, не желает ли он стать татарином. Услышав в ответ, что Орех желает только еще хоть немного горилки, татарская княжна станцевала грустный танец, жестами и сложной мимикой показывая, что чего-чего, а вот этого, мол-де, нет, и сгинула, улетучилась с винными парами из буйной головушки казацкой.

И, наконец, Ореху приснился пышный град. Местность как будто та же, где он выловил флягу, но кругом огромные дома с резными петушками на ставнях, белоголовые церкви и, конечно, соответствующий граду размером -- острог, или как его называли нынешние орешане -- "тюряга".

Проснувшись, казак Орех повернулся на живот и, пощипывая ртом на похмелье душистую травку, стал соображать, что это за величественный град мерещился ему и не есть ли это предзнаменование чего-то такого-этакого... до чего по лени своей Орех не мог додуматься, а сразу же соорудил шалаш и стал ловить рыбу, собирать кедровые орехи и конкурировать с местными медведями по обдиранию осиных гнезд. Потом он поймал на аркан несколько диких инородцев, перекрестил их в веру христианскую, заставил построить срубы, -- вначале для себя с резными петушками, а потом для них -- без всяких петушков. И, наконец, когда был выстроен острог, Орех объявил себя князем, обложил всех великой данью и жизнь пошла, как по маслу. Селение же было названо жителями из чисто подхалимских побуждений "Орешники", что, впрочем, не уменьшило, как на то надеялись жители, а лишь увеличило дань князю Ореху, который мало заботился об увековечении своего имени, а больше интересовался тем, что было необходимо ему сейчас.

3. До революции в Орешниках было 420 дворов и две церкви. Население составляло 1610 душ. В Орешниках было около 800 лошадей, 1367 коров (телята, свиньи, овцы и прочее не в счет). Кроме этого в Орешниках томилось 26 жертв кровавого царизма -- политических ссыльных. Узнать политических ссыльных можно было легко, потому что они, в отличие от местных жителей, ходили в добротном городском платье, носили черные шляпы, пенсне, не стригли бороды и постоянно таскали подмышками политическую литературу. При встрече с ними коренные орешане снимали шапки и кланялись: "Здравствуй, барин". А жертвы царизма отечески хлопали их по плечу и обещали поскорее освободить от цепей рабства.

-- Ужо мы вас ослобоним из неволюшки, -- говорили они, подражая народному языку.

-- Благодарствуем, -- отвечали орешане и шли домой выжидать, когда оковы падут и у каждого будет по десять коров вместо трех.

4. Когда цепи рабства пали, был построен социализм и страна, со всех тормашек сорвалась, понеслась к коммунизму, в Орешниках стало 262 двора, 184 индивидуальных коровы -- животных опрятных и уважаемых, 86 коров -- грязных, забитых и с печальными глазами в колхозе "Знамя победы", 32 коровы таких же отверженных в колхозе "Изобилие", и соответственно уменьшенное количество телят, свиней и овец. Население Орешников составляло 1261 человек и более полуторы тысячи заключенных в районной тюрьме.

5. Как видно из предыдущего пункта, социализм в Орешниках из мечты превратился в действительность. Твердыни социализма в Орешниках представляли собой два вышеупомянутых колхоза, а трудовой энтузиазм нового общества вызывался самим существованием величественного здания районной тюрьмы -единственной постройки, воздвигнутой при советской власти на месте старого острога.

Был в Орешниках еще и третий колхоз -- "Красные сети", рыболовецкого направления, но после двухлетнего существования его расформировали. История этого колхоза весьма поучительна и подготавливает читателя к правильному пониманию последующих глав, -- поэтому автор разрешит себе на ней остановиться.

В конце тридцатых годов областное начальство установило, что рыбные богатства Орешниковского района преступно не используются в то время, как страна нуждается в рыбе. Хотя Орешниковский район с начала организации области был включен в ее состав и областные тузы, посещая район, не один час просиживали с удочкой и хвалили чудную ловлю, -- отвечать за неиспользование рыбных богатств пришлось Хлебникову -- секретарю райкома. Его, голубя сизого, арестовали и растворился он в пространстве, как видение татарской княжны из головы казака Ореха.

Новоприбывший секретарь райкома Шишиберидзе был из грузин, носил кубанку из серого барашка, под которой бушевала только энергия, а ума было в ней ровно столько, сколько имели владельцы шкурок, из которых была сделана красивая шапка его. Шишиберидзе бурно взялся за организацию рыболовецкого колхоза. В одно мгновение он его организовал, назвал "Красные сети" и станцевал лезгинку после первого общего собрания колхозников.

-- Асса!.. Асса!.. -- кричал он, выбрасывая лихие коленца кривыми ногами в мягких кавказских сапожках, плавно поводя руками, скаля белые зубы из под черных усов и тараща глаза. Танец, полный восточного темперамента, очень понравился медведеподобным орешниковским рыбакам. Но когда сразу после танца Шишиберидзе приказал: -- Лови ему! -- подразумевая под этим начало весенней путины, рыбакам это не понравилось.

-- А как с бочками? А как с солью? -- спрашивали они.

-- Область пришлет все! Приказываю: лови ему! -- Шишиберидзе сделал зверские глаза и картинно положил руку на то место, где кавказскому человеку положено иметь эфес кинжала. Колхозники-рыболовы почесали затылки и, кряхтя, полезли без порток в одних только длинных рубахах в холодную воду забрасывать сети. Улов удался на славу. На берегу в вырытой большой яме, блестя чешуей, шевелилась живая плотная масса рыбы. На второй день, когда рыба уже перестала шевелиться и засыпали новую яму свежим уловом, Шишиберидзе, охрипший, с воспаленными глазами, сидел в райкоме и через каждый час звонил в область.

-- Ты слышишь? Если не пришлешь соль, мы в Москву звонить будем!..

На третий день, когда из первой ямы понесло отвратным запахом трухлятины, а третью яму засыпали рыбой, Шишиберидзе с диким гиком промчался на пролетке в конец деревни и, начиная с крайней избы, стал поголовно реквизировать соль. Обобрав все Орешники до последней щепотки соли, Шишиберидзе, гордо стоя на пролетке, выехал на берег и, со словами: "Нэт таких крепост, чтоб ему большевики не взяли!" -- самолично вывернул всю соль из пролетки в первую яму и на глазах остолбеневших рыбаков проворно перемешал лопатой тухлую рыбу с солью.

-- Лови ему дальше! -- приказал он и укатил восвояси. Когда уже засыпали седьмую яму рыбой, а первые пять так воняли, что на деревне даже собак начало тошнить, на берег пулей выбежал Шишиберидзе. Растопырив руки и как бы заграждая ими доступ к реке, он дико завопил:

-- Нэ трогай ему!!! -- Бросив свою барашковую шапку оземь, он стал топтать ее так же страстно, как семь дней назад танцевал лезгинку.

Путина была приостановлена до получения из области бочек и соли. Вначале Шишиберидзе звонил в область ежечасно, потом стал звонить ежедневно и постепенно съехал на еженедельное позванивание, а к концу лета и вовсе перестал звонить. В начале зимы его арестовали и за злостный срыв плана рыбопоставки осудили на десять лет.

Вместо Шишиберидзе в район был назначен секретарь райкома Гупаленко, Хведор Исидорович, герой Гражданской войны и взятия Очакова и Перекопа. Как каждый украинец, Гупаленко был неторопливый и хитрый.

-- Ось, -- говорил он на собрании колхоза "Красные сети", -- ворог народив Шишиберидзе зирвав рыбопоставку, а мы пидиймемо цю штуку на довжну высоту. Ловить, хлопци, велыку и маленьку. Для социализма все пиде!..

И с весны "хлопци" стали ловить "и велыку и маленьку"; улов был, надо сказать, замечательный. Но область, щедрая до посылок такого товара, как руководящие работники, -- соли и бочек не присылала. Тонны и тонны рыбы гнили на берегу, а Гупаленко спокойно говорил: